Продолжаем выборочный перевод глав из книги Теодора Фридгута "Юзовка и революция". Сегодня — анализ ситуации, наблюдавшейся в нашем городе во время оккупации Украины немцами и австрийцами в 1918 году. Жизнь была еще та, хотя по сравнению с "до" и "после", в ней были элементы изрядного порядка. Как обычно, я сделал попытку оживить текст своим заголовком и подзаголовками. Итак…

 

Немецкие войска, вошедшие на территорию Юзовки в последние дни апреля 1918,  овладели мертвым городом. Шахтеры убежали в свои деревни; завод  не работал. Совет, дума и активисты революционных партий ушли в более безопасные  места. Подобная ситуация наблюдалась во всем Донбассе. После того, как немецкие войска завершили свое завоевание и установили правительство гетмана Скоропадского в качестве главной власти Донбасса, во всем регионе работали только две домны, а 10 тысяч работников металлургии, которые все-таки остались (что составляло меньше десятой части полного состава отрасли) производили ничтожное количество металла.
 
Что хотели оккупанты?

К середине 1918 Донбасс вырабатывал только 10 процентов чугуна от того, что производил в середине 1916. Поставки железной руды из Кривого Рога составляли 5.23 миллионов пудов  в январе 1918, но снизились всего лишь до  1 000 пудов (одна загрузка) в апреле 1918. Но оккупация Центральных Держав не планировалась как акция с долгосрочной экономической перспективой. Это была скорее возможность, предоставленная завоеванием.

За семь месяцев, в течение которых немцы свободно управляли Украиной и Донбассом в частности, они предположительно вывезли 32 488 вагона еды и 4 567 вагона  промышленного сырья из региона. К июлю 1918 они брали 2.44 миллиона пуда железной руды с Кривого Рога ежемесячно. В то время как еда и сырье отгружались  на юг и на запад, население двигалось в противоположном направлении. Как это обычно случалось с Донбассом, природные или политические бедствия подстегивали миграцию. Так или иначе, значительная часть населения осталась. Более того,  оставались угольные  шахты и сталелитейные заводы, которые были главной причиной немецкой оккупации на Донбассе. Людям необходимо было работать и есть, для этого требовалось возобновить работу шахт и заводов.

Положение рабочих: жить стало хуже, жить стало тяжелей

Несмотря на то, что решение о закрытии завода было принято, когда город находился еще под властью России, в Юзовке уведомление об увольнении, опубликованное 1 мая,   указывало рабочим на то, что они уволены за «нахождение на службе у Совета Народных Комиссаров». Промышленники не были склонны прощать или забывать, когда дело касалось политики. Все же, относительная стабильность, которую принесла оккупация, сыграла свою роль. Были приняты все необходимые усилия, чтобы возобновить работу завода. Это было непросто, так как, несмотря на наличие якобы сильной политической власти, не были решены самые главные экономические и организационные проблемы. Они еще более усложнялись наличием того, что русские рабочие Юзовки называли незаконным режимом, поддерживаемым иностранными завоевателями. Немцы издали декрет о непосредственном управлении шахт Австрийским военным командованием, при этом как промышленники, так и рабочие напрямую подчинялись приказам австрийцев. Рабочие не хотели отдавать немцам металл и уголь, поэтому ударялись в бега. В то же время, большая часть действующего гражданского управления и полиции перешла в руки украинского правительства, возглавляемого гетманом Скоропадским. Доклад профсоюзного деятеля из Кривого Рога характеризовал  Варту (полицию Скоропадского) как  состоящую из офицеров, бывших полицейских и всех изгоев общества. В Юзовке эта власть была не более популярна, чем оккупационный режим Центральных Держав, хотя некоторые гражданские организации работали и некоторые аспекты свободной жизни поддерживались.

Однако существовали жестокие экономические проблемы, которые тревожили рабочих. Принимая рабочих заново, заводское управление отказывалось выплатить зарплату за три месяца простоя, утверждая, что долг образовался в то время, когда компания была национализирована режимом большевиков. Управление Новороссийского общества придерживалось этого принципа даже в частных случаях. Иван  Быкаборов , который работал на заводе в марте и апреле 1918, оказался смещенным с должности в августе 1919  и в связи с этим подал прошение управлению Новороссийского общества — выплатить ему зарплату, которую ему задолжали за этот период. Петицию отклонили, утверждая, что управление не берет на себя никакую ответственность за долги, относящиеся к периоду большевистской власти. Это не было личной прихотью Свицына, такой же политики придерживались все промышленники Донбасса во время немецкой и белогвардейской оккупаций.
     
Рабочие, однако, проявляли мало желания терпеть такие хитрости, считая Свицына и Ревильона ответственным за принципы, принятые в свое время соглашением о зарплате, и согласованные тогда с рабочими. Профсоюзы шахтеров и металлургов  обвинялись в организации забастовки и избрании стачечного комитета. Совет Юзовки собрался на специальное пленарное заседание, чтобы обсудить задержку зарплаты рабочим. Однако австрийский гарнизон разогнал заседание, а на заводе были установлены пулеметы. Когда забастовка в электроремонтной мастерской послужила причиной остановки работы в шахтах, появился приказ коменданта, объявлявшего, что все попытки подстрекательства к прекращению работ будут караться немедленным расстрелом. Власти не только запрещали бастовать или подстрекать к забастовкам других, но также сурово карали за любое повреждение станков и даже за обычную неявка на рабочее место. Несмотря на это, волнение среди рабочих продолжало расти.

Запрет забастовок был частью профилактической кампании оккупационных властей, направленной на умиротворение населения. Когда  в деревне недалеко от Юзовки была обнаружена листовка с призывом «Смерть буржуазии и немцам!», командование опубликовало предупреждение, что революционные агитации наказуемы смертью, агитаторов следует передавать властям, а в случаях невыполнения этих приказов, деревня-нарушитель будет разрушена до основания. Этот случай обнажил межпартийные противоречия по поводу тактики, выработанной до оккупации. Крестьяне района Гришино поддерживали бастующих шахтеров Гришино в июле. Письмо-благодарность было отправлено одному из крестьян, предположительно из районного комитета  Горнотруда (союз шахтеров), и завершалось оно зажигательным слоганом. Его передали немецким властям, которые, в свою очередь, немедленно арестовали подписавшихся и угрожали им смертной казнью через повешение. Региональный комитет, контролируемый меньшевиками, объявил письмо провокацией и фальшивкой, так как «оно противоречило сущности профсоюзного движения, которое не терпело насилия против любого класса или нации». Комитет поспешил призвать все местные и районные комитеты не становиться жертвой любых «сознательных или непреднамеренных провокаций».

Меньшевики – вне политики, но при деле

Меньшевики продолжили свою линию профсоюзной деятельности в рамках любого существующего закона и государства. Большевики и анархисты Донбасса  выступали  за классовую войну  и революционную войну, невзирая на последствия. На шахтах Кадиевки и Максимовки личности из боевых групп рабочих убили двоих представителей технического персонала, после чего все остальные члены технического и административного состава покинули шахты, угрожая их закрытием, что означало безработицу для шахтеров. Несомненно, это была попытка «революционной войны» против тех, кто сотрудничал с оккупантами.

Меньшевики стремились поддерживать свои организации и некоторые элементы экономической жизни для их членов, что приводило к системе сложных и зачастую противоречивых отношений с правительством, оккупационными властями и промышленниками с одной стороны, и со своими соратниками, а также с более радикальными социалистами и  анархистами — с другой. В регионах, контролируемых большевиками, это приводило к попыткам Советов и военных революционных комитетов (где большевики имели более значительное влияние) подавить профсоюзы. К концу 1918, Горнотруд попытался уточнить свою позицию, и особенно свои отношения с Советами, в циркуляре, который был отправлен всем районным  комитетам: 
   
«Советы рабочих депутатов — это исключительно политическая организация рабочего класса, которая ведет борьбу за власть или за влияние над режимом. Они обучают рабочий класс политическим вопросам, но они не направляют борьбу против капитала. Для последнего у них нет в распоряжении ни времени, ни ресурсов, ни опыта, ни рабочей силы. Борьба за улучшение экономического положения пролетариата и отвоевание позиций у капитала может быть осуществлена только профсоюзами, объединяющими рабочих по профессиям или по промышленной отрасли и хорошо знакомыми с ситуацией в любой отрасли промышленного производства».

Такое разделение экономики и политики с трудом понимали в революционной России 1918 и 1919 годов.

Точка зрения профсоюзов отражена в срочной телеграмме, отправленной областным Бюро профсоюза работников угольной и металлургической промышленности Донбасса в Министерство Труда и во Всеукраинский совет профсоюзов, где опротестовываются  позиции руководства Новороссийского общества в рассмотрении вопроса зарплаты, выплаченной с опозданием.

«С огромным трудом мы предотвратили спонтанную неорганизованную реакцию рабочих, уповая на то, что правительство примет срочные решительные меры против нарушения соглашения. Такое наблюдается по всему Донбассу. Заводам угрожает прекращение работ, шахтам — разрушение, если действия промышленников останутся безнаказанными, побуждая рабочих к спонтанным действиям».  Первая Всеукраинская конференция профсоюзов собралась в Киеве в мае 1918; разрешение было предоставлено новым правительством Скоропадского. Меньшевики преобладали со 184 делегатами, у еврейского Бунда было 83, беспартийных делегатов — 66, эсеров и их сторонников- 40. Радикальные левые были представлены 45 коммунистами и их сторонниками, 19 левыми эсерами и 11 анархистами. Еще 92 делегата представляли украинских социал-демократов (19), социалистическую еврейскую рабочую партию (34), Поалей Цион (15) и других (24).  Хотя Украинский совет профсоюзов отозвался на это приглашение, как и на многие другие, его споры с правительством приводили к аресту  членов совета  властями.

Как реагировали Скоропадский и промышленники

Репрессии против совета профсоюзов не были неожиданностью. Немного ранее, руководство профсоюзов оценило ситуацию и выразило удивление по тому поводу, что никаких ожидаемых репрессий со стороны немецких властей не наблюдается. Профсоюзы находились в нестабильном положении. Настроения страха и неуверенности поселились в рядах вновь сформированных организаций рабочих Донбасса. Количество членов одной из них, «Металлиста», возросло до 18 тысяч в ноябре 1917, но уменьшилось  до двух тысяч к середине 1918. В Екатеринославе только 87 человек из 2 тысяч оставались преданными союзу. В сентябре, Горнотруд разослал анкеты на все шахты. По результатам опроса выяснилось, что только на двух из 310 ответивших антрацитных шахт были действующие профсоюзные организации. Из 55 битумных ответивших шахт, включая все крупные шахты Донбасса, только в 25 действовали профсоюзы. Немецкая оккупация, однако, оказалась передышкой «закона и порядка» по сравнению с жестоким беспорядком, характеризующим Донбасс в эти годы.

У правительства был личный интерес к поощрению социальных организаций. Будучи ставленником зарубежных оккупантов, оно находилось в противоречивом положении и пыталось снискать легитимность путем доброжелательного отношения к движениям во многих сферах общественной жизни. Профсоюзы, аффилированные с большевистским правительством, также продолжали действовать, предвидя разрушение заводов и неизбежный в связи с этим рост безработицы. Доклад  из Украины в Москву обрисовывал проблему в общих чертах. «В связи с неорганизованным состоянием власти в Украине и отсутствием до сих пор какого-либо плана по борьбе с безработицей, наш единственный способ помощи безработным — распределение субсидий профсоюзами. У нас недостаточно средств, так как с прибытием немцев, профсоюзные деньги были отправлены в Москву. Руководитель требует, чтобы Центральный Комитет так или иначе вернул денежные средства в Харьков».

Из-за того, что предприятия находились частично под управлением оккупационных властей, частично на территории, контролируемой белыми войсками, промышленники пытались возобновить Совет съездов горнопромышленников юга России. Собрание было созвано в начале июня 1918 в Ростове под председательством фон Дитмара, который обвинил атамана Краснова в пренебрежении интересами добывающей промышленности Донбасса. В это время, однако, силы Краснова были не готовы поддерживать экономику, большая часть Донбасса находилась под властью немцев, и его попытки организовать Донбасс будут предприняты только через год и уже после смерти фон Дитмара.

Совет тем временем встретился в Киеве в конце июня и потребовал отмены законов,  принятых Временным правительством, которые, по мнению промышленников «мешали» добывающей промышленности, а именно: закон, официально разрешавший рабочие комитеты заводов и шахт, а также закон о коллективном договоре между предпринимателем и профсоюзами и договорах о заработной плате. Подобный процесс интенсификации труда, хотя иначе мотивированный, шел на территориях, контролируемых большевиками. Когда большевики обнаружили, что находятся под давлением как немцев, так и белых, они нарастили усилия, чтобы получить отдачу от экономики, находившейся все еще под их контролем. Прежде всего, это подразумевало большие усилия со стороны рабочих. В середине мая Москва сообщила Всеукраинскому Центральному Совету профсоюзов, что рабочий день должен быть продлен, и только подземным рабочим в шахтах предоставлено право на 8-часовой рабочий день. Это изменение начало осуществляться  с середины июля.
 
Беспокойство промышленников не ограничивалось Юзовкой или Донбассом, так же, как и зарплата не была единственной проблемой украинских рабочих. Немецкая оккупация и правительство Скоропадского восстановили телесные наказания, и они применялись в Юзовке, Горловке и Щербиновке. В некоторых местах, попытки нового режима и  работодателей нивелировать завоевания рабочих нарушили процесс восстановления производства. В Макеевке, самоуправление рабочих, установленное  в ноябре 1917, было ликвидировано с нападением Чернецова, а затем реформировано и весной 1918 оно успешно стабилизировало рабочую силу и помогло увеличить выпуск продукции даже после немецкой оккупации. В мае 1918 оно было распущено; к концу июня рабочая сила снизилась от 6 014 шахтеров до 2 800, производство сократилось от высшей за полгода отметки в 2,3 миллиона пуда в апреле до 400 000 пудов в июне. Рабочие Макеевки  бастовали вместе с железнодорожниками Украины. Их забастовки продолжались весь июль и август. Забастовка угольщиков потерпела неудачу из-за слабого руководства и разногласий между шахтерами и их руководителями. Металлурги Макеевки тоже бастовали, но были вынуждены согласиться на условия, в некоторой степени худшие по сравнению с теми, которые преобладали в коллективном соглашении за предыдущий год. В июне и июле произошла длительная забастовка на  шахтах Горловки и заводах Щербиновки, где был использован недостаток полиции и народного ополчения. Однако, в конечном итоге, руководители забастовки в Горловке были арестованы.

Забастовки лета 1918 года

На всей территории Донбасса наблюдались отдельные случаи забастовок шахтеров, металлургов, печатников и кожевенников. В период с июля по декабрь 1918 произошло 17 забастовок Союза металлургов, в  которые были вовлечены 10 районов, 20 заводов и 10 193 рабочих. Эти забастовки не были масштабными, в каждой из них участвовали в среднем 600 рабочих, но они были затяжными, в среднем продолжительностью 29 дней. Стоит отметить, что, несмотря на обилие угроз и даже репрессии (как в случае с  горловским стачечным комитетом), эти забастовки не ассоциируются с жестокостью или жертвами.  Это была, несомненно, победа руководства союзов, контролируемых меньшевиками. Но на волне этих забастовок,  и особенно забастовки железнодорожников, правительство Скоропадского подтвердило царский закон, обнародованный в декабре 1905, устанавливающий жестокие штрафы за забастовки на предприятиях общественного и государственного значения. Как это часто случается и сегодня, правительство запустило руку в набор хитрых приемов ненавистного и деспотичного предшественника, чтобы решить проблемы собственной безопасности.

Инфляция, дефицит продовольственных поставок, перебои с транспортом, политическая враждебность правительства и лежащее на поверхности негодование немецкой оккупацией — все это сыграло свою роль. Всеукраинская железнодорожная забастовка развернулась на юго-западе Правобережной Украины, а затем распространилась на восток вдоль Днепра, оказывая влияние на Екатерининскую и Северодонецкую железные дороги, парализуя Юзовку, тем самым вынуждая рабочих Юзовки бастовать. Забастовка была успешной в плане признания коллективного трудового соглашения и  восстановления 8-часового рабочего дня. Все это было достигнуто только благодаря  одной из самых затяжных забастовок в истории Новороссийского завода.
Когда завод вновь открылся после прихода немцев, он не мог продолжать работать полным ходом, и в штате у него было всего около 3 тысяч квалифицированных рабочих в ремонтных и вспомогательных цехах. В конце июня была предпринята попытка ввести в действие рельсопрокатный цех на базе 10-часового рабочего дня. Через 3 дня он остановился, а рабочие использовали эту возможность для того чтобы заявить свои требования о 8-часовом рабочем дне, повышении зарплаты, а также о признании предыдущего коллективного договора. Это было началом двухмесячной борьбы между рабочими и руководством. Когда профсоюз металлургов начал ее, работодатели попытались «отыграть» все завоевания рабочих с марта 1917. Они начали с Юзовки, потому что рабочие здесь прошли слабую школу борьбы; профсоюз был новым и  непроверенным в деле, а рабочие жили и работали на заводе в течение 30 или 40 лет. Они получали бесплатное жилое помещение и уголь, среди них была большая пропорция инвалидов и стариков. Профсоюз учредил забастовочный фонд, а региональное бюро союза металлургов наследовало  управление забастовкой от местных властей. Когда руководство Новороссийского общества попыталось получить единоличный контроль над поставками еды, комитет по питанию, который работал уже полтора года, проявил достаточно силы, чтобы настоять на своих правах и удержать свою позицию. Союз увеличил местные поставки путем открытия профсоюзной кухни, которая обеспечивала недорогой едой и продавала продукты рабочим по субсидированным ценам. В условиях надвигающегося голода  на Донбассе, контроль над едой был самой осязаемой формой власти.

В Щербиновке и Горловке летом 1918 и  в последующем, во время вспышек напряжения, работодатели также пытались контролировать поставки еды, и власти препятствовали попыткам шахтеров отправить экспедицию снабжения в деревни в поисках еды. Понимая чем можно заслужить преданность шахтеров, профсоюз предоставил кредит кооперативам и активно помогал им  в покупке и раздаче необходимой еды. Во время угрозы экономического давления, пособие бастующим от профсоюза было увеличено.

Переломный момент в истории забастовок Юзовки случился 8 августа, когда руководство завода собрало бригаду  постоянных рабочих  и безработных, зажгли плавильные печи и попытались запустить рельсопрокатный цех. Параллельно, прибыла украинская полиция и австро-венгерские солдаты, создавая для бастующих угрозу выселения из заводского жилья. Эти  угрозы заставили рабочих колебаться, переживая за благополучие семей. Но профсоюз был готов к такому развитию событий и обратился к адвокату, сумев с помощью закона предотвратить выселение. Устранение этой угрозы и обеспечение экономической поддержки стабилизировало положение рабочих.

Во время забастовки предпринимались попытки  переговоров. Первые четыре собрания  профсоюза и руководства сломили отказ работодателей рассмотреть главные требования: 8-часовой рабочий день, повышение зарплаты, восстановление  коллективного договора. Затем переговоры профсоюза сконцентрировались на второстепенных вопросах, по которым руководство было готово достигнуть компромисса. Была создана атмосфера доверия и согласия,  но забастовка шла своим чередом. 2 сентября на седьмом собрании  участников переговоров представители руководства выразили готовность удовлетворить требования рабочих с гарантированным минимумом зарплат и позициями предыдущего коллективного договора. 3 сентября 1918 года в 3 часа утра рабочие вернулись к работе.

Как меньшевики зарабатывали авторитет

Весь ход тактики забастовки и переговоров свидетельствует о мастерстве и зрелости   руководства профсоюза. Были и другие факторы, повлиявшие на результат. Рабочие проявляли  дисциплину и настойчивость. Не было насилия и пьянства. Все это могло быть результатом того, что речь шла о самых опытных рабочих завода, хорошо знакомых друг с другом и прочно укоренившихся в традиции работы завода.

Невмешательство властей, несмотря на их многочисленные угрозы, тоже сыграло свою роль. И хотя солдаты и полиция присутствовали при попытке выселения, как оказалось, они не торопились приводить в исполнение желания руководства или осуществлять буквально немецкий запрет на забастовки.  Будучи посторонними в этой ситуации, они имели незначительное влияние как на  руководство, так и на рабочих, оставляя этим сторонам право решать свои проблемы путем прямых переговоров.  Скоропадский был занят другими делами, поэтому он имел веские основания проявлять сдержанность по отношению к горожанам. У немецких властей,  в свою очередь, были другие приоритеты, нежели выполнение желания русских управляющих. Несколько месяцев спустя,  когда нужда стала еще более серьезней, а грабеж и насилие более распространенными на всей территории Бахмута, Свицын отправил гневную телеграмму  министру внутренних дел.  «Работа завода и шахт Юзовки, куда было вложено так много капитала, рассредоточена наплывом большевиков в окрестных  поселениях и деревнях, а также проводимой ими усиленной пропагандой, как напрямую так и посредством их профсоюзных организаций. Их агитация имеет успех  из-за  отсутствия сильного режима и безразличия военных властей на месте».

Экономические проблемы, особенно проблема закупки достаточного количества еды, снова стала самой главной.  Инфляция, которая замучила рабочих, никуда не делась и даже увеличилась. Бажанов, макеевский инженер, который стал большевистским авторитетом в Донбассе, сообщал,  что  цена на пуд муки на Донбассе выросла за 1918 год от 20 до 120 рублей. Путаница с  деньгами еще больше усложнилась, когда к царским бумажным рублям и «керенкам» добавились ассигнации, выпущенные немецкой оккупационной властью, купюры Гетманата, валюта Рады, а также вновь напечатанный «Новочеркасский рубль», выпущенный администрацией Краснова; ничего из этого не вызывало доверие у населения Донбасса.

Заводской комитет по вопросам еды продолжал работать, как и раньше. Единственным видимым изменением было то, что на бланке теперь писали «Министерство Продовольствия У.Д. (Украинской Директории?) в добавлении к  «Новороссийскому комитету по обеспечению продовольствия угольной промышленности». Общее ощущение от ситуации было таково: опытное управление меньшевиков продолжительной, но сдержанной борьбой за власть между руководством и рабочими на всех уровнях, на фоне сильной нехватки всего. Характер и содержание переговоров отражали превосходство меньшевиков в профсоюзах как на местном уровне, так и на центральном.

Большевики только и ждали ухода немцев

Большевики пристально наблюдали за политическими и экономическими делами Донбасса, и были озабочены поддержанием контактов с рабочими. Во время забастовки, Зайцев был отправлен обратно в Юзовку, где все еще жили его мать и жена. Несмотря на то, что он пытался скрыться под именем Федора Ивановича Корнева, его немедленно арестовали, и он провел следующие два месяца в тюрьме в Юзовке и Бахмуте. То есть, если профсоюзное движение было разрешено при немецкой оккупации, судьба революционного движения оставалась такой же, как и при царе.

В октябре 1918, когда вывод немецких войск становился все более четкой перспективой, большевики начинали подводить итоги и строить планы будущее. В пределах Юзовки остались несколько ветеранов движения: две Сони, Окунь и Годос; Андрей Коваль (Кизлярский), Александр Болдырев, Егор Зимин и Лагутенко.  Был сформирован подпольный революционный комитет,  управляемый Зайцевым из Юзовки.  В городе были спрятаны два пулемета. Комитет призвал к забастовке, чтобы таким образом отметить годовщину захвата власти большевиками. В шахтах Юзовки эта инициатива достигла большого понимания, на заводе — частичного.

Меньшевики тоже проявляли активность. В начале ноября, когда немецкие войска уже готовились к отступлению,  Украинский Совет профсоюзов призвал к всеобщей однодневной политическую забастовке против «Репрессий гетманства». Инструкция к  забастовке включала в себя предупреждение о недопущении никакого насилия против административного и технического персонала в шахтах. Была прописана четкая последовательность действий, озвучено требование о строгой дисциплине, сказано о всевозможных провокациях, и так далее. План проведения забастовки включал меры по участию профсоюза в поддержании порядка в городах во время демонстраций.  Руководители забастовки были хорошо осведомлены об изменчивом  характере ее составляющих и о намерениях большевистских и анархистских активистов.

Для большевиков Юзовки демонстрация казалась слабой полумерой. Они опубликовали призыв к вооруженному восстанию с целью восстановить  советскую власть. У них даже был подпольный революционный  штаб.  Меньшевик-интернационалист Хорошко, армейский офицер, разработал его военные аспекты, совместно с Ковалем-Кизлярским и анархистом Шота. Восстание должно было охватить, в частности, такой важный объект, как снарядный завод на Ветке. Даже была назначена дата: начало четвертой недели ноября.

 

Перевод Марины ЯСЕНОВОЙ

 

Предыдущие публикации глав из книги "Юзовка и революция":

 

"Молодая Юзовка": британский абсолютизм"

"Такая юзовская смерть"

"Юзовский пролетариат: истоки грубости"