13.05.2013

Кое-что о Дегтяреве

Владимир Иванович Дегтярев— человек, которому поставили бюст, который считается создателем современного Донецка, о котором вспоминают как о самом выдающемся партийном руководителе города. Но не у всех о нем такие светлые мысли. Мне попалась одна занятная перестроечная публикация. В ней речь идет о том, как снимали Дегтярева. Автор — журналист Вячеслав Гончаров, начинавший в Донбассе, продолжавший в Волгограде и заканчивавший в Москве. Статью "В ловушке" он написал для независимой газеты "Куранты", которую редактировал в 1989 году.

Впервые по крупному с теневой деятельностью так называемых ответственных партийных работников я столкнулся в Донецке в 1975 году. Ко мне. В то время корреспонденту «Труда» по Донбассу, обратились местные журналисты. Они решили написать статью о том, как директор одного из промтоварных магазинов некий Н. Кардонский незаконно получил 3-х комнатную квартиру, а им – окрик из партийного дома: не сметь трогать человека.

А «трогать» Н. Кардонского было за что. Квартира принадлежала очереднику шахты, а получил ее он, имевший в центре города… собственный особняк полезной площадью в 90 кв. метров, который тут же выгодно продал. Справки, по которым дали ему квартиру, были липовыми. По ним выходило, что жил он с семьей в чужом частном доме, в тяжелейших условиях. Как тут не выручить беднягу!

Обман вскрыли в горжилуправлении и подали в народный суд иск о признании ордера недействительным. Суд вынес решение о выселении Кардонского из квартиры.

Справедливость торжествовала. Но недолго. Принятое решение по предельно ясному делу отменил… президиум областного суда по протесту его председателя. Дело дошло до Верховного суда Украины, который оставил в силе постановление народного суда о выселении ловкача из полученной обманом квартиры. Но Кардонский плевал на всех. Дело его тихо сдали в архив, предварительно уничтожив исполнительный лист.

За всем этим чувствовалась невидимая рука покровителя. Кто-то очень влиятельный в городе облагодетельствовал завмага хорошей квартирой, отвел от него карающую руку народного суда.

Уже через несколько дней своего частного расследования я узнал: через магазин Кардонского проходила львиная доля «дефицита», распределяется он только с «черного» хода и только по нужным людям, да еще по указанию обкома партии. И еще я узнал, что давно Кардонский не в ладах с уголовным кодексом. Раз поймали на продаже левого товара, изготовленного в Харькове. Прокуратура на время следствия направила его в КПЗ – выкрутился, уничтожив при этом все документы своего красочного пребывания за решеткой. Дважды ловили его на завышении цен, возбуждали уголовное дело – остался в своем кресле. Не чудеса ли?

Честно говоря, то, что право первого доступа к дефициту имели в Донецке да и в других городах только руководящие партийные функционеры, знали все. Прибывшую на базы, в магазины партию заморского товара сначала перещупают, перемерят, отберут обкомовцы, горкомовцы, райкомовцы, а что после них останется, исчезало и вовсе в неизвестном направлении. И магазин Кардонского тут ничем, вроде, и не отличался. Выделяло особое положение директора. Он не только контролировал наибольшую долю дефицита и сплавлял его по собственному усмотрению. К нему, как к крестному отцу, уже ходили и за должностями. Знали: может все.

Он и мне нагло так сказал при личной встрече: «Разве вам не запретили собирать факты? Обязательно запретят»…

Я ждал этого звонка. Пытался сам вычислить, кто же защитник у этого наглеца. Но каково же было мое удивление, когда разговор о Кордонском по телефону завел со мной заведующий отделом пропаганды обкома партии Григорий Кобец. Он без особых вступлений сказал: «Ты копаешь под Кордонского – оставь его в покое». И положил трубку. Через несколько дней, убедившись, что я не последовал его совету, пригласил к себе в кабинет.

— Не о чем писать? Подскажем. Но этого человека не трогай.

— Но ведь это жулик. Одна афера с квартирой чего стоит, не унимался я.

— Это не только мое требование, — приоткрыл занавес важный обкомовский чин. – Тут жены требуют… — И добавил: — будешь упрямым – потеряешь все. Не только в Донецке – на всей Украине работы себе не найдешь.

Угроза – самая реальная. Ведь речь шла о жене первого секретаря обкома, члена Политбюро ЦК Компартии Украины, и, естественно, члена КПСС Владимира Дегтярева. И еще о его даме сердца, которую он высмотрел в местном университете, а затем забрал на работу в обком, — на какую бы  вы думали должность? – заведующей отделом науки. Именно их и обслуживал Кардонский. А оберегал его и потакал его шалостям сам Первый. Он, как потом выяснилось приглашал к себе по квартирному делу председателя областного суда и давал ему наставления, как поступить. И указание заткнуть журналистам рот от него последовало.

Вот так и оказался я в ловушке. Я знал, что влип в хорошенькую историю и что мне и моей семье, действительно, будет плохо. И опасения эти были вовсе не напрасны. Завотделом пропаганды позвонил одному из секретарей ВЦСПС, выходцу из Донбасса и передал просьбу Первого: мои статьи в «Труде» не печатать, выгнать из газеты. Такая команда  и последовала руководству нашей газеты. И мне по-настоящему стало страшно. Я знал, что никакой закон не спасет меня, не защитит от партийно-уголовного тандема: вся власть на местах в руках у партии, партия – это Первый. А Первый – покровитель и спаситель Кардонского.

Срочно пришлось ехать в Москву. Статью набрали, но развели виновато руками: дескать, что мы можем сделать. И тогда я решил позвонить в Киев помощнику первого секретаря ЦК Компартии Украины Анатолию Москаленко. Он меня знал: в Донецке работали в одной газете, и я надеялся на открытый разговор и, не скрою, помощь, на помощь. Слава Богу Москаленко оказался на месте и выслушал меня.

— Я буду у Щербицкого и расскажу ему о твоем звонке, — сказал он.

Через несколько часов я вновь позвонил в Киев.

— Срочно с матрицами газеты пришли письменное заявление на имя Щербицкого, — сказал Москаленко.

В тот же день редколлегия «Труда» приняла решение опубликовать мою статью в сокращении: никто лично не брал на себя ответственность за ослушание. Впрочем, так оно и лучше было.

Вернувшись домой, я с тревогой ждал публикации. Телефон прослушивался и, чтобы поговорить с редакцией, приходилось бегать на переговорный пункт. А чтобы «случайные» очередники не поняли, о чем речь, статью я назвал «бабушкой». Мне отвечали, что она чувствует себя хорошо, готовится к отъезду. В 10 вечера позвонил редактор отдела пропаганды «Труда» Николай Кишкин и уже весело прокричал в трубку: «Старик, все в порядке! «Бабушка» уже поехала…»

А дальше все — как в сказке. Из Киева прибыла комиссия, проверила все факты, арестовала Кардонского, которого впоследствии отправили в места отдаленные. Вскоре последовал перевод Дегтярева на пост председателя Гортехнадзора республики.

В Донецк приехал сам Щербицкий, провел бюро обкома партии, на котором исключил из членов КПСС ряд ответственных работников, в том числе и заведующего отделом пропаганды Григория Кобца. Был, как и полагается, пленум. Спектакль! Я видел, что последовало после немой сцены гоголевской комедии «Ревизор»: те, кто еще недавно боготворил индульгенцию за свои грехи. Все, дескать, видели и слышали, возмущались страшно, только не смели в глаза сказать, что о нем думали. Боялись. И я верил им. Ибо критиковать партийное начальство, пребывающее у власти, — себе собственноручно яму рыть: все потеряешь. Я сам уже был на краю пропасти.

Значит есть все-таки правый суд, недоступный звону злата? Ответ на поставленный вопрос, думается можно найти в старом грузинском анекдоте. Первый секретарь Гиви повесил в райкоме рядом с портретами Маркса и Ленина свой. Начальство возмутилось и сняло Гиви с работы, сказав при этом ему: «Мы снимаем тебя не за то, что ты построил такую большую дачу – и сами, слава Богу, не в хибарах живем, не за то, что имеешь любовницу, — и сами вниманием красивых женщин не обделены, не за то, ездишь на «Мерседесе», — и сами не пешком ходим. Мы снимаем тебя за неуважение к старшим, за то, что не повесил портрет Энгельса». Короче: не сложились личные отношения Дегтярева и Щербицкого. Щербицкий хотел заменить Дегтярева, но того спасал Брежнев. Я дал украинскому «хозяину» еще один повод, и он им тут же воспользовался. Руководитель прибывшей в Донецк комиссии по проверке моего письма сказал: вам нужны факты против Дегтярева. Кстати, в обкомовском кабинете он первым делом отодвинул и поставил на место письменный стол, заглянул на висящий на стене портрет, выдернул штепсельную вилку неработающего динамика, отодвинул шторы и обследовал окно…

Еще одна характерная деталь: выступая на разгонном пленуме Донецкого обкома партии, Щербицкий не раз называл мою фамилию. Дескать, нашелся только один принципиальный коммунист, который не побоялся сказать правду. Так совпало, что еще раньше уже был согласован в том же ЦК вопрос о моем утверждении корреспондентом «Труда» по Украине. Но после всех описанных событий моя кандидатура цековскими партийными функционерами была снята. Кто-то из ответственных сказал: такой корреспондент нам не нужен.

Словом, я оказался проходной пешкой в игре сильных мира сего. Разве не знали в ЦК, что Донецким обкомом, а заодно и областью уже управляла любовница Первого? Знали. Мне рассказывал бывший секретарь по идеологии  Петр Пономарев: «Придет, бывало. Она и от имени Первого дает задание – то, дескать надо сделать, это. Не я ею руководил, а она мною». В обкоме по углам только и шептались об этом.

Разве не знали, что жена Первого только и шастает по магазинам и базам? Знали. Разве не знали, какие кавалькады машин собирал Первый в поездке по области? С мигалками впереди и сзади, свистом и визгом – коровы переставали давать молоко, люди калитки на запоры запирали. Обо всем знали. Ну а покровительство проходимцу – это и вовсе мелочь. На то он и Первый, чтобы иметь свои причуды.

И такие номенклатурщики высокого ранга руководили нами, требуя с трибун моральной чистоты и преданности идеям коммунизма. Именно они растоптали духовность, мораль, этику, интеллигентность. Они разрушили само общество. И бандитизм, хулиганство, всеобщее воровство, наркомания – это ответ общества не только на идейную зацикленность экономики, это и его реакция на моральную двуликость, разнузданность и хабарничество власть имущих. Не только экономика – мы все дошли до последней черты. Дальше – деградация личности. И, похоже, она уже началась. Во всяком случае, по жестокости и цинизму преступлений мы уже занимаем, наверное, первое место в мире.

В ТО время ЧП в Донецке произвело эффект атомного взрыва. И раньше снимали зарвавшихся, проваливших дело Первых. Но…по инициативе свыше. Никто не мог снизу поставить вопрос о личности партийного функционера такого ранга: тут же приклеили бы ярлык очернителя и подрывателя авторитета видного партийного деятеля. Чего доброго, в тюрьму можно было загреметь или, в лучшем случае, – в психушку. Они жили и руководили по своему уставу.

И им казалось, что власть эта дана навсегда, с правом передачи по наследству.

Нет. Дегтярев мало чем отличался от многих таких же Первых. От того же, скажем, краснодарца Медунова уфимца Шакирова и многих других. Работая корреспондентом «Правды» по Вологодской, Архангельской областям и Коми АССР, а также по Волгоградской и Астраханской областям, я достаточно нагляделся, как правят на местах партийные боссы, как часто далеки они от жизни, от проповедуемых идей.

В начале семидесятых в Луганскую область приехали в командировку редактор отдела экономики «Правды»    Василий Парфенов и спецкор этой же газеты Сергей Богатко. В Кадиевке они натолкнулись на факты разбазаривания прибылей предприятий. По указке местных властей. Естественно, в городе запахло керосином.  И гостям устроили на дороге ловушку. Местность тут со спусками и подъемами, и за одним из перевалов машина с правдистами врезалась в поставленные на дороге трактор и грузовик. Гости, слава Богу, отделались ушибами – могло быть и хуже. А через несколько месяцев тех же кадиевских ответственных чиновников судили за то, что запустили по локоть руки в государственный карман.

Слава Богу, народ проснулся от долгого летаргического сна. С трудом, но демократия становится на ноги. Но она только учится ходить – ее легко поймать в ловушку, растоптать. И поэтому я хотел бы напомнить крылатые слова, сказанные много лет тому назад и по другому поводу:  люди, будьте бдительны!

Ясенов