26.10.2016

Донецкий журнализм. Вехи-1

Кое-какие личные воспоминания о рабочих буднях…

Глубокое удовлетворение

Июль 1988 года. Группа культурных деятелей после посещения одного из забоев шахты «Октябрьская». Второй справа — некто Ясенов, на тот момент — редактор радиогазеты «Голос шахтера». Выглядит так, как будто его удовлетворили как минимум трижды. Чувствовал себя, насколько помнится, так же. А ведь это он просто прошелся по лавам, штрекам и квершлагам. Даже не работал!

Пьянь

Ноябрь 1990 года. В Донецк приезжает московский театр Ленинского комсомола со всеми звездами — Янковский, Броневой, Абдулов, Збруев, Шанина, я уж не помню, кто. Редакция газеты «Город» посылает меня во дворец молодежи «Юность», где эти люди дают концерт, с простым заданием: взять интервью хоть у кого-то. Задание редактора я понял четко: все равно, кто с нами поговорит, главное, чтобы не послали все, главное — чтобы были искрометные двести строк. После концерта (он был великолепен!) я определенным образом просачиваюсь в кулуары и проникаю к комнате, где сидят все гости, в полном составе. Пользуясь случаем, заглядываю внутрь. Меня встречает то, что в Донецке называли «кумар» — плотный эфир, под завязку наполненный алкогольными парами и табачным дымом. За этим сумраком угадываются фигуры любимых артистов в некотором дезабилье, совершенно в неинтервьюируемом состоянии, увлеченные взаимным общением. И тут передо мной возникает стройная фигура мужчины, стоявшего у входа. Поднимаю глаза — узнаю Янковского. Он интересуется, кто я и что мне надо. Коротко объясняю. Янковский усмехается так, как только он мог, и говорит: «Молодой человек, эта пьянь вам все равно уже ничего не расскажет. Пойдемте!» Мы выходим в коридор, и Олег Иванович в течение пятнадцати минут говорит мне все, что нужно, и даже немножечко больше. На прощание пожимает руку и говорит: «Никогда, никогда, никогда больше не пытайтесь говорить с артистом после спектакля! Могут просто побить». Мне кажется, я никогда в жизни не брал лучшего интервью.

Облом и триумф

Сентябрь 2001 года. Точнее — 11 сентября. После очередного удачно выпущенного номера издатель «Салона Дона и Баса» Леонид Цодиков отвез нескольких ведущих (в том числе и пару завидущих) сотрудников в заведение под названием, которого я не помню, на смоляниновском берегу Второго городского ставка Донецка. Там готовили если и не лучшие шашлыки города, то что-то типа того. Расположившись, мы заказали, что положено, и стали обсуждать государственные дела (как обычно). Как только нам принесли заказ, у шефа зазвонил сотовый. На проводе оказался наш коллега Александр Тимошенко, который срывающимся голосом сообщил, что в Нью-Йорке пассажирский самолет врезался в башню ВТЦ и весь мир стоит на ушах. Никто не поверил. «Да ладно, Саня, это ты придумал, чтобы кайф нам обломать!» — смеялся шеф. Саня клялся всеми доступными ему богами, что говорит правду. Наконец, мы поняли, что дело серьезное, выпили по 50 грамм коньячку и, оставив шашлык нетронутым, помчались в редакцию. Это был самый грандиозный мой ресторанный облом, но он обернулся одним из самых больших триумфов. В несколько минут мы приняли решение сделать спецвыпуск по терактам — и в несколько часов мы сделали его! На следующий день в Донецке его раздавали бесплатно. Никто в Украине не смог сделать ничего подобного. Все зарубежные гости восхищались этой работой. Тогдашний «Салон» — это была великая команда… И да, это был замечательный шашлык — по крайней мере, так выглядел со стороны.

Как Раскольников

Апрель 2008 года. Из недр «Газеты по-киевски» вылупляется задание для «Газеты по-донецки»: прогуляться с топором по центральной улице Донецка (улице Артема) и посмотреть, что из этого выйдет. По условиям аттракциона, топор должен быть виден всем — и неравнодушным гражданам, и милиции. Мне, как редактору и обладателю здоровенного топора, полученного в наследство от дедушки Михаила Васильевича, выпала миссия доставить прибор в редакцию. Прежде чем сесть на трамвай, который доставит меня к месту работы, мне предстояло пройти через весь свой окраинный поселок. Топор я нес просто в руках. В глазах встречных я увидел всю гамму чувств — от глубокого одобрения до откровенного страха. Уже на финише, перед железнодорожным вокзалом, мне предстояло пересечь улицу Артемовскую. «Зебра» там, конечно, обозначена — но кто и когда ее соблюдал? Всегда надо было проскакивать побыстрее, не ожидая милостей от первобытной природы в лице водителей. И вот я ступаю на проезжую часть — и слышу визг тормозов. Водитель, который собирался, как обычно, проскочить «зебру» на полной, увидел в моих руках топор и замер, как вкопанный. Это был единственный случай в моей практике, когда меня пропустили на переходе через Артемовскую… А редакционное задание? Конечно, мы его выполнили. Ни один смертный не обратил внимания на наш топор. Что говорило о глубочайшем душевном равновесии общества на тот момент, конечно.

Ясенов