Железный царь: мистер Юз едет в Россию

Окончательные договоренности Джона Юза с российским правительством стали прямым результатом  Крымской войны, закончившейся несколькими годами ранее. Его последующий приезд в Украину и основание Юзовки также вытекал из стратегического подтекста, вынесенного Россией из этой войны. Хотя она была известна как Крымская, война велась на два фронта – в крымской части Украины и Балтийская кампания вокруг Кронштадта в Финском заливе. Поражение в этой войне оказало сильнейшее воздействие на дальнейшее развитие России – как экономическое, так и социальное. В момент всплеска враждебности, сначала со стороны Турецкой империи, в затем – еще и Франции с Британией, Россия была слабо оснащена для ведения большой войны. Она плелась в хвосте промышленной революции со свойственными этому процессу технологическими и социальными переменами, воздействовавшими на военные возможности и снабжение. Несмотря на то, что численность армии была велика, большая часть оружия относилась еще ко временам Наполеоновских войн 40-летней давности. Южнее Москвы железных дорог не было, и снабжение Крымской армии приходилось осуществлять посредством повозок, запряженных быками.

Всерьез Крымская кампания началась, когда соединенный экспедиционный корпус  численностью более 60 000 человек, состоявший из британских, французских и турецких войск, высадился в Каламитском заливе 14 сентября 1854 года. Несколькими днями спустя три армии продвинулись на 30 миль к югу вдоль   побережья в направлении Севастополя. На их пути лежала река Альма, и на высотах ее южного берега приготовился к обороне российский генерал князь Меньшиков. Он хвастался, что его войска смогут удерживать свои позиции по крайней мере три недели, и севастопольские дамы отправились к Альме, чтобы насладиться как пикником, так и зрелищем разгрома захватчиков.

20 сентября союзники под общим командованием генерала лорда Реглана, маршала Сент-Арно и генерала Омара-паши, двигаясь на запад, достигли Альмы и втянули русских в сражение. Перед французами стояла задача развернуться против левого (ближнего к морю) фланга обороняющихся, в то время как британцы должны были предпринять фронтальный натиск (перейдя реку и затем штурмуя холм под ураганным огнем русской пехоты и артиллерии). Открывая список недоразумений и непониманий, которыми вообще характеризовалась эта война, англичане атаковали прежде чем французы достигли своей цели, что повлекло тяжелые последствия. Лорд Реглан (который проводил свою первую битву со времен Ватерлоо, где он числился в штабе герцога Веллингтона) так далеко выдвинулся по отношению к своим позициям, что на самом деле управлял битвой из-за линии русских войск. Но все же примерно через три часа сопротивление русских было окончательно сломлено, и они оставили поле боя в неорганизованном отступлении. Лорд Реглан хотел преследовать бежавших русских, но французы под руководством маршала Сент-Арно отказались. В результате, русская армия вернула себе Севастополь, и способный молодой военный инженер, лейтенант Тотлебен (с которым мы еще встретимся позже) начал готовить городские укрепления. Союзники, решив не атаковать Севастополь с севера, продвинулись на юг к Балаклавской бухте, которую взяли без кровопролития и сделали британской базой снабжения. Теперь сюда могли быть доставлены осадные орудия и амуниция, и 17 октября 1854 года союзники приступили к бомбардировке Севастополя, которая продолжалась в течение следующих двух дней без видимого успеха. 

25 октября 1854 года Меньшиков предпринял генеральное наступление на правый фланг осаждавших войск, передовые позиции которого представляли собой несколько импровизированных огневых точек, занятых турецкими ополченцами. Хотя они храбро сражались более двух часов, но все же были отброшены – и бегущие турки перегруппировались под защитой четырех рот 93-го полка горцев под командованием сэра Колина Кэмпбелла, единственными войсками между наступавшими русскими и британской базой в Балаклаве. Вскоре после этого еще две роты горцев и горстка народу из порта (включая раненых из госпиталя) присоединились к этой последней линии обороны. Все эти люди попали под русский артиллерийский огонь и мощный натиск кавалерии, двигавшейся в их направлении. Кэмпбелл построил своих людей в линию (а не в каре, считавшееся самым подходящим строем пехоты для сдерживания кавалерийской атаки), и русский натиск был отражен залпами ружейного огня. Этот эпизод стал известен как «тонкая красная линия» благодаря репортажу корреспондента The Times У. Х. Расселла, в котором он использовал фразу «тонкая красная полоска, ощетинившаяся сталью». В то время, как разворачивались эти события, русские спокойно завладевали британскими пушками на высотах, оставленных турками. Лорд Реглан послал бригаду легкой кавалерии и пехоту, чтобы не допустить этого, и началась знаменитая атака легкой кавалерии – но, к сожалению, в совершенно неправильном направлении. В атаке участвовало более 650 человек, и более сотни из них погибло в течение следующих нескольких минут. Наконец, на поле боя прибыла пехота, но ее единственным успехом стал захват самых западных редутов на высотах. К концу этого суматошного дня британцы потеряли контроль над значительной территорией, включая большинство их передовых оборонительных укреплений и единственную железную дорогу в этом районе.

Русские атаковали британцев несколькими днями позже в операции, ставшей известной как битва при Инкермане.  С обоих сторон командование оставляло желать лучшего, но после дня тяжелых боев в плотном тумане оказалось, что поле сражения – за британцами (с полезной, хотя и запоздалой, помощью от французов). Число русских жертв превысило количество союзных войск, подвергшихся атаке. В общей сложности, более 17 500 человек (главным образом, русская пехота) были убиты или ранены. После битвы при Инкермане погода ухудшилась настолько, что никакие серьезные действия сделались невозможны, и союзные армии ограничились осадными операциями. Зима 1854/55 выявила серьезные недостатки в британской военной снабженческой системе. Тысячи людей погибли от болезней, недостатка амуниции и недоедания – от заболеваний умерло в четыре раза больше, чем от действий неприятеля. В июне 1855 года, в юбилей битвы при Ватерлоо началось наступление на внешние оборонительные укрепления Севастополя. Первые атаки провалились, но 8 сентября 1955 года союзники вновь подвергли Севастополь штурму, на сей раз успешно, и русские эвакуировали город. С падением Севастополя, война в Крыму фактически окончилась, хотя столкновения продолжались до февраля 1856 года, пока в конце марта не был заключен мир.

Русская катастрофа в Крымской войне стала водоразделом, определившим дальнейшее развитие и модернизацию страны. Разгром имел важные последствия. Он привел к политическим волнениям, особенно среди крестьян из-за призыва в ополчение во время войны, что способствовало освобождению крепостных в 1861 году. Война вызвала жестокие финансовые проблемы – после нее русское правительство осталось с долговым бременем в миллиард рублей, продемонстрировав отсталость экономики страны и устаревший военный потенциал. Новый царь Александр II и его правительство приняли к сведению уроки поражения и начали упорно добиваться устранения их причин. Их усилия и создали почву для приезда Джона Юза. Освобождение крепостных привело к постепенному улучшению в вопросе мобильности и гибкости рабочей силы, что было важно для индустриализации. Под руководством нового министра финансов фон Ройтерна была пересмотрена система налогов, учета и общественного финансирования. В 1860 году был основан Государственный банк. В конечном итоге, правительство Александра приняло решение последовать политике агрессивной индустриализации, в особенности расширяя сеть железных дорог, угольную и металлургическую промышленность в связи с их стратегической важностью. 

Кронштадт был основан Петров Великим, захватившим остров Котлин в Финском заливе у шведов в 1703 году. Первые укрепления там были возведены в 1704 году, главным образом – для защиты новой столицы Санкт-Петербурга. Воды залива в этом месте не очень глубоки, и зимой он весь промерзает. Были приготовлены тысячи повозок из дубовых бревен, их наполнили камнями, которые были доставлены по замерзшему заливу и уложены в  ячейки, выдолбленные во льду. Таким образом, возникли новые маленькие острова, на которых возвели форты, надежно перекрывшие морские подступы к Санкт-Петербургу. Осталось только два фарватера для кораблей, и их надежно прикрывали самые сильные форты.

Кронштадт был тщательно укреплен в XIX веке (при существенной помощи двух британских инженеров, Бэйрда и Гаскойна) и успешно сдерживал англо-французский флот во время балтийской кампании Крымской войны. Эта кампания осталась чем-то второстепенным, в то время как основные события разворачивались в Крыму и затмевали другие действия. С самого начала балтийская кампания была тупиковой. Численно превосходящий российский Балтийский флот ограничивался акциями в пределах районов береговых укреплений. Британское и французское командование – возглавлявшее крупнейший флот, сформированный со времен Наполеоновских войн – считали русские укрепления, особенно Кронштадт, слишком неприступными и ограничилось блокадой российской торговли и набегами на менее укрепленные участки финского побережья. Россия зависела от импорта – как в части внутренней экономики, так и в части обеспечения вооруженных сил, и блокада серьезно подорвала экономику России и ее способность вести войну.

Хотя Кронштадт успешно защищал Санкт-Петербург, правительство осознало необходимость модернизировать его, чтобы в случае необходимости выдержать возрастающую огневую силу современных военных кораблей. Были сформированы заказы на новый форт и батареи. Работы начались сразу после заключения мира с Британией и Францией в 1856 году и велись под руководством генерала Тотлебена (который занимался укреплениями Севастополя во время Крымской войны и после этого получил повышение по службе). В том же году он посетил Британию, где, скорее всего, имел встречу с Юзом в Миллуолле для обсуждения вопросов по бронированию. Работы продолжались время от времени на протяжении последующих 15 лет, Эммануэль Нобель (из знаменитой шведской семьи Нобелей) организовал минные заграждения для Кронштадта и основал местное металлургическое и строительное производство. Уже тогда, по последним требованиям военного искусства, подобные укрепления следовало укрывать толстым слоем брони. Будучи не в состоянии сделать это своими силами, русские стали искать иностранную компанию, которая смогла бы осуществить такую модернизациюКронштадта.

Репутация Миллуолльского завода  и громадный опыт Джона Юза в этой отрасли привлекли внимание российского правительства. В 1864 году Миллуолл получил заказ. В Лондон для установления контактов с представителями завода прибыл генерал Тотлебен в сопровождении другого русского военного инженера полковника Герна. Тотлебен на тот момент был адъютантом царя и наилучшим образом представлял российские интересы. Именно эти двое в беседах с Юзом подняли проблему строительства железных дорог и индустриализации в России. К тому времени в стране насчитывалось менее 1000 миль железных дорог, и правительство было озабочено тем, чтобы быстро расширить эту сеть — по стратегическим и экономическим причинам. Но оно хорошо понимало свою зависимость в этом деле от поставок большого количества рельсов, в основном – из Южного Уэльса, где главными производителями были предприятия Доулэйс, Сифартфа и Эббу Вейл. Российская металлургия оставалась устаревшей, по большей части до сих пор используя печи на древесном угле, в основном продукция вырабатывалась на Урале, в солидном отдалении от регионов, которые нуждались в развитии железнодорожной сети (запад и юг России). Правительство поняло, что и с экономической, и со стратегической точки зрения строительство сети железных дорог потребует большого современного металлургического производства в самой России, и Украина потенциально была идеальным местом для этого. 

По всей видимости, двое русских обрисовали Юзу интерес их правительства к привлечению иностранного капитала и специалистов для разработки значительных залежей угля и железной руды, которые, как было известно, имелись в Украине. Возможно, российские официальные лица не могли поверить в свою удачу. Прибыв в Англию для руководства закупками вооружений, они оказались, как отмечает Э. Г. Боуэн в своей биографии Юза: «Лицом к лицу с… человеком, который знал все о производстве железных рельсов и работал на крупнейших в мире производственных центрах!» Была это судьба или интуиция, но совпадение возможностей и интересов было слишком значительным для обеих сторон, чтобы ее можно было проигнорировать. В результате этих разговоров, Юз был приглашен в Россию чтобы увидеть все своими глазами. Хотя точные даты неизвестны, вероятно, это было в 1867 году, сразу же после завершения работ по укреплению Кронштадта.

По некоторым данным, с Юзом обсуждались различные возможности в России, в том числе – управление большим государственным литейным заводом в Колпино под Санкт-Петербургом. После посещения района Колпино, Юз пришел к заключению, что это предприятие требует слишком большой модернизации и что оно – не совсем то, что ему надо. Его больше интересовало широкое поле деятельности, которое ему обещала южная Россия. Русское правительство давно осознавало громадный потенциал Донбасса, но богатства региона слишком медленно разрабатывались немногочисленными русскими и зарубежными предпринимателями. По привычке, русские гораздо больше интересовались расширением производства в привычном Уральском регионе, несмотря на недостаток угля в нем и трудности при транспортировке железа на запад к главным рынкам. В Донбассе ограниченные объемы угля добывались в течение нескольких десятилетий, но эта деятельность не расширялась из-за отсутствия технической экспертизы и инвестиционного капитала. Правительство основало металлургический завод в Луганске чтобы соединить преимущества местного угля с привозным железом с Урала. Но в долгосрочной перспективе проект оказался экономически нежизнеспособным. Ситуация не менялась до середины 1860-х годов, когда в результате нескольких детальных геологических исследований было открыто существование рентабельных местных железорудных залежей. Правительство вновь попробовало наладить производство в Луганске, уже с местными углем и железом – и вновь неудачно.