Анатолий Валентинович Гнутенко уже не раз выступал на этом сайте с прозой, действие которой происходит в Донецке. Вот один пример его творчества, а вот другой. Сегодня — новое его произведение. Читаем…

 

Часть І

Не пропитания ради…

 

Август близится к концу. Скоро уже и в школу. В белёсом, словно выгоревшем небе, ни облачка. Палит пока ешё жаркое солнце.

В молодой тополиной посадке, с восточной стороны Ждановского шоссе, возле съезда с него, сразу за плоским терриконом старой шахты «София» (приблизительно, где сейчас проходит ограда между заводами NORD и Эталон) сидит компания пацанов лет от 9 до 15. Кто-то уходит, кто-то приходит, но они здесь почти весь день. И не всегда одни и те же.

Здесь собираются не просто, чтобы посидеть и тайком покурить. Здесь собирается «банда». Да, да. Именно так жители ближайших домов Успеновки и Софии [1] называют эту компанию – «банда». В этом месте, в разрыве сплошной линии посадки, начинается короткая дорога к плодово-овощной базе №4 ОРСа ДМЗ. Между огородами и через пустырь, по разбитой и не проезжей после дождей колее, на улицу Кронштадтскую (сейчас Горловская).

С шоссе доносятся звуки проезжающих автомобилей. С надрывом работают моторы грузовиков преодолевающих крутой подъем на выезд из города, и словно насмехаясь над ними, встречные, легко катятся с горки.

Через огороды с созревшей кукурузой, со стороны террикона, покуривая дешевую папироску «Север» подходит Колька Газон.

— Привет! Ну, как дела? — и, не дожидаясь ответа, продолжает — А сюда вчера Грибан [2] приходил. Как с под земли вырос.

— И чё было?

— Дакота, когда смывался, упал, руку порезал, а Воху с Солнечной поймал. Я его потом видел. Грит, что только уши надрал и дал поджопника. Сказал, ещё раз поймает, в 3-е отделение [3] отвезет. Шалопаев, мол, своих хватает.

Пару слов о Дакоте. Все мы в те времена читали и смотрели фильмы про индейцев — команчей, делаваров, могикан и др. Мишаня где то прочитал про индейцев дакота и рассказывал о них постоянно, часто на ходу придумывая небылицы. Вот, потому и прилепилась к нему эта кликуха.

В этот момент, скрипя тормозами и жалобно вздыхая перед ужасным испытанием, с шоссе сворачивает грузовик. Кто-то из младших, выглядывает из-за деревьев.

— Яблоки.

Яблоки никого не интересуют. Не интересуют и сливы — уже наелись. Не интересует даже виноград. Во время походов на «Кирша» заглядываем на виноградник. Там раздолье: виноград разных сортов — выбирай, не хочу. Только вот объездчики — «Кто не заховался, я не виноват».

Через некоторое время в промежуток между деревьями заезжает ешё один ГАЗ-51. По-нашему — Газон. Медленно, как бы прощупывая дорогу, начинает движение по глубокой колее. Это, наверняка, кавуны или дыни. Старшие, выглядывая из зарослей, оценивают – стоит ли?

Дело в том, что в кузовах машин часто сидели сопровождающие. Женщины, обычно, сидели возле кабины и на них особого внимания не обращали. От них только шум был. Мужики, как правило, сидели у заднего борта в отгороженном кутке. Чаще всего с плеткой или с не толстой палкой (можно сказать с лозиной), но их видели и знали чего ожидать. Били они редко, в основном пугали своим присутствием.

Но был один… Почему то было известно его имя – Микола, и то, что он с Андреевки. В Андреевке были огромные бахчи. Ездил он обычно в кабине, имея с собой страшное оружие — длинный пастуший кнут, которым мастерски владел. Когда кто-то цеплялся за борт, Микола выходил на подножку с пассажирской стороны и левой рукой, через весь кузов (сколько там того кузова у газона), наносил точный удар, иногда успевал щелкнуть и два раза. Второй щелчок раздавался почти сразу после первого. Он никогда не промахивался. В цирке бы ему выступать. У попавших под раздачу, желание поесть дармовых кавунов, на некоторое время пропадало. Багровый рубец долго был виден на спине или плече пострадавшего. От родителей за эти рубцы тоже попадало.

Если шухера не было, старшие догоняли машину. Из машин с низким бортом – снимали на бегу. В случае если борт был «нашитым», то первый, кто добегал, становился на фаркоп и держась одной рукой за борт, другой снимал добычу. В любом случае кавуны передавались младшим, а те уже укладывали их на землю и бежали за машиной дальше. Не всегда всё было удачно. Почти всегда кто-то спотыкался на неровной дороге, сбивая до крови колени и локти.

Всё это приключение называлось – «Пошли скидывать».

После удачного скидывания начинался пир. Сначала кавуны пытались резать перочинными ножичками. Да, да. Без ножа, ни один уважающий себя пацан, на улицу не выходил. Потом просто разбивали и выедали мякоть. И всё это немытыми!!! руками. Другие фрукты, по сезону, тоже не мыли, но случаев дизентерии, зуб даю, не припоминается.

 

Часть ІІ
Пора домой…

 

Наевшись кавунов – покурили, кто курил. Посмеялись над теми, кто в чем-то сплоховал. Рассказали, какие знали, анеГдоты. «Заели», опять же кавуном, запах табака. Оценив внешний вид друг друга, «банда» понимает, что перед возвращением домой стоило бы умыться. Тем более, что осы стали чуть ли не садиться на лица. Умыться, конечно, лучше под колонкой, только идти к ним всё равно на посёлок, да ещё в таком виде… Но у нас же есть карьер.

Карьер. В те времена, это так и представлялось, как виделось – большая, глубокая яма на краю посёлка, вокруг которой и в которую ссыпали мусор. Тот, что вокруг — привозили грузовики. Строительный в перемешку с металлоломом и обломками старых досок, какой то грунт с корнями и т.д. Когда начали ломать наливную ограду вокруг Ленин-клуба (ДК Ленина, Дворец металлургов, Центр славянской культуры), то и её вывозили сюда же. В карьер, сыпали мусор, жители всех ближайших домов.

Когда и что брали из этого карьера, я не знаю, да и никто над этим не задумывался. Поросшие бурьяном глиняные откосы. Дно – дикий камень, слегка прикрытый оползшей глиной. С юго-восточной стороны, как раз под. тем местом где местные сбрасывали мусор в «бездонную» яму, был весь изрытый «пещерами», выход белой глины. Кто-то её ещё копал, но те кто приходил сюда купаться, использовали эти «пещеры» по другому назначению. Карьер был достаточно глубокий. Глубже той отметки на которой сейчас, стоят «новые» цеха NORDа.

Спустившись к воде, по тропе, похожей на заброшенную доргу, начали раздеваться. Водоём, или лужа, напоминает восмёрку. Северная часть более широкая и глубиной метров до двух. В южной, меньшей и мелкой части — плавают чьи то гуси и утки. Дно там вязкое и муляка плохо отмывается с ног. Те, кто не умеет плавать, плещутся в средней части. Дно твёрдое. Глубина до метра и ширина метра четыре. По состоянию воды видно, что сегодня, не смотря на жаркий день, ещё никто не купался. Удивительно, но здесь водились вьюны, пескари и селява.

— Вы как хотите, а я без трусов купаться буду – говорит Фрычик – а то ходи потом с мокрой жопой.

Кто-то смеётся над этим решением, кто-то соглашается с ним.

— Давай, давай – смеётся Газон, показывая пальцем на свой двор – вон там Лорка сидит. Подглядывать будет.

Газон живёт в одном из двух домов, которые дворами выходят на карьер, а Лорка его тринадцатилетняя сестра. Все догадываются, что он, мягко говоря, шутит, но желание купаться голяком, пропадает даже у Фрычика. Пока мы высматриваем где прячется Лорка, сзади раздаётся всплеск. Это Монгол, стоя у самого края, снимал штаны и запутавшись в них упал в воду.

Со смехом и издёвками, помогаем Монголу выбраться по скользкой глине на берег. Очень обиженный на на всех, плотный, невысокий и кривоногий Монгол, легко сталкивает в воду высокого и худого Фитиля, самого удачливого «скидывальщика». Но Фитиль, уже раздевшийся до трусов, не обижается, хотя и плюхнулся спиной.

Про Лорку все уже забыли. Чахлый, сняв трусы, с разбега, высоким красивым прыжком, ныряет в воду. Следом Фрычик, Газон, Гуцул и другие. Кто в трусах, кто без. Я, Бота и Гендос плавать не умеем, потому ныряем от берега до берега в узкой части. Постепенно, вода начинает приходить в состояние суспензии. Не обращая на это внимания мы продолжаем веселиться. Офигевшие от шума утки вышли на берег. Гуси, настроенные немного воинственно, пока ещё держатся на плаву.

Старшие играют в «латки» на воде. Может где-то эта игра называется по другому, но у нас называлась именно так. — Несколько человек стараються под водой, в разные стороны уплыть от водящего, а его задача кого-то зацепить, дотронуться — передать «латку». Стараясь не быть поймаными, ныряют иногда до самого дна, взбаламучивая ещё больше и так уже очень непрозрачную воду. Смех. Споры…

Однако, всему когда-нибудь приходит конец. Накупались, пора уже возвращяться домой и выслушивать упрёки родителей о нашей бессовестности и вообще, отвратительном поведении. Вот уже и тёть Наташа идёт за своими утками. Пока она их подзывает, по тропе спускается ещё одна соседка. Что такое две женщины встретившиеся на узкой дорожке? Поговорить ведь больше негде. Мы все, и те кто в трусах, и те кто без, с нетерпением ожидаем их ухода. Одним нужно отжать трусы — «выкрутится», другим, вылезти из воды. Те, кто в воде, уже начинают потихоньку ругаться нехорошими словами.

Ну, каконец-то, собрав свою птицу, соседки уходят. На воде остаются ещё несколько гусей с гусятами. Быстренько, пока ещё кто-нибудь не пришел, одеваемся и выходим из карьера. Лёгкий, тёплый ветерок, быстро сушит покрытые глиняным раствором волосы.

— Пока, пацаны!
— Пока. Завтра придёшь?
— Не знаю, собираемся с матушкой ехать костюм искать.
— А мне ещё контурные карты по истории найти нужно. Говорят на Смолянке есть.
— Ладно, всем пока! Увидимся ещё. Классный сегодня день был. Да?

 

****

1 – София. До начала 70-х остатки шахтного посёлка с западной стороны Ждановского шоссе.

2 — Грибанов Михаил Иванович участковый 3-го отделения милиции на Успеновке, Новостройке и «на Дворце».

3 — Отделение милиции Сталино-Заводского, впоследствии Ленинского района, находившееся на улице Батумской, 25.