12.09.2013

Весь этот твист

В 1993 году со слов моей мамы Людмилы Михайловны, а еще ее подруги, а потом — художника Владимира Кочетова и одного дядечки из института "Донбассгражданпроект (кажется, его звали Игорь Николаевич — впрочем, всех их там тогда так звали) сочинил для газеты "Город" в незабвенный цикл "Ретро" публикацию о донецких танцплощадках 50-60-х. Как ни удивительно, на сайте "Донецкий" это пока не было опубликовано. Устраняем.

При входе на танцплощадку выдавали контромарки. Количество их ограничивалось, и приобрести их было иногда весьма даже затруднительно. Действовал принцип: «Кто не успел, тот опоздал». А успевать надо было так — готовиться заранее, едва заслышал музыку — беги со всех ног на призывные звуки оркестра. Успел — хорошо, время с 9 до 11 вечера твое.

Что танцевали? В 50-х была триада «козырных танцев» — вальс, танго, фокстрот. Не утеряла еще былой славы знаменитая «Рио-Рита», любили фокстрот «Вишневый сад» (особенно в исполнении Великановой). К числу танцев-фаворитов относился и такой шедевр, как «Мишка, Мишка, где твоя улыбка?». Из вальсов чаще других шли старые добрые «Волны» (амурские и дунайские).

Этот танцевальный набор в стилевом отношении продолжал довоенные традиции. Бурные 60-е взорвали преемственность. На танцплощадки нагло и развязно, ломая установившиеся годами рамки приличий, ворвался твист. Как его осваивали в массах, мы можем судить по хрестоматийному эпизоду из советского кинобестселлера «Кавказская пленница». Помните платные курсы твиста, которые вел Моргунов? В жизни действовала приблизительно та же метода. Ребята, стремившиеся быть или слыть «центровыми», старались во что бы то ни стало освоить твист в тонкостях, дабы исполнять его свободно и артистично. Если находился такой маэстро на танцплощадке, ему освобождали место, и все окружающие наблюдали за тем, как он «выламывается», либо с восхищением, либо с издевкой во взгляде.

Столь сложное отношение к твисту и рок-н-роллу вообще весьма характерно для тех лет. С одной стороны, это исчадие буржуазной культуры являлось у нас самым что ни на есть «писком моды», а как таковое требовало и получало усиленное внимание. С другой, твист был трудноусвояем и малопонятен для массового потребления — потому пренебрежительное к нему отношение не только культивировалось свыше, но и самопроизвольно дублировалось низами. В то же время, «золотая молодежь» рок-н-ролл обожала как все, что умеренно отдавало подпольем и диссидентством. Поэтому на своих вечеринках зажигала под «Rock Around The Clock» еще до появления твиста. Впрочем, и массы постепенно сдались под напором этой заразы, особенно, когда из заморской диковинки он стал родным, доморощенным, когда его запел Муслим Магомаев.

И еще о рок-н-ролле. Приблизительно в 1965 году в парке Щербакова впервые раздались звуки «Битлз». Это была, насколько помнят очевидцы «She Loves You». Добрая половина аудитории «встала на уши», другая полвоина недовольно задымила «Беломором», сгрудившись у ограды в ожидании нормальной музыки. Донецкое вторжение «битлов» стало возможным благодаря энтузиасту, имевшему отношение к организации танцулек в парке. Имени его и должности, история, к сожалению, не сохранила.

Танцплощадок в Донецке было достаточно. Центральной и самой оживленной, пожалуй, всегда оставалась «клетка» в парке Щербакова. Здесь постоянно что-то случалось, часты (по сравнению с другими «точками») бывали драки. Доходило до кровопролития. Впрочем, танцплощадки той эпохи вообще от драк неотделимы. Изобилие слабого пола постоянно провоцировало столкновения. Кто-то с кем-то девушку не поделил, кому-то захотелось покрасоваться перед подругой. Драки вспыхивали неожиданно, захватывали посторонних, выплескивались через ограждения танцплощадок и перемещались на прилегающие территории, но обычно стихали после короткого обмена ударами. Милиция относилась ко всему этому с изрядной долей хладнокровия.

Тот, кто не хотел или не умел драться, мог самоутвердиться другим способом — одевшись с фасоном. Для парней в основном это касалось брюк — «труб» или «дудочек». Одно время бесконечно модными были ярко-красные рубашки. Молодые люди, в них щеголявшие, считались в широких массах где-то даже авангардом. Всеобщее внимание, женское, преимущественно, им обеспечивалось.

Существовала, понятное дело, и женская «танцевальная» мода. Вот как выглядела она на рубеже 50 – 60-х: узкие такие, что и шагу не сделаешь юбки и капроновые или шифоновые прозрачные блузки. Невероятной популярностью пользовались также юбки иного плана: цветастые (цветы обязательно крупные), обязательно с подъюбниками, которые, накрахмаленные до упора, жестко «стояли», придавая самой юбке кокетливую форму колокольчика.

Чтобы уж окончательно разобраться с одеждой, упомянем о совершенной неотразимости, которой обладала военная форма. На морячков девочки вешались огромными гроздьями. Престижным считалось также пройтись под руку с летчиком. Во всем этом была сверхзадача — «чтобы подруги сдохли от зависти». Так повелось с послевоенных лет, когда преклонение перед военными было сродни культу. В 60-х романтика армейской службы еще мутила голову молодежи.

Собственной танцплощадкой обладал, наверное, каждый микрорайон. Очень хорошей репутацией пользовался, например, «пятачок» у входа в Путиловский парк. И музыка здесь исполнялась качественно, и публика подбиралась как-то поприличнее, несмотря, на, казалось бы, дикость и первозданность окружающей среды. Здесь, вспоминают завсегдатаи, царила атмосфера, даже близкая к доброжелательной. Не то, что на расположенной неподалеку (сквер нынешнего Киевского райисполкома) танцплощадке, где главной достопримечательностью являлось мощное дерево, по капризу устроителей оказавшееся в самом центре круга.

Конечно, новостройки своими танцплощадками обзаводились не сразу (хотя этот процесс, как правило, не затягивался). Но для особенных любителей сие не было серьезной преградой. Например, обитатели поселка шахты «Октябрьская» во второй половине 60-х ходили на танцы к Путиловскому парку. Именно ходили, троллейбус 10-го маршрута тогда еще не был запущен.

Зимой танцы переносились в помещение. Распахивали свои широкие двери дворцы культуры и клубы, куда вместе с порциями морозного воздуха вваливались шумные розовощекие компании в цигейковых шубах и «москвичках». Кроме того, что действие происходило под крышей, зимние танцы от летних не отличались ни содержанием, ни нравами.
Более возвышенным мероприятием кое-кто числил танцевальные вечера, организуемые в театре оперы и балета. Но возвышенным в них было только место проведения. Не «Жизель» здесь танцевали и не «Щелкунчика». Возможно, публика ходила сюда почище. Хотя в этом плане бывали всякие варианты. Довелось побеседовать с героиней одного эксцесса. Именно на танцевальном вечера она была приглашена на тур вальса молодым человеком с внешностью светского льва. Познакомились, разговорились. Лев сказался будущим режиссером, стажером донецкого театра, киевлянином, и выразил готовность повести новую знакомую по оперным кулуарам. Девушке предложение показалось заманчивым. Пошли по кулуарам, попали в какой-то тупик, где светский лев не замедлил превратиться в полового гангстера. Хорошо, что девушка не растерялась, ей удалось отпихнуть сластолюбца от двери и выскочить в коридор, оказавшийся людным. Вот такие вещи случались в самом эпицентре культуры и искусства.

Что уж там говорить о периферийных танцплощадка. Тон частенько задавала откровенная «блатота». Девушке за отказ танцевать с незнакомцем случалось нарываться на угрозы типа «живой сегодня домой не уйдешь». Что делать — приходилось покидать танцплощадку окольными путями, приходилось бежать со всех ног под родную крышу с сердцем, поминутно замиравшим в стразе неминуемых побоев, а то и ножа. Далеко разносилась в вечерней тишине отчаянная дробь девичьих каблуков…

Танцплощадки были одним из немногих мест, где вопросы любви и даже, понимаете, секса, не выхолащивались. Здесь они существовали жизненно — конечно, в развитии, а не тут же, в окрестных кустах. Танцплощадки очень активно выполняли роль флирт-вернисажа. Сколько знакомств здесь завязалось — не счесть, а кое-какие ведь и до свадьбы довели. Правда, стыдливое восприятие предмета в стране Советов вносило коррективы в свойственные танцплощадкам любовные игры. По законам стаи, заигрывание молодому человеку полагалось начинать с «облома». Пример. Девушка приглашается на танец, пропускается «в круг», а юноша за ее спиной ныряет в толпу. Девушка, оставшаяся одна, под перекрестным огнем насмешливых взглядов чувствовала себя раздетой догола. Такой вот был молодецкий кобеляж. Вспомним также эпизод из фильма «Начало», диалог между Куравлевым и Чуриковой на танцах: «Девушка, вы танцуете?» — «Танцую» — «А я пою!». Поведение, строго соответствующее схеме «чем больше женщину мы меньше», которая, как известно, залог успеха в любви.

Но, несмотря на все негативные моменты, танцплощадка обладала для девушек огромной, всесокрушающей притягательной силой. Они, все-таки именно они, составляли суть и смысл этого явления. Из-за них танцы жили полнокровной жизнью, из-за них разворачивались стержневые коллизии. Поэтому даже молодые мамы искали любого удобного повода, чтобы вырваться на танцы. Поэтому к первому «выходу в свет» готовились месяцами, разучивая танцы дома под радиолу. Поэтому и томились девичьи души в ожидании вечера. С утра начинали подспудную подготовку, завивали волосы и порой не на бигуди даже (за неимением оных), а на доисторические папильотки. Гладили выходные наряды. Обманывали себя, думали — нет, сегодня не пойду, зачем это надо, чтоб мать опять с ремнем встречала. Но лишь раздавались призывные звуки оркестра — и сомнения отбрасывались прочь, и девочки со всех ног неслись туда, где начиналась Настоящая Жизнь.

Ясенов