24.08.2009

Точка возврата

В крушении системы Донецк сыграл серьезнейшую роль. Шахтерская забастовка 1989 года стала шоком для партийных и советских органов. Прекрасно помню первого секретаря Куйбышевского обкома партии, который на крыльце шахтоуправления «Октябрьское», стоя перед толпой взбунтовавшихся шахтеров, от волнения и страха не мог сказать ни бэ, ни мэ. На пару лет наша «гвардия труда» почувствовала себя всесильной – и действительно, каждый ее очередной рык приводил систему в содрогание. А потом система, измочаленная пинками донецких шахтеров, прибалтийских сепаратистов, красноречивых демократов и прочих своих врагов, просто рухнула. И шахтеры оказались один на один с людьми, приспособляемость которых была на порядок выше, чем у них.

Символом эпохи стал Ефим Леонидович Звягильский, первым понявший: для того, чтобы овладеть массами, надо их возглавить. Донецк был изрядно шокирован, когда один из самых кондовых угольных директоров шел в колонне забастовщиков по Киевскому проспекту. Результат оправдывал эту тактическую уступку: Звягильский смог воспитать самое управляемое и самое процветающее предприятие города, ставшее символом эпохи.

А город получил, как бонус, магазины агрофирмы «Шахтер», которые так и называются в просторечии – «гастрономы Звягильского».

Лихорадочная приватизация предприятий тяжелой промышленности привела Донецк в оцепенение, граничащее с паникой. Резкое падение зарплат в 1992-93 годах – и вот уже работа в шахте совсем не является синонимом материального благополучия. Дончанам предстояло произвести переоценку ценностей. Быстро это сделать не удалось. Пока соображали, что к чему, шахты начали закрываться одна за другой. И Донецк из города людей, уверенных в завтрашнем дне, стал городом растерянных. И городом испуганных.

Последствия криминальных войн 90-х мы ощущаем на себе до сих пор. В виде стереотипов, которые не просто изжить как своим, так и чужим. Стреляли тогда во всех городах. По всей Украине прибыльные производства захватывали люди с темным прошлым. Но в Донецке это происходило более явно, более громогласно. Такова уж наша прямолинейная натура… И за Донецком надолго закрепилась слава «бандитского гнезда». В «оранжевой революции» 2004 года этот дутый региональный имидж будет раскручен противниками Януковича по полной программе.

На местах некоторых известных убийств того времени даже стоят памятные знаки – например, во дворе дома по проспекту 25-летия РККА, где жил глава акционерного общества «Данко» Александр Момот. Его застрелили у собственного подъезда. Большинство подобных точек никак специально не отмечены. Но все их знают, предания о резонансных убийствах передаются уже из поколения в поколение. Волна взрывов и автоматных очередей приучила дончан к молчанию – сразу после того, как им вроде бы разрешили говорить все, что им на ум взбредет. Этот страх начнет потихоньку уходить только со сменой века.

В 90-х Донецк был городом не слишком веселым на посторонний взгляд. Инфраструктура приходила в упадок. Зеркалом эпохи стал парк Щербакова – разруха вползла в него со всех сторон: ветшающий мост через первый городской пруд, развалины кинотеатра «Зеленый», облупившиеся ворота главного входа. Какие-то люди продолжали идти сюда в поисках развлечений и находили кое-что – но фон для этих развлечений был уже далеко не такой искристый.

Вера в возрождение была слишком мала тогда, в конце 90-х. Люди, приходившие к власти, не надеялись, что это надолго, и вели себя в своих креслах соответственно. Все делалось наспех, кое-как, зато с хватательным рефлексом у всех все было в полном порядке. Апофеозом такого подхода стала изъеденная морозами улица Артема в одну из суровых зим начала века – огромные ямы превратили главную городскую магистраль в позорище. После этого дороги в Донецке наконец-то научились укладывать, как надо.

Впрочем, поворот к лучшему случился все-таки раньше. Возможно, символом его стоит считать закладку Свято-Преображенского собора в 1997 году. Бог возвращался в наш город специфически, через бандитские «цепуры» и воцерковление бывших комсомольских активистов. Но, так или иначе, крест над городом был установлен. Наступало время собирать камни.

Конец века Донецк встретил прилично пощипанным во всех смыслах слова: материальном, духовном, демографическом (наш миллион жителей как-то незаметно подтаял). Только с экологией стало получше: остановка нескольких вредных производств очистила воздух. Но в общем, потерь было несоизмеримо больше.

Кто возрождал Донецк? Парадокс, но, в общем-то, никто. Программы и генеральные планы, конечно, существовали, но вряд ли хоть что-то было последовательно воплощено в жизнь. В итоге, Донецк возрождался сам – за счет того, что здесь, как и прежде, тон задавали люди, умеющие работать. Некоторые из них научились еще и неплохо делать деньги. Эти деньги и начали менять город к лучшему. Функция мэра зачастую сводилась к умению ладить с большими капиталами и время от времени использовать их для решения задач, на которые вечно не хватало бюджетных средств.

Большие капиталы, помимо прочего, помогли сохранить и ту «донецкую особенность», которой мы все так гордимся и которую так не любят наши оппоненты. Все попытки снести памятник Ленина и поставить памятник Бандере оказались пустыми. Не то, чтобы наш город так скучал по идеям коммунизма – скорее, он понимает, что из истории слова не выкинешь. Он ценит ее в полном объеме, свою историю. Поэтому в нем спокойно соседствуют Ильич, Джон Юз и мемориальная доска Василя Стуса.

В новом веке Донецк получил сооружения мирового класса. Они продолжают появляться у нас на глазах. В новом веке Донецк у нас на глазах возвращает себе статус «миллионника». До заветного рубежа, который мы впервые прошли в 1978 году, осталось 15 тысяч, по подсчетам горисполкома. Поднажмем?

Как Донецк у Днепропетровска реванш взял

В 1984 году родилась одна из самых мощных городских легенд: метро. В газете «Вечерний Донецк» была опубликована схема будущей подземки, жители Пролетарки и поселка «Октябрьский» порадовались, что к ним придет такой передовой транспорт. А местные власти удовлетворенно потирали руки: им удалось «уделать» днепропетровцев, которые несколько лет назад уделали их самих!

Днепропетровск стал миллионным городом на пару лет раньше Донецка. Это был один плюс. Второй (и более важный) – наличие в кресле руководителя СССР днепропетровца по происхождению Леонида Ильича Брежнева. Проблема метро в его пенатах решилась сама собой. А вот Донецк никакой поддержки не имел. Приходилось ждать: в конце концов, Леонид Ильич был далеко не вечен. И, когда он покинул сей мир, тему метро в шахтерской столице наконец-то продвинули в союзный Кабмин. Говорят, отстаивая целесообразность проекта, председатель обкома партии Василий Миронов поступил очень просто и очень наглядно: взял планы Днепропетровска и Донецка, выполненные на кальке в одном масштабе. И наложил их друг на друга. Перефразируя незабвенного Жванецкого, Донецк покрыл конкурента, как бык овцу: наша площадь – 637 квадратных километров, у Днепропетровска – 406.

И идее дали «зеленый свет».

К тому времени забылось, что в 1975 году неугомонный Владимир Дегтярев уже пытался выбить в Москве деньги на сооружение донецкого метро. Госплан СССР изучил вопрос, учел наличие у нас большого количества самодостаточных поселков, зацикленных на одной или на двух шахтах, сделал вывод, что в дневное время метро будет незагруженным, и сказал: «Идите-ка, ребята, развивайте сеть наземных широких магистралей – это решит все ваши транспортные проблемы». И Донецк успокоился. До тех пор, пока метро не начали строить в Днепропетровске. Стерпеть такое было невозможно…

Туристическое мясо

Донецк – город для туристов малоинтересный. По крайней мере, таким он был до последнего времени. В 80-х это было тем более верно. Между тем, туристические маршруты в Донецк существовали, и пользовались бешеным спросим. По маршруту выходного дня из Ростова, скажем, приезжали толпы народа. Осмотр наших достопримечательностей занимал у них ровно столько времени, сколько двигался автобус до проходной Донецкого мясокомбината. Эта точка была не только конечной, но и единственной целью ростовских туристов.

На излете социализма продовольственная проблема схватила своей костлявой рукой многие рядовые города Союза. Но Донецк рядовым не был никогда. Снабжался он по так называемой «первой категории» — то есть, на прилавке можно было видеть настоящие чудеса. Например, сразу три сорта вареной колбасы одновременно. Торговая точка при мясокомбинате представляла эти чудеса в ассортименте. Именно за ассортимент оголодавшие ростовчане (да и не только они) готовы были трястись в автобусах и электричках.

Ну, а в последние годы социализма, когда с прилавков исчезло все, кроме расчесок, туристический бум в Донецке резко пошел на убыль.

Из цикла материалов к 140-летию Донецка, опубликованных в газете «Сегодня»

Ясенов