20.03.2017

Юзовское феодальное княжество

Был в Российской империи такой знаменитый юрист — Генрих Слиозберг. Помимо регулярной адвокатской практики, занимался еще и защитой прав угнетенных евреев. Довелось ему прикоснуться и к Юзовке. Этому он посвятил отдельную главу в книге «Дела давно минувших дней. Записки русского еврея». Вот эта глава с хватающим за душу рассказом о том, как Юзовку категорически не хотели делать городом, стремясь удержать в сельском статусе.

Для характеристики эпохи, заканчивающейся смертью Александра III в 1894 году, я еще должен упомянуть о том бедствии, которое разразилось над еврейством, в виде переименования местечек в села с применением к жительству в них правил 3-го мая 1882 года.

Термин «местечко» был неизвестен в русском законодательном обиходе до присоединения к России западных губерний, белорусских и южных. «Местечко» есть продукт чисто польского уклада жизни. Населенные пункты начинали именоваться «местечками» по воле землевладельцев. В этих населённых пунктах устраивались базары; владельцы взимали пошлины за привозимые, взвешиваемые и продаваемые на базарах товары; затем, в местечках осуществлялось так называемое пропинационное право. Каждый владелец был заинтересован в том, чтобы иметь «местечко» и поэтому число их было довольно велико, хотя отдельные пункты населены были слабо и, по укладу жизни в них, не отличались от сел и деревень. В местечках, кроме сельского населения, селились мещане и в большинстве из них устраивались мещанские управления, а так как , приобретая постепенно характер городской, они включали городское население Польши, т. е. главным образом евреев , то в этих  местечках имелись в  большинстве случаев особые мещанские еврейские управления. Таковы были местечки бывших литовских областей и Юго-Западного края. Особых учредительных актов эти местечки обычно не имели и именовались «местечками» по традиции. С течением времени местечками стали называться и такие населенные пункты, которые не имели мещанских управлений, но которые соответствовали по внешнему торговому обиходу типу прежних местечек. «Местечко» соответствовало тому понятию, которое в великороссийских губерниях обнималось словом «посад», где жили «мещанские люди» и производился торг. Новые местечки, не имевшие учредительных актов, причислялись к этой категории населенных мест по неизвестным причинам и по традиции.

В 1891 году киевский генерал-губернатор г. Игнатьев возбудил целый ряд вопросов, касающихся применения правил 3-го мая 1882 года. Его очень беспокоило то, что Сенат по одному делу высказался за то, что выгонные земли, если они непосредственно прилегают к городу, включаются в городскую черту, что поэтому евреи имеют право там селиться, и что вообще к этим городским землям правила 3-го мая не применяются. Г. Игнатьев усмотрел в этом большую опасность для устойчивости практики правил 3-го мая и настаивал перед министром внутренних дел на том, чтобы там, где невозможно составление городского плана или где таковые раньше не существовали, было прямо указано, что на выгонных землях, вне площади городского и местечкового поселения, евреи жить не имеют права. Министр внутренних дел этим усиленным заботам г. Игнатьева не внял, и дело не получило движения, но зато началась проверка правильности именования разных поселений местечками, в тех случаях, когда не существовало определенных актов, имеющих обязательную силу: Высочайших повелений или других каких-нибудь учредительных памятников.

Иначе говоря, началось переименование местечек в сельские местности, а так как такого рода постановления губернских правлений имели тот смысл, что данная местность никогда вовсе не была городским поселением, то поэтому в таких местностях началась проверка времени поселения в них евреев, и по отношению к тем евреям, о которых полиция не удостоверяла, что ей точно известно, что они жили до мая 1882 года, делались постановления о немедленном их выселении. Первая полоса таких переименований прошла через Полтавскую губернию; за нею потянулись другие губернии, и начался ряд изгнаний из местечковых мест.

Для пояснения я должен указать на то, что в нашем законодательстве не заключалось никаких точных правил о том, как учреждаются новые городские поселения. В городовом положении 1870 года никаких указаний на это не имелось; не включены были такие указания и в новое городовое положение 1892 г. Только в одном месте, во всем нашем обширном Своде Законов, упоминается в виде примечание, что учреждение городов может иметь место по приговорам сельских обществ и с утверждением центральной власти в лице комитета министров по представлению министра внутренних дел. Результатом отсутствие в законе указаний по такому важному предмету, имевшему большое значение, в особенности после развития железнодорожных путей, — было то, что вызванные экономическими явлениями к жизни бойкие торговые и весьма густо населенные пункты, в особенности при узловых станциях железных дорог, оказались без всякой регламентации.

Никакие законы к ним не подходили. К разряду сельских местностей их нельзя было отнести по составу населения, так как эти поселение обыкновенно располагались на владельческих землях, а не на крестьянских, как, например, Лозовая, Юзовка и т. д., и крестьяне там не селились. Там оседали торговцы, возникали промышленные заведения, и все это управлялось неизвестно кем, кроме ближайшего урядника и вообще сельских властей, которые не имели никаких директив и никаких указаний в законе, как им управлять чисто городским населением, вновь появившимся на территории, принадлежащей их компетенции.

Особенно запутаны были в таких поселениях земельные отношения. Выстраивались каменные здания, иногда довольно ценные, на землях, арендованных на короткий срок у владельца имения, в черте которого вырастало такое поселение. По окончании арендного контракта домовладелец оказывался полностью во власти землевладельца, который при нежелании возобновлять договор мог подвергнуть разорению своего контрагента, если последний не согласен был подчиняться самым несправедливым и утеснительным требованием владельца указанной земли. Такие поселения вырастали прямо как грибы в местностях, где начинали развиваться чисто американским темпом новые отрасли промышленности, как, например, горная промышленность в Донецком бассейне, в Екатеринославской губернии, в Криворожском районе.

Лучшим примером может служить город, тогда уже, к началу 90-х годов, имевший более 10 тысяч населения, — Юзовка. Это поселение выросло вокруг завода Новороссийского акционерного общества, владельцами которого были акционеры-англичане. Все почти акции принадлежали известному горнопромышленнику Юзу, нажившему в России колоссальное состояние. За смертью его акции перешли к его наследникам. Правление этого общества находилось в Лондоне. Говорили — и я имел основание верить этому, — что часть акций принадлежала одному из русских Великих Князей, и поэтому Новороссийское общество с колоссальным железоделательным заводом в образовавшемся поселке, носившем название, в честь основателя общества. Юза, — Юзовки (Екатеринославской губ. Бахмутского уезда), пользовалось особенным покровительством местных властей.

Поселок к тому времени, к которому относится мой рассказ, был уже расположен на пространстве нескольких сот десятин земли; на заводе Юзовки работало около 8 тысяч рабочих; по соседству открылись угольные копи с очень богатыми залежами, на которых работали также тысячи рабочих. Местность быстро оживилась и получила характер селения, невиданного до того в России.

В Юзовке учреждались отделения самых крупных банков, вследствие крупных фискальных оборотов в Юзовке было даже основано отделение Государственного банка и казначейства, не говоря уже о почтовой станции и телеграфе. В Юзовке помещалась камера мирового судьи, а впоследствии земского начальника; был и податной инспектор, — вообще все атрибуты города с его чиновничеством были налицо. Однако, не существовало никакого акта, которым бы устанавливалась наличность такого городского поселение, и Юзовка, делающая обороты, исчислявшиеся сотнями миллионов, — один из самых видных торговых и промышленных центров на юге России, — официально не существовала, а существовало лишь имение Новороссийского акционерного общества, бывшее светлейшего князя Ливена, у которого Новороссийское общество приобрело это имение, составлявшее, если не ошибаюсь, 7 тысяч десятин, среди которых были и рудные местности и угольные копи.

Англичане Юзы создали из Юзовки тип феодального владения. Хозяином и распорядителем судеб всего населения было правление акционерного общества в лице его председателя Ив. Ив. Юза. Участки земли с высокой посаженной платой отдавались в аренду на 12 лет с условием, что если по истечении 12 лет договор не будет возобновлен (при чем обязательства такого возобновления для владельцев не существовало), то участок должен быть очищен, и постройки, какой бы ценности они ни были, переходят безвозмездно к владельцу земли, т. е. к акционерному обществу. Открытие лавки возможно было лишь с письменного разрешения администрации поселка, при чем, чтобы избежать конкуренции, желающий открыть лавку платил крупную сумму, взамен чего получал от управления поселком обязательство не разрешать более никому открывать подобную торговлю по соседству. Аренда помещений на базарной площади оплачивалась неимоверно высоко. Без разрешения поселкового управления не разрешалось открывать никаких заведений. Установлено было, несмотря на отсутствие соответствующего закона, пропинационное право владельцев путем контрактов. В этих контрактах имелся пункт, что открывать питейную торговлю можно только с разрешения владельцев. Даже аптеки были изъяты из общих правил, существующих для аптек, и в порядке частных контрактов подчинены были регламентации со стороны представителей Юза. За аренду аптеки платились колоссальные суммы с тем, что открытие новой аптеки уже не разрешалось; в результате многотысячное население должно было довольствоваться сначала одной, а потом двумя аптеками, которые должны были обслуживать десятки тысяч людей — и местечковое население, и рабочих окружающих заводов и копей. По окончании контрактов цены повышались неимоверно. Мною сделан был подсчет, из которого видно, что за десятину земли владельцы Юзовки получали арендную плату свыше 20.000 рублей в год. Общий закон о городском благоустройстве, о чистоте улиц, об освещении и замощении, о санитарном положении — все это заменялось своего рода обязательными постановлениями управление поселком, без всякого участие властей. Юзовка была самостоятельным княжеством, где общероссийские законы применялись лишь в тех случаях, когда нужно было выйти с какими-нибудь правовыми отношениями за пределы поселка или местечка; внутри же поселка господствовал один закон: воля Юза.

В 1892 году над Юзовкой разразилось бедствие. Это было время холерных эпидемий, последовавших за неурожайным 1891 годом. Вследствие слабости надзора за заводами Юза, рабочее население жило в антисанитарных условиях и в большой бедности, так как англичане не стеснялись в отношении русских рабочих.
Неудивительно, что здесь возник опасный очаг холерных заболеваний, и местные врачебные власти вынуждены были принять экстренные санитарные меры. Началось брожение среди темного люда, которое вылилось в так называемые, холерные беспорядки; начались поджоги и разгром имущества. Тогда, наконец, власти обратили внимание на новую Калифорнию: на вновь открытую Юзовку, и, как это всегда бывало, прежде всего это отразилось на евреях, — тем, что губернское правление стало доискиваться: а почему Юзовка называется местечком. Неоднократно, в разных торжественных случаях население Юзовки посылало приветственные и поздравительные телеграммы на Высочайшее имя и получало благодарности, которые адресовались жителям местечка Юзовки. Получив такие ответы, местное население было уверено, что оно Высочайшей властью узаконено в качестве жителей местечка. Но губернское правление в таком способе адресования ответов и благодарственных телеграмм, конечно, не могло усмотреть никакого правооснования и вышло из трудного положение, признав, что Юзовка — вовсе не местечко.

В Юзовке жило не менее 6-7 тысяч евреев, и можно себе представить, как такое мудрое постановление Екатеринославского губернского правления отозвалось на еврейском населении и на интересах самих владельцев этого местечка. Полиция начала работать над разрешением трудной задачи: кто поселился до 1882 г.? В виду того, что до 1882 г. Юзовка была маленьким пунктом и дошла до состояния большого города за последние 10 лет, то на проверку выходило, что выселению подлежат почти все евреи. Юзовское бедствие было угрожающим, и мне пришлось выехать в Екатеринослав для ознакомления с положением дела на месте. Вышеуказанные подробности для меня стали ясны после переговоров с местными людьми, и я начал хлопоты в двояком направлении: во-первых, с целью добиться признания со стороны центральных властей или Сената, что Юзовка не относится к сельским местностям, хотя и не имеет надлежащего учредительного акта для именования местечком, а во-вторых, с целью признания Юзовки городом и учреждение в ней какого-нибудь общественного, городского управления для того, чтобы освободить местное население от ленной феодальной зависимости Юзов. Мои беседы с екатеринославским губернатором Мартыновым не привели ни к каким результатам. С большим трудом я добился некоторой отсрочки выселения евреев и только впоследствии мне удалось получить указ Сената о приостановлении приведения в исполнение постановления екатеринославского губернского правления о признании Юзовки сельской местностью, и этим самым о приостановлении применение к Юзовке вообще правил 3-го мая 1882 г.

Быть может, если бы речь шла только об одном выселении евреев, то Юзы оказали бы содействие к тому, чтобы признание Юзовки сельской местностью не повлекло за собой изгнание из их владений евреев-арендаторов, весьма полезных, весьма сговорчивых и никогда не восстававших против непомерного роста арендной платы и против обременения населения всякими другими налоговыми повинностями. Но правление акционерного общества понимало, что если Юзовка не будет признана сельской местностью, то надо будет причислить ее к городским поселениям, и что может быть действительно введено, как я об этом возбуждал ходатайство, городское и общественное управление с принудительным отчуждением земельной площади для города, что лишило бы акционерное общество колоссальных доходов. В борьбе с правлением Новороссийского общества перед местными властями я оказался бессильным.

Тогда мною подана была обстоятельная обширная записка в министерство внутренних дел. В этой записке я изобразил положение Юзовки и находил совершенно недопустимым, чтобы в конце XIX столетие в пределах Российской Империи существовало совершенно независимое, феодальное княжество, каким в сущности являлась Юзовка; тем более находил я это недопустимым, что хозяином города является иностранное акционерное общество. Я привел данные не только относительно еврейского, но и христианского население, из коих было видно, что рука владельца имения давила неимоверно, и что было решительно несовместимо с достоинством русского правительства существование такого положения вещей, когда поселение с десятком тысяч жителей находится вне круга действия общих законов, когда обязательные постановления издаются не законными властями, а властно диктуются путем вынужденных контрактов, владельцем имения, от которого зависит судьба, имущество и источник существование такого значительного числа жителей.

Губернатор получил запрос по поводу моей записки, но дальше дело не двинулось. Связи Юза имели силу, и вредное для него направление дела было всякими способами предотвращено. В Сенате дело о выселении евреев из местечка Юзовки возбудило оживленные толки и вызвало разногласие. С большим трудом — и то только в общем собрании Сената, удалось, наконец, отстоять то положение, что Юзовка по характеру своему является городским поселением, а потому правила 3-го мая к нему неприменимы. Евреи в Юзовки были спасены.

Борьба против переименования местечек в села в разных губерниях была ожесточенной. Одним постановлением губернского правления решалась судьба сотен семейств. Сенат разъяснил, наконец, что признаками местечка являются, во-первых, взимание раскладочного налога, установленного в 1872 году, и затем специальное местечковое управление в виде мещанских  управ, при этом требовалось, чтобы оба признака совпадали, — одна наличность мещанской управы без применения закона 1872 года для городских налогов была  недостаточна, и обратно. Получилось положение, при котором евреи городские жители должны были умолять министерство финансов обложите их городским сбором, — один из редких случаев, когда само население просит о разрешении ему подойти под налоговое ярмо. Но это было делом нелегким, так как городской сбор по закону 1872 года исчислялся центральной властью в общей сумме для всей Империи и распределялся по всем губерниям, а внутри губерний раскладкой на разные городские поселения заведовала казенная палата вместе с губернским правлением, т. е. губернские учреждения. В губернских же учреждениях было трудно добиться перераскладки, во-первых, потому, что это сопрягалось с работой, а во-вторых потому, что это клонилось, в конце концов, к тому, чтобы изъять некоторые местности из действий правил 3-го мая, к чему губернские власти в большинстве случаев не проявляли охоты. В тех случаях, когда не удавалось отстоять титула «местечко» для данного поселения, приходилось просить министерство внутренних дел оставить на жительство тех, кто поселился до переименования.
И опять-таки в министерстве внутренних дел оказывалось возможным добиться того, чего никак нельзя было достигнуть на местах. В моем архиве сохранились документы, относящиеся к большому числу такого рода населенных пунктов, — переписка с властями, местными и центральными, образовалась колоссальная; так дело тянулось до 1903 года, когда издан был, уже министре внутренних дел Плеве, знаменитый закон о 101 поселке, изъятом из действия правил 3-го мая. Этот закон и явился последствием многолетней борьбы против переименование местечек в села; все те пункты, о которых говорится в этом Высочайше утвержденном положении комитета министров, соответствуют тем вопросам, по которым мне приходилось вести переписку, хлопотать, приносите жалобы и т. д.

Не могу не упомянуть, по поводу Юзовки, о ряде дел совсем иного порядка, относящихся к моей общей адвокатской деятельности. Если я о них вспоминаю здесь, то только потому, что они имели принципиальное значение для будущего. Во время холерных беспорядков в Юзовке в 1892 году множество недвижимых имуществ и лавок с товарами пострадало от поджогов, учиненных буйствовавшей толпой; все эти имущества и товары были застрахованы в русских страховых обществах.
В уставах всех обществ содержался пункт о том, что общества освобождаются от ответственности за пожарные убытки, если пожар. произошел в народной смуте или в гражданской войне. Страховые общества отказались платить страховое вознаграждение, ссылаясь на этот пункт и подводя холерные беспорядки, бывшие в Юзовке, под возмущение, гражданскую смуту и гражданскую войну. Тогда от имени целого ряда страхователей, я предъявил иски к разным страховым обществам в петербургских судебных местах, которым пришлось определить, какой характер носили Юзовские беспорядки. Ответчики в лице поверенных страховых обществ, представили приговор военного суда, которому преданы были участники беспорядков в Юзовке, причем это предание суду основывалось на законе об усиленной охране по распоряжению административной власти. В приговоре подробно описывались обстоятельства, при которых поджоги произошли, и рисовалась обычная картина время от времени возникавших в России, так называемых, голодных и холерных бунтов. Я в своей бумаге указывал суду на то, что юзовские беспорядки не представляют собою восстание против власти верховной, что это не были политические беспорядки, что здесь не было оттенка гражданской войны, не было политической борьбы, а был массовый непорядок и массовые поджоги, которые в России не представляются необычными; путем сложного толкование того параграфа устава, на который ссылались страховые общества, я приходил к заключению, что на случай таких поджогов общество не освобождено от ответственности. Эти дела были мною проиграны. Я их довел до Сената, и Сенат окончательно укрепил практику применения правила об освобождении обществ от ответственности за пожарные убытки в подобных случаях. Такие иски после этого возникали неоднократно, в особенности после аграрных беспорядков в начале XX столетия и еще больше, после аграрных беспорядков 1905-1906 гг. Сенат остался неизменно верен практике, начатой им по поводу юзовских пожаров.

Чтобы покончить с вопросом о применении временных правил 3-го мая в этот период, надо упомянуть еще о делах довольно обычных, доходивших до Сената, о воспрещении евреям занимать некоторые небольшие участки земли в селах и деревнях, для устройства еврейских кладбищ. Оказалось, что по правилам 3-го мая, по толкованию местной администрации, еврею в деревне не только нельзя жить, но и умирать. Бывали случаи, что из отдаленной деревни или села, даже во время эпидемий, приходилось увозить трупы евреев за 40 и больше верст в ближайший город или местечко для того, чтобы найти, наконец, успокоение телу умершего. Губернские правление находили, что не следует допускать аренду земли даже для устройства кладбищ, т. е. не для надобности эксплуатации сельско-хозяйственной или промышленной. С большим трудом, не без сопротивления министерства внутренних дел, удалось в начале 90-х годов добиться от Сената нескольких разъяснений, согласно которым признано было, что по правилам 3-го мая воспрещается евреям владение недвижимой собственностью для надобностей экономических или промышленных; для того, однако, чтобы хоронить умерших, евреи, составляя как бы общества или товарищества, могут арендовать соответственные участки как на крестьянских землях, так и на владельческих; таким образом кладбищенский вопрос был благополучно улажен.

Подобного рода помехи представлялись в отношении устройства молитвенных домов, для которых приходилось прибегать к аренде. Здесь возникали затруднения другого свойства: в каких случаях разрешается устройство новых молитвенных домов? Закон, помещенный в уставе инославных исповеданий, гласил что евреи могут устраивать новые молитвенные дома на каждые 30 семейств, а синагоги — для 80 семейств. Если же имелось меньше 30 семейств, то местная администрация вообще отказывала в разрешении открыть молитвенный дом. Приходилось доказывать перед Сенатом, что упомянутый закон относится к устройству новых синагог, т. е. при наличии уже одного молитвенного дома, второй молитвенный дом, может быть открыт, если имеется 30 семейств, желающих его устроить, а что религиозные потребности евреев, которые не могут зависеть от того, набралось ли 30 семейств, должны быть удовлетворены на основании общего принципа веротерпимости. К счастью, Сенат разделил этот взгляд, и, таким образом, оказалось возможным устраивать молитвенные дома в селах и деревнях при наличии десяти взрослых евреев, т. е. числа, предписываемого, как минимальное, еврейским религиозным законом (допущено было даже облегчение, чтобы счет производился не по семействам, а по лицам).

Ясенов