Если бы меня попросили вспомнить какой-то совершенно особенный жанр донецкой жизни, непременный, но при этом оригинальный, я бы вспомнил лодки на Первом городском. Они существовали всегда, и всегда вокруг них клубились легенды. Мой героический дед рассказывал мне, как они с друзьями, полноценные молодые балбесы, до войны развлекались, устраивая там морские бои. Нанимали несколько лодок, таранили друг друга, опрокидывали в воду и награждали друг друга всякими пиратскими титулами, каждого по заслугам. Однажды таким образом привели одну из лодок в негодность – и понимая тяжесть расплаты, все попрыгали в воду, доплыли до безопасного восточного берега и скрылись в зарослях. На том их флибустьерская карьера и закончилась. Им исполнилось по 18 лет – пора было браться за ум.

 

Возможно, дедушка такими сюжетами хотел повысить мой боевой дух, градус которого его совершенно не устраивал. Был и конкретный повод. Отец зачем-то рассказал ему, как я испугался во время своего первого знакомства с лодками Первого городского. Что тут отрицать? Да, папа не врал. Но у моего страха имелись оправдания. Во-первых, причал еще был старый, деревянный, скрипучий и шаткий. Доски ходили туда-сюда, как детали жуткого механизма, предназначенного для перемалывания маленьких мальчиков. Сами лодки тоже не вызывали доверия. В них накапливалось немного воды, и трудно было поверить, что они не затонут, оказавшись на большой воде. А плавать я не умел. А уверенности в том, что отец меня спасет, почему-то я не испытывал совершенно (прости, папа!)…

 

Понадобилась изрядная работа над собой, чтобы лодки Первого городского перестали казаться мне челнами Харона. Конечно, тут постарались друзья. Среди них были настоящие титаны духа, не боявшиеся даже директора школы Давида Абрамовича Вайштейна, не то что лодочных сложностей. Мы с ними отрывались в парке Щербакова несколько раз. Впрочем, ничего похожего на дедовские приключения в нашей практике не случилось. Любимым водным сюжетом для нас было — заплыть в отдаленный юго-восточный угол ставка. Там, как рассказывали, функционировал настоящий подпольный «сексодром» — но нам ни разу не довелось стать свидетелями диких любовных утех, хотя мы втайне на это и надеялись. В итоге, довольствовались тем, что укрывались в зарослях, где, притаившись, курили болгарские сигареты и распивали портвейн «три топора». Для острых ощущений вполне хватало.

 

Но, в конечном итоге, лодочный мир принес мне острейшую иллюстрацию человеческой подлости. Я помню дату – 24 мая 1980 года, день последнего звонка. Мы, десятиклассники, под присмотром преподавателей отправились в парк Щербакова, чтобы поразвлекаться всласть. Важным пунктом программы были катания на лодках. Мальчики, так сказать, угощают девочек.  По удивительному свойству памяти, не могу вспомнить тех двух красоток, которые оказались на борту со мной, а вот компаньона по гребле помню отлично – Костя Стрижикоза, главный выдумщик нашего класса. Мы едва успели вывести лодку на оперативный простор, как в руках у Кости сломалось одно из весел. На том вся романтика для нас в тот день и закончилась. За поврежденный инвентарь, по щербаковским правилам, администрация парка имела право удерживать оставленный нами залог (кажется, 3 рубля). Было обидно и противно – ведь, внимательно присмотревшись к линии слома весла, мы увидели, что его предварительно подпилили чуть ли не наполовину. Доказать мы ничего не могли – но покидали парк уже совсем другими людьми. Понимающими, что в жизни доверять нельзя никому. Поверьте, это стоило трех рублей…