Донецк у каждого свой. И лучший Донецк у каждого – это, наверное, город его детства и молодости. Мы попросили вспомнить это время Елену Бондаренко – известного украинского политика.

«Принадлежность к Макеевке давала свои моральные преимущества»

-Как говорят, Макеевка – не Донецк. Для тебя, для макеевчанки, что значил Донецк?

-Он абсолютно не был чем-то чуждым. Я родилась и выросла на Гвардейке – а наш район всегда считался чуть ли не десятым районом Донецка. И это были не просто слова. Мы имели прекрасную транспортную связь с центром Донецка – троллейбус 7-го маршрута. Или, с другой стороны – 19-й автобус. Троллейбус вообще доходил почти до площади Ленина, как ты знаешь. Поэтому для нас все было просто: садишься в троллейбус в центре Гвардейки, через 3 остановки пересекаешь формальную границу Макеевки, через полчаса ты – уже в центре Донецка. Так что я – не макеевчанка, а скорее македонка. Знаешь, как шутили?

-Ну да, говорили о Македонии как о едином целом из Макеевки и Донецка, еще в 70-х этот термин придумали…

-Да? Лично я услышала его только в 1991-м, когда поступала в университет. Тогда меня и назвали «македонкой», когда мы знакомились друг с другом. Но, кстати, принадлежность к Макеевке тогда давала мне некоторые моральные преимущества. Например, этим можно было оправдывать свои опоздания в университете. В то время как дончанам такой поблажки не давали – хотя, например, с Текстильщика гораздо сложнее добраться до центра, чем из Гвардейки.

-То есть, Донецк для тебя с детства был своим пространством?

-Конечно! И в цирк донецкий нас из школы возили. И родственники здесь жили, куча знакомых – меня родители еще маленькой в гости к ним постоянно таскали. Но с другой стороны, вот эти 40 минут на троллейбусе из конца в конец – они в детстве казались вечностью. Любопытно, что, когда вырастаешь, эти огромные расстояния становятся меньше, как бы «съедаются». И уже кажется возможным пешком дойти от Донецка до Гвардейки. Что и приходилось иногда делать. Например, зимой 1992 года, когда навалило кучу снега и транспорт просто встал…

-И сколько же заняла дорога из университета до Гвардейки?

-Да часа два, не меньше! В общем, еще раз подчеркну: Донецк – это было что-то свое. И на кинопремьеры мы спокойно ездили либо в кинотеатр Шевченко, либо в широкоформатный «Донецк» на Калиновке. Помню, как в этом самом «Донецке» выстояли огромнейшую очередь за билетами на «Кинг-Конга»…

-Шевченко нравился больше?

-Как раз нет! Его стиль казался мне каким-то депрессивным. Хотя я и понимала, что по сравнению с другими он – лучший. Четыре зала, опять же… Но вот не нравился мне его антураж, несовременно это как-то было. А когда в том же здании появился ночной клуб «Чикаго», весь этот комплекс вообще стал казаться каким-то хаотичным, злачным местом – и я его старалась обогнуть.

-«Кинг Конг» запомнился больше других фильмов?

-Пожалуй, но прежде всего из-за огромной очереди. Вот, кстати, вспоминаю еще одну, но уже не киношную очередь. В начале 80-х к нам приехала американская выставка. Ее разместили в «Экспо-Донбассе», и желающих посетить ее было множество. Нас повезли туда от школы. Но, честно говоря, ничем, кроме как очередью, она не запомнилась. Давали какие-то значки, флажки – но все это как-то не впечатлило…

«Могла кого-то и линейкой огреть»

-Все-таки время уже было немножко другое. Вот в начале 70-х не первой американской выставке люди, получив полиэтиленовый пакет, были просто счастливы… Скажи, а ты была бойким ребенком?

-Наверное, да. Я была из тех, кто хорошо учится, но по поведению могла отхватить пару.

-За что, например?

-За подсказку. Или могла кого-то линейкой огреть. Мы были веселыми детьми и развлекались, как могли.

-А после занятий?

-О, там меня поджидала ненавистная музыкальная школа, куда я проходила, как в тюрьму, семь лет. Хотя закончила ее с красным свидетельством – наверное, чтобы родителей не огорчать. Им очень хотелось, чтобы я овладела инструментом…

-Фортепиано?

-Да. Это была детская музыкальная школа №3, причем за время моего обучения ее трижды переносили в разные места района.

-Расскажи о родителях…

-Папа был шахтер, проработал 25 лет на шахте Калинина, причем добирался туда на велосипеде, в любую погоду. И он всегда уходил на первую смену – кажется, что в 5 утра дома его уже не было. Мама до пенсии работала медсестрой в больнице на Щегловке. Кстати, там же и я родилась.

-Что они тебе дали?

-Ну, слушай, все, что из меня выросло – все это их заслуга. Вот, например, страсть к чтению – это точно от папы. Он выписывал огромное количество газет и журналов – от «Советского спорта» до «Литературки» и «Нового мира». Впихнуть в почтовый ящик было невозможно – почтальон постоянно звонила нам, чтобы отдать эту пачку в руки. Сколько себя помню, папа постоянно читал…

-И вот эта привычка перешла к тебе…

-Да. И вообще, моим любимым времяпровождением было пропадать в школьной библиотеке. Я безумно ее любила, тем более, что библиотекарем работала наша соседка по улице Ольга Ивановна. Я ходила к ней в кружок переплетчиков, в итоге заслужив у нее почетное звание «книжкин доктор». И у меня постоянно были грамоты «Лучший чтец года». Читала я больше всех в классе.

-Какая книга была любимой?

Большая советская энциклопедия. На дом ее не выдавали, ее можно было читать только там же, в нашей библиотеке. Любила искать что-то новое для себя, узнавать глубже что-то такое, что меня заинтересовало. Если говорить о художественной литературе, то в детстве это были истории о Карлссоне, о Пепидлинныйчулок – что-то в этом духе. В старших классах, благодаря двум замечательным преподавательницам русском литературы – Елене Ивановне и Татьяне Юрьевне – появился большой интерес к поэзии, особенно «Серебряного века». Много стихов знала наизусть – жаль, что время вымывает их из памяти…

«Мы были полностью имплементированы в Донецк»

-Одна из главных достопримечательностей Гвардейки — огромный «рогатый» террикон. Наверняка поднималась на него…

-Еще бы! Облазили там все вокруг – и летом, и даже зимой получалось туда взобраться. Один рог был надежный, на него забирались все, второй был опаснее, его рисковали взять только самые бедовые. Я на нем так и не побывала. Вид с вершины террикона открывался шикарный – весь центр Донецка как на ладони! Потом как-то нам в школе нам рассказали, что нельзя там шастать, что там недавно обнаружили убитую девочку. И мы немножко испугались. Но ненадолго.

-Лучших подруг помнишь?

Конечно, и они все были разные. И, как на заказ – все Лены, как и я. И все разные. Встречались в основном друг у друга дома. У одной была шикарная библиотека. С другой мы больше ходили в кино, в основном – в наш, можно сказать, домашний кинотеатр «Космос», он был в центре Червоногвардейского района. Третья любила шить, и мы с ней сошлись на этой теме. С каждой было интересно по-своему, всех их я помню и благодарна им.

-Гвардейка как место проживания – это прекрасно или ужасно?

-Думая об этом сейчас, я понимаю, что там было все для нормальной жизни. Рыночек, уютный парк со стадионом и «чертовым колесом», универмаг, музыкальные школы… Наверное, самый обустроенный район Макеевки. Единственное, чего мне не хватало – бассейна, плавать я ездила на Шахтостроитель.

-Местному населению хотелось административно присоединиться к Донецку? Это как-то обсуждалось?

-Да зачем? Ведь фактически мы и так принадлежали Донецку. Развлекаться все ездили туда, в центр. Даже за покупками частенько отправлялись на Калининский рынок. Гвардейка была полностью, так сказать, имплементирована в Донецк.

«Честно говоря, струхнула поступать на блатной факультет»

-Как ты решила, кем будешь?

-Жизнь за меня решила, прежде всего. В университет на истфак курсе на втором-третьем пришли с факультета дополнительных и смежных специальностей агитировать поступить туда. В числе прочего там была такая специальность, как журналистика. И помню, от «Донецких новостей» произнесла зажигательную речь Римма Филь, она очень завлекательно расписывала перспективы практики в их издании. И мы с моими подружками пошли на этот факультет. В итоге, из всех нас до последнего курса доползла я одна, но к тому моменту уже почти год как работала в редакции «Донецких новостей».

-Стоп! Давай вернемся немного назад. Почему пришло решение учиться на истфаке?

-Вообще-то сначала я хотела поступать на экономико-правовой. Мне тогда казалось, что юриспруденция – это мое. Отчасти так и вышло – став парламентарием, я с этим соприкасалась постоянно. Но мои родители и знакомые охладили мой пыл, утверждая в один голос, что туда просто так поступить невозможно. Я на тот момент была наивной – и, кажется, струхнула, наслушавшись слухов и сплетней о том, что это факультет каких-то блатных, куда берут только по звонку или каким-то еще специальным образом. А интерес к истории у меня был с 5-го класса, как только она пошла по школьной программе. Каждый год в мае я брала в школьной библиотеке учебник истории для следующего класса – и все лето с ним не расставалась, очень мне нравилось читать о событиях прошлого. И поэтому, когда перспективу экономико-правового я для себя исключила, оставалось то, что было для меня интересно – исторический.

-Конкурс там ведь был не слабый?

-Да, что-то около трех или четырех человек на место. Но поступила я легко, даже не ожидала. У меня была серебряная медаль, и благодаря этому, сдав историю на «пять», я поступила сразу, без сочинения и английского.

-В мое время, в конце советской эпохи, на истфаке было полно всяких «козырных» персонажей. Учился, например, Юра Качура – сын тогдашнего первого секретаря обкома. А как было в ваши времена, в начале 90-х?

-Я как-то этого не заметила, если честно. Вообще, на первом курсе произошел жуткий отсев, и все те, кто попал туда случайно, уже на первом сессии «умерли» смертью храбрых. Среди них, возможно – и те блатные, которые учиться не собирались.

-Кто был главной звездой среди студентов?

-В моем представлении, звездой был Сергей Шведко, впоследствии – очень известный в области журналист. Он был старше нас и считался просто какой-то легендой. Обладал поразительной памятью – мог, прочитав за ночь учебник, запомнить его практически дословно. Мог процитировать тебе хоть Ключевского, хоть Карамзина, кого угодно.

-Преподаватели таких, кстати, не слишком любят… Кстати, а кто был твоим фаворитом из преподавателей истфака?

-Очень мне запомнился господин Крапивин, который вел славяноведение. Удивил приятно, потому что ожидала я чего-то страшного. Им все пугали, говоря, что «тройка» у него – великое счастье. И как раз сложилось так, что сдавать ему экзамен я пришла, зная предмет очень приблизительно. Вытащила билет – и вижу, что там мне понятна только половина вопросов. К моей удаче, среди них оказался вопрос о Сербии, о реформах Карагеоргия – тут мне было что рассказать. Он меня выслушал – и говорит: «Замечательно! Остального вы не знаете – но за Карагеоргия «три» я вам поставлю!» Вот вам и грозный Крапивин! Уходила я с экзамена в состоянии такого душевного подъема, какой редко когда приходилось испытывать. Это к тому, как приятно бывает обмануться в лучшую сторону… Но были и настоящие «звери» среди преподавателей. И первый среди них – господин Чарских, он вел историю стран Азии и Африки, это был ужасный предмет. Плюс к тому, сам Чарских нас строил, как сержант в армии. И еще – если ты пропускал занятия, то на экзаменах должен был тянуть дополнительные билеты. Сколько занятий пропустил – столько дополнительных билетов. А поскольку я работала тогда уже на двух работах, то пропускать приходилось часто. Мне пришлось тянуть 11 билетов! Я ответила из 11 на 8 – и тут он говорит мне, что ставит «двойку». Я не выдержала и начала с ним спорить, причем очень горячо, доказывая, что «два» — это когда студент вообще ничего не знает. Но 8 из 11 билетов я же ответила! В общем, я с ним сцепилась, и «три» все-таки у него выспорила – «за настойчивость», как он сказал. Эти две «тройки» и испортили мне «красный диплом»…

«Одновременно работала в «Донецких новостях» и в продуктовом магазине»

-Ты сказала, что работала тогда в двух местах. Это какие?

-Одно – редакция газеты «Донецкие новости». Кроме того – продавцом в магазине…

-Как?

-Да очень просто. Это был обычный продуктовый магазин на пересечении бульвара Шевченко и улицы Марии Ульяновой. И я там работала помощником продавца. Смена начиналась в 7 утра и заканчивалась – в 7-8 вечера. Но потом – два дня твои, на отдых, учебу и все остальное.

-А как удалось вписаться в такую несвойственную тебе деятельность?

-Не совсем и несвойственную. В старших классах школы, в УПК – была такая система профессиональной подготовки детей – я осваивала как раз эту специальность. Девочки могли там учиться на швей или кулинаров – но у меня ни с одним из этих занятий не сложилось. А третьей специальностью у нас как раз была торговля. Практику мы проходили в одном затрапезном макеевском магазине – протирали тряпочками банки с консервацией, чтобы они лучше выглядели на прилавке…

-Тебе пришлось работать в этой сфере в «стремные» 90-е. Не возникало проблем?

-Слава Богу, нет. Ну, я там все-таки не одна работала. Страшно не было.

-А в «Донецких новостях»?

-А там чего бояться?

-Босса Артема Байкова, например! Среди журналистов о нем ходили некоторые пугающие легенды…

-Да нет, страшным он не был совсем. Вообще, должна признаться: о журналистике я имела очень приблизительное представление, пока не начала работать. «Донецкие новости» были интересным коллективом, с кучей звезд, хотя и склочным, при этом. Слишком много, наверное, женщин там скопилось… Но Байков – это, конечно, великий человек! И очень интересный. У нас с ним как-то сразу сложились отношения, и он меня постоянно поддерживал в дальнейшем. И когда возникали вот эти склоки бабские – он меня по-отечески опекал, мудро уводя из-под конфликтов. Не ленился похвалить, когда материал, по его мнению, действительно того стоил. Если что-то не нравилось – рекомендовал, что доработать. К нему всегда можно было прийти за советом по тексту. За восемь месяцев работы с ним я получила больше практических советов, чем на факультете журналистики.

-Всего восемь месяцев? Почему так мало?

-Просто потому что меня увлекла телевизионная журналистика – как более мобильная, более живая и интересная. Тем более, что редакция ТРК «Украина» находилась» в том же здании, только с другой стороны.

-Уходя в новую сферу, унесла с собой воспоминание о каком-то звездном газетном материале?

-Я человек скромный и не считаю, что в «Донецких новостях» у меня были какие-то звездные выступления. Ну, вот разве что уже в другую газету, «Жизнь», я написала материал о безопасности работ в шахтах. И в конце, проанализировав недостатки в этом деле, предсказала, где могут быть проблемы. И один из моих прогнозов, к сожалению, сбылся, о чем мне впоследствии с удивлением рассказывали специалисты из этой сферы.

«Однажды заснула на глазах у Януковича»

-Кто вдохновил тебя на переход в ТРК?

-Как-то само образовалось. Журналисты ведь общаются между собой на пресс-конференциях, на событиях. И вот там кто-то мне сказал, что ТРК ищет журналистов в редакцию новостей. И я подумала – а почему бы не попробовать? Приняли меня легко, редактору отдела Марине Миргородской как раз требовался репортер на экологическую тематику. Я и стала таким журналистом. Через месяц я знала в этой новой для себя теме уже все, что было нужно – учиться там приходилось быстро. А потом как-то вышло так, что не оказалось в строю журналиста, который мог бы собирать и обрабатывать информацию из органов власти. И ко мне отошла еще и эта тема. Она была официозная, никто ее не любил – но я отнеслась к ней легко. И справилась без проблем.

-Не скучно было?

-Честно – временами скучновато. Иногда на этих коллегиях я просто засыпала. И однажды из-за этого попала на глаза Януковичу, который только-только стал губернатором. Я специально села в первом ряду, зная, что люди из президиума обычно смотрят на более дальний район зала, а первый остается «мертвой зоной». И заснула. И надо же, чтобы взгляд Януковича упал именно на меня! Он начал спрашивать у приближенных: «Кто это такая?» Ему объяснили. Он поинтересовался, почему я сплю. Что они могли сказать? «Ну, дело молодое, Виктор Федорович…» Потом ко мне подошел один из них, кажется, Виталий Лобас, и сказал многозначительно: «Лена, Виктор Федорович спрашивал, что такого делают на твоем телеканале с сотрудниками, что они спят на работе…» Я ему объяснила, что, мол, куча работы, сильно устаю. Он понимающе кивнул головой, но посоветовал в следующий раз все-таки дремать где-нибудь в другом месте.

-О ТРК «Украина» вспоминают как об удивительно звездном коллективе. Ты тоже так считаешь?

-В принципе, да. Ну, смотри. Саша Денисов стал руководителем телеканала «Футбол». Марина Миргородская доросла до генерального директора ТРК «Украина». Юра Сугак – один из руководителей новостного вещания. Андрей Будяк сделал очень успешную карьеру телевизионного менеджера. Сережа Попов – продюсер на «плюсах».

-Ты с теплотой вспоминаешь те годы?

-Да, это был хороший коллектив. Со здоровыми отношениями, с совместными праздниками. И с взаимовыручкой, что важно. Там было интересно, хотя, честно говоря, работалось тяжело. Зато – каждый день новые события, новые люди. Это постоянное расширение кругозора, постоянная новая информация из самых разных сфер. Хотя у каждого журналиста и была специализация, но часто приходилось заменять коллегу – и осваивать его тематику. Через наш отдел проходил огромный поток информации, постоянно приходилось куда-то выезжать, и каждый выезд мог потребовать от тебя знаний, который ты не имел, но которые были необходимы, чтобы не выглядеть в кадре по-дурацки. Это была серьезная школа жизни, которая подталкивала тебя к самосовершенствованию, к саморазвитию. Если, конечно, ты имел желание чего-то добиться в этом деле.

-Самое запомнившееся телевизионное дело?

-Наверное, это тот случай, из-за которого меня чуть не уволил наш босс Геннадий Кондауров. Как-то в городе случился конфликт между двумя профсоюзными лидерами – Стояном и Пивоваровым. И я, побывав на месте разборок (какая-то конференция), проявила самую настоящую профессиональную некомпетентность – почему-то решила, что будет достаточно взять комментарий только у одной стороны. Поговорив со Стояном, я успокоилась и подготовила в таком виде сюжет к эфиру. И он вышел. Естественно, Пивоваров звонит нам и устраивает нам разнос, грозя засудить. И после этого меня вызывает Кондауров и объясняет мне, что я не выполнила свою работу так, как положено (что было, увы, чистой правдой). И заключает: «Поэтому, скорее всего, мы тебя уволим, потому что ты поставила репутацию компании под удар». Исправить ситуацию можно было только одним способом…

-Взять отдельное интервью у Пивоварова?

-Да… И мне пришлось это сделать, пойдя на всяческие унижения, выслушав многоминутный монолог Пивоварова о том, что собой представляю я лично и вся наша компания в целом. Но главное сделала – конфликт был исчерпан, пусть и такой ценой. Хорошо еще, что Кондауров дал мне возможность все исправить – мог бы просто выгнать…

-Добрый Кондауров!

-Он был нормальным мужиком, на самом деле. Не без странностей, конечно. Как интроверт, он не всегда был легок в общении, имел свою непрошибаемую систему координат, поколебать которую не мог никто. А что напрягало больше всего, так это его страсть к балету. Это само по себе не беда, конечно. Просто это задевало всю редакцию. Когда начинался фестиваль «Звезды мирового балета», ТРК начинала жить в режиме аврала. ТРК занималась буквально всем – билетами, оргвопросами, медийным обслуживанием. Это жутко раздражало. Но сейчас я понимаю, что Кондауров делал для Донбасса дело огромной важности. Активно популяризируя балет, он придавал индустриальному региону какое-то новое культурное измерение.

«Донецк – мой родитель, а родителей не выбирают, и любят их до самого конца»

-Донецк – это хороший город?

-Это прекрасный город. Лучший город на Земле.

-Лучше Барселоны, Парижа, Праги?

-Однозначно. По одной простой причине. Он мой. Это мой город, мой родитель – а родителей не выбирают, и любят их больше всех, до самого конца.

-Твои любимые места в городе? Только не бульвар Пушкина, потому что его называют все…

-Ну так ведь бульвар же и есть мое любимое место, что я могу поделать! Ну, а еще – оба театра, оперный и драматический времен Марка Матвеевича Бровуна. И еще – книжный рынок. Даже еще в своем непричесанном формате, когда продавцы выкладывали книги под клееночкой. Обожала там бывать! Еще не было денег, чтобы совершать выезды с покупками каждую неделю, но при первой возможности обязательно направлялась туда. Первые тома «авантовской» детской энциклопедии покупала там.

-Что Донецк дал тебе?

-Трудно сказать односложно… Донецк дал мне чувство локтя. Ощущение того, что ты не один, что рядом – сильные, надежные люди. А еще – Донецк научил меня гордиться тем, что я принадлежу к нему. Потому что было чем гордиться! То, как город изменился к лучшему на глазах всего одного поколения, превратившись в прекрасного лебедя, кажется невероятным – но ведь это действительно случилось, и мы это видели. И это было удивительно и замечательно! Мне всегда было забавно, как киевляне удивлялись нашему безразличию к столице. Им было непонятно – как ж так, почему нас Киев не поражает? А я не понимала – почему нас что-то должно поражать? Что в Киеве было такого, что не было у нас? Ну, допустим, здесь есть Киево-Печерская Лавра – а у нас есть Святогорская. У нас свой оперный театр. И так далее. В Киеве не было ничего, что могло бы вызвать у дончанина комплекс неполноценности… Вот, кстати, вспомнила – цифровой-то планетарий у нас появился даже раньше, чем в Киеве! Как и первый стадион класса «элит», без которого Украина, возможно, никогда не получила бы футбольное Евро-2012. Донецк давал огромные возможности для творческого развития. Я говорю не только о таких глобальных вещах, как балетная школа Писарева, но и, например, о прекрасном магазине «Лавка художника» — человек, увлеченный живописью, мог там найти абсолютно все, что его душа пожелала бы для этого дела.

-Ладно, с этим ясно. А что в Донецке могло вызвать твое недовольство?

-Даже не знаю. Если говорить о 80-х, то тогда город был грязным. Но за какие-то 10-15 лет эта проблема была решена. Но вообще, главным в Донецке всегда были не какие-то внешние проявления, а что-то более глубокое и более важное, прежде всего – люди и их свойства. Таких людей я не встречала больше нигде.

Другие интервью цикла «Донецк молодости»