03.02.2010

«Ежовые рукавицы»

5 февраля 1938 года отмечен пик репрессий — органы НКВД города Сталино в течение дня расстреляли 592 человека.

Об этом жутком «рекорде» рассказывает на сайтеinfodon.org.uaАнастас Кичик, болгарин по национальности, живший тогда на Ветке. На отстрел представителей его народа, оказавшихся в пределах СССР, органам был дан «карт-бланш»: болгары и македонцы всем скопом попали в число «неблагонадежных», как и китайцы, латыши, румыны и бог знает кто еще. Отцу Анастаса Кичика чудом удалось избежать расстрела: «ежовые рукавицы» города Сталино загребли его одной мрачной ночью, но, по счастью, он успел захватить документ, который свидетельствовал о его исключительных заслугах по установлению советской власти в Венгрии в 1918 году. Через сутки Кичика-старшего освободили…

Такие случаи можно было пересчитать по пальцам. В основном люди исчезали бесследно.

В феврале 1938 года начальником управления НКВД Донецкой области состоял одесский еврей Давид Моисеевич Соколинский. Сын рабочего-бондаря, он с 1921 года (ему было тогда 19 лет) работал в структуре госбезопасности. Сделал головокружительную карьеру: до того, как попасть в Сталино, в течение пяти лет руководил органами в Молдавии, Винницкой и Днепропетровской областях. Уже в конце февраля, правда, его сменили на русского Павла Васильевича Чистова, уроженца деревни Кондырино Московской губернии. Соколинского направили в Челябинск, где он успешно выполнял задачу партии до конца 1939 года. Синхронно падению Ежова «загремели под фанфары» и его кадры: пришедший Берия провел в органах стремительную чистку.

Так или иначе, но пик репрессий в Сталино пришелся на «правление» Соколинского, который, похоже, и был тогда настоящим хозяином области.

Как и все в Советском Союзе, репрессии строго планировались. Первая «разнарядка» была спущена в июле 1937. Как свидетельствует краевед М.Жирохов, она предусматривала, что по Донецкой области надлежало расстрелять тысячу человек, и еще три тысячи сослать на 10 лет каторги. Потом было еще несколько директив, и план репрессий был перевыполнен во много раз.

Расстрелы проводились во дворе областного управления – в том самом здании, которое сейчас занимает консерватория. Мимо него старались не ходить – шли по другой стороне Первой линии, даже если приходилось делать крюк. Попадавших внутрь (даже если их не привезли на «воронке», а вызвали на допрос) с первых шагов психологически подавляло обращение чекистов и вся обстановка здания. Одна моя собеседница, которую вызвали по подозрению в распространении пессиместических слухов уже после войны, рассказывала, что, хотя ее и четко направили по коридору, планировка оказалась настолько запутанной, что она заблудилась после первого же поворота. Стены, окрашенные в темную краску, давили на мозг. Проплутав пять минут, она почувствовала, как силы ее оставляют, и грохнулась бы в обморок, но в этот самый момент чудесным образом открылась дверь и в коридор выглянул – ну, конечно, тот самый офицер, который ее вызывал!

От 1938 года в нашей семье осталось одно воспоминание – громадный, во всю газетную полосу, плакат с «ежовыми рукавицами». Больше мои деды-прадеды вспомнить ничего не могли…

Ясенов