В марте 1934 года в Донецк для изучения местной жизни приехал известный литератор Исаак Эммануилович Бабель.
С декабря 1933 года Бабель жил в Горловке. «Градоначальником» этого города был большевик с заслугами Вениамин Фурер. С Бабелем они дружили с гражданской войны, и, когда советские писатели в начале 30-х получили ненавязчивую партийную рекомендацию – приблизиться к народу, узнать жизнь провинции, чтобы на волне этих впечатлений вывести на страницах своих произведений нового героя – Фурер пригласил старого товарища: «Приезжай к нам, напишешь о шахтерах».
Фурер был презанятнейшей личностью. Секретарем горкома партии в Горловке он работал чуть больше года, и за это время превратил шахтерский грязный поселок почти в тот самый город-сад, о котором писал Маяковский. Как и многие старые большевики, он окончил жизнь во второй половине 30-х годов – но, в отличие от многих, не стал дожидаться приговора «тройки», а просто пустил себе пулю в лоб. Но тогда, в конце 1933-м, стреляться никто и не думал. Впереди маячили светлые дали, Фурер фонтанировал дерзкими проектами по благоустройству Горловки, а у 38-летнего Бабеля начала налаживаться вечно неустроенная личная жизнь. В Горловку к нему приехала 23-летняя московская красавица Антонина Пирожкова. Они познакомились за год до этого, и Тоня в декабре 1933-го приняла окончательное решение: стану писательской женой!
Осмотревшись в Горловке, Бабель двинул в Сталино. Здесь его с Пирожковой встретили как самых дорогих гостей, поили, кормили, опять поили. Спустили обоих в шахту (бедная Тоня вспоминала: «Руки и ноги вскоре онемели, сердце заколотилось, и я, например, была в таком отчаянии, что готова была опустить руки и упасть вниз»). Бесконечные встречи с шахтерами, поездки по сталинским поселкам, из которых Бабелю пуще других почему-то полюбилась Смолянка. Весь март и первая половина апреля 1934 года были заполнены этой деятельностью. Бабель вдохновился колоритной горняцкой натурой и придумал идею романа «Коля Топуз». Пирожкова так вспоминает об этом замысле: «Удивительная повесть на донецком материале, где главное действующее лицо — очень похожее на Беню Крика, но не Беня, а Коля, Коля Топуз. Он работает в колхозе в период коллективизации, а затем в Донбассе на угольной шахте… Создается много веселых ситуаций».
Недаром говорят, что Донецк и Одесса – почти одно и то же, только вместо евреев у нас татары! Бабелю работалось легко, он чувствовал себя здесь своим, материал набирался замечательный, писатель часами не вылезал из забоя, в нюансах постигая каторжный подземный труд. Он чувствовал фактуру. Впоследствии, когда начал работать над текстом, понял, что нужно еще раз вернуться в Сталино. Приехал в конце 1935 года, встречался с шахтерами, выступал в литкружке. Писал матери в Одессу: «Очень правильно сделал, что побывал в Донбассе, край этот знать необходимо»… Но не суждено было родиться донецкому Бене Крику. Арестованный и обвиненный в антисоветской террористической деятельности, Бабель был расстрелян в 1940 году. Среди изъятых при аресте рукописей была и повесть «Коля Топуз». Практически готовая к публикации – но так и не опубликованная.