За магическим названием "Театр Тудоровских" для большинства дончан скрывается глубокая пустота. Что происходило за дверями этого культового юзовского заведения? Какие драмы и комедии разыгрывались в его стенах? Олег Измайлов и Елена Згинник в своей публикации приоткрывают занавес над закулисьем театра Тудоровских, одного из самых интересных и оригинальных развлекательных объектов в истории нашего городка…

 

Людям искусства бывает тяжелее других своих собратьев по разуму переживать социальные катаклизмы. В то же время участие в событиях буревых эпох дает артисту возможность прикоснуться к земному, настоящему. И этим обогатить себя, свой внутренний мир, подарить в итоге будущему зрителю новую эмоцию-переживание. Такой грозной эпохой были годы, последовавшие за падением императорского режима власти, уходом в небытие старого образа жизни и рождения в огне и крови нового. То, о чем мы вам расскажем, давно, более трех десятков лет тому назад поведано малоизвестным актером Геннадием Уваровым (кто-то вспомнит его в роли папы Карло из довоенного еще фильма «Буратино», 1939 г.). В описываемое время он служил в одной из многих и многих актерских трупп, колесивших по бескрайним просторам бывшей Российской империи примерно за полгода до начала Гражданской войны в России, предвестником которой в Донбассе были налеты банд донских казаков. С ними с переменным успехом боролась молодая Красная гвардия не менее молодой Страны Советов. Неуютное, в общем, было место – бывшая Екатеринославская губерния.

Впрочем, послушаем Геннадия Уварова…

В Юзовку, к Тудоровским

А началось всё в Мариуполе. Зима 1918 года. Антрепренер Владимир Барский увозил свою труппу из сырого неприветливого помещения цирка братьев Яковенко. Нет его давно. Сегодня о нем мариупольцам напоминает только нелепое для них название переулка, где стояло здание, ― Цирковой.

Уезжала труппа Барского с облегчением. Мало того, что угнетала мысль о том, что совсем недавно, в начале 1916 года, этот цирк погубил, уложил в могилу великого циркового деятеля России Анатолия Дурова, так еще и неистребимый запах навоза настолько пропитал все театральные костюмы, реквизит, даже белье, что долго потом актеры воротили нос от своего же добра.

А еще их шокировал ежевечерний возглас владельца цирка: «Эй, Николай, слышь, Николай! Господа артисты уже пришли. Дай свет в конюшни!» (Это означало ― в гримировочные кабинки.)

Труппа взяла курс на Юзовку, где, конечно, не было столько чистой публики, сколько в Мариуполе, зато была надежда на то, что более денежный юзовский народ охотнее будет покупать билеты на представления. Кроме того, по воспоминаниям Уварова, «театр братьев Тудоровских в Юзовке представлял из себя двухэтажное здание клубного типа с большим зрительным залом, уютной сценой и хорошими, сухими гримировальными комнатами».

Товарищ Сила

Труппа не блистала именами, но была вполне приличная и главное ― вполне работоспособная.

И вот в один из февральских дней актеры репетировали пьесу «Соколы и вороны». Погоды стояли на диво прекрасные, зал освещен ярким солнцем, Уваров, исполнявший должность режиссера спектакля, сидел на сцене и следил за актерами. И вдруг один из них подбежал к рампе и закричал:

– Эй, товарищ (это слово начало уже входить в обиход). Товарищ! Сюда посторонним нельзя!

– А я не посторонний, я свой, – раздалось из глубины зала, – я свой!

Все поворачиваются и видят движущегося к сцене коренастого, широкоплечего, немного сутулящегося человека, с ярко-рыжей бородой «лопатой» и усами. На самом затылке, отброшенная медно-красной копной волос, каким-то чудом держалась серая кубанка. Одет он был в солдатскую шинель без знаков различия, на поясе висел кольт в деревянной кобуре.

– Кто тут у вас старшой? – спросил он опешивших артистов, подойдя к оркестру.

Антрепренера Барского в тот момент в театре не было, поэтому Уваров выдавил из себя:

– Я старшой. А что вам, собственно, угодно?

Оно и понятно ― приходит живописный тип с кольтом на боку. Кто его знает, чего ждать от такого персонажа служителям Мельпомены? Но когда Геннадий Михайлович подошел к нему поближе и увидел большие ясно-голубые немного смеющиеся глаза, ему стало понятно: перед ним – добродушнейший русский мужичок…

– Сила,― сказал он, крепко, до боли сжав Уварову руку, и в ответ на разлитое в зале молчаливое недоумение добавил: ― Сила ― это мое фамилие такое, понимаешь? Товарищ Сила! ― Затем, став во фронт, добавил: ― Центроштаб Красной Армии Донецкого бассейна назначил меня к вам продовольственным комиссаром. А тебя, то есть вас, как зовут?

– А меня зовут Уваров Геннадий Михайлович. Я служу режиссером в театре, – ответил артист ― Товарищи! ― обратился он к собравшимся на сцене актерам.― Представляю назначенного к нам в театр продкомиссаром товарища Силу!

Здесь небольшая, но крайне необходимая для понимания сюжета ремарка. Ты к ним, ремаркам, уже привык, читатель? Так вот ― представь себе: с Дона прут казаки-каратели, а проще говоря – мародеры, которые не прочь поживиться в фабрично-заводской зажиточной Юзовке (не забудем, что почти 20 процентов ее населения составляли евреи ― народ часто и густо не бедный, по представлению казачков), по окрестным селам начинают шевелиться бандитствующие мужички, Красная Армия еще даже не сформирована, власть Советов висит на волоске, а они приставляют специального продкомиссара (а по-армейски говоря, зам. по тылу подразделения), чтобы артисты (не свои, не коренные, оседлые юзовские, а пришлые!) не дай бог не голодали. Потому что хотя театр Тудоровских и был построен изначально «под синема» и крутили там ленты регулярно, но прекрасно подходил и для других видов искусства, облагораживающих малокультурные массы.

Итак, Уваров представил Силу. Актеры встретили его слова громкими аплодисментами, как и принято у людей искусства. Бедный комиссар Сила смутился, покраснел до корней волос, бормоча что-то вроде «ну вот и познакомились, ну вот и познакомились…». А затем сказал:

– Ну а теперь продолжайте вашу работу. Да, вот еще что: скажите Барскому, чтобы он денег за аренду театра Тудоровским не платил. Мы его национализировали. Всё! Работайте!

Господа артисты изволят ужинать!

Успокоившаяся труппа продолжила репетицию, даже не заметив, как новый член коллектива исчез из зала. Исчез, чтобы напомнить о себе самым оригинальным образом через два дня. Давали всё тех же «Соколов и ворон». Уваров стоял за кулисами, следя за действием на сцене, как вдруг на его плечо легла тяжелая рука.

– Товарищ режиссер, передайте вашим артистам, что в следующем антракте им принесут ужин.

– Какой еще ужин? – спросил Уваров. – Зачем? Нельзя этого делать.

–- Я так распорядился,― сухо ответил Сила.

– А как же публика?

– А публика подождет. Разве актеры не люди? Разве им ужинать не полагается?

Вскоре действительно из буфета принесли несколько больших подносов с бутербродами, пирожками и чаем. Актеров приглашать два раза не пришлось. Служение музам, оно, знаете, тоже питания требует.

Антракт продлился минут сорок. Пораженная публика сначала недоумевала, потом и посвистывать начала, и похлопывать. Тогда на сцену вышел администратор и холодно сообщил:

– Господа артисты изволят ужинать…

Такой вот театр времен, максимально приближенных к военным. Естественно, Силу уговорили, чтобы на будущее он ужины устраивал по окончании представления.

А актеры труппы Барского зажили на славу. Сила появлялся на сцене, как елочный дед-мороз, увешанный кошелками и сумками, и начинал одаривать актеров «фунтиками» сахара (очень дефицитный был тогда продукт), иногда палками копченой колбасы, просто хлебом, наконец. А когда кто-то из актеров заикнулся, что, дескать, неплохо бы сыграть в преферансик, да карт нет, Сила распорядился выдать актерам по четыре колоды, а режиссерам по полдюжины «атласных» из запасов типографии Горелика. Много лет хранил Уваров две колоды нарядных карт как памятный подарок товарища Силы.

Первый фронтовой театр Донбасса

Ну а потом закончился зимний сезон у Барского. И что-то там не заладилось у антрепренера с труппой. Тогда из ее актеров Центроштаб Красной Армии Донецкого бассейна сформировал актерскую агитбригаду из двенадцати человек. Она была зачислена в штат под громким названием Первый пролетарский Фронтовой театр Красной Армии Донецкого бассейна. Агитбригада ездила по окружавшим Юзовку рудникам, обслуживая в основном митинги. Время было суровое, надвигалось и вовсе беспощадное. Муза вырядилась в гимнастерку и сапоги. И тут товарищ Сила развернул вовсю свои администраторские способности: предоставлял артистам транспорт (чуть ли не тачанки), помогал переносить реквизит и устанавливать декорации. А когда Центроштаб должен был эвакуироваться из Юзовки, он ночью приехал за Уваровым и другими актерами на их квартиру, с легкостью таскал со второго этажа тяжелые кофры и чемоданы, а потом, подхватив жену Уварова, отнес и усадил ее в мажару. Затем сноровисто грузил вещи в товарный вагон, а театральных людей проводил в классный, где на скамейках лежали душистые сенники (опять же его забота), расцеловал и пожелал счастливого пути и шагнул в темноту… Но, как оказалось, еще не навсегда.

Уваров вспоминал: «Последний раз я видел этого хорошего человека на станции Зверево (недалеко от шахтерского городка Гуково в Ростовской части Донбасса). Он вбежал в наш вагон раскрасневшийся, в гимнастерке без пояса и всё приглашал пройти к вагону его поезда, в котором он вез где-то мобилизованный им духовой оркестр («спецом» по культуре стал тов. Сила!).

– Так они же для вас туш сыграют, ― убеждал он нас. ― Хорошие музыканты. Марши здорово шпарят. Вы же для нас самые первейшие артисты!

Но, увы, мы не могли воспользоваться его приглашением и прослушать обещанные туши, так как через несколько минут в помещении станции должен был начаться наш спектакль.

Товарищ Сила как-то по-детски огорчился, но все же тепло и сердечно распрощался с нами и быстро побежал к своим музыкантам. Больше я его не встречал. Где-то он теперь, этот замечательный представитель Красной Армии 1918 года – товарищ Сила, красный продкомиссар с добрейшей душой былинного русского богатыря?»

 

Олег ИЗМАЙЛОВ

Елена ЗГИННИК