Те, кто считает, что на шахтерских окраинах Донецка жили только люмпена, считавшие дни от бутылька до бутылька, сильно упрощают ситуацию. Это все равно, как сводить все население Киева к выпускникам Киево-Могилянской академии. На нашем поселке шахты «Октябрьская» кого только не встречалось, от академиков до скрипачей. И вот вам рассказ об одном крайне атипичном персонаже, с которым мы соседствовали по кварталу.

Само имя его уже выламывалось из нашей реальности – Жан Петрович. Именно так было по паспорту. В нашу жизнь он вошел красиво – как-то уступил моей тетушке место в троллейбусе, и тут же, не выходя из салона, попытался развить знакомство. Тетушка была девушкой эффектной, неудивительно, что Жан Петрович сразу положил на нее глаз. В наш дом его приняли, но, насколько я понимаю, это все, чего он смог добиться, хотя честно старался – таскал для тетушки покупки, помогал наряжать новогоднюю елку. Но сразу стало известно, что у него есть жена и дети, живет он в нескольких домах от нас – то есть, особо связываться с ним тетушке резона не было, хоть мужа тогда она и не имела (случались в ее жизни и такие эпизоды).

Мне (как племяннику объекта страсти) Жан Петрович оказывал знаки всякого внимания. И узнав, что я интересуюсь модной музыкой, расцвел – явно увидел окольный путь к тетушкиному сердцу. Он пригласил меня к себе домой, обещая показать кое-что интересненькое. И знаете, не соврал, даже поскромничал! Дома у него оказались такие сокровища, что у меня от зависти перестала работать поджелудочная железа. Шкаф, полностью забитый бобинами с самыми разнообразными записями – от «Арабесок», который я тогда вообще еще не знал, до «Пинк Флойд», которых тоже увидел впервые в жизни. И все это Жан Петрович мог записать мне совершенно бесплатно.

Как я узнал впоследствии, это был царский подарок. Так-то он брал с клиентов от 3 до 5 рублей за запись, в зависимости от обстоятельств. А вообще, со временем выяснилось, что Жан Петрович хорошо известен как подпольный звукодеятель на всем нашем поселке, что у него в ДК нашей шахты «Октябрьская» есть тайный договор со студией звукозаписи, что его клиентура разбросана по всему Донецку, да что там – щупальца его простирались до Константиновки и Волновахи!

Жан Петрович выглядел дерзко. В холодное время года – всегда в берете и в элегантном плаще, летом – в дорогом батничке и белых джинсах. Лет ему было примерно под 50, в моих глазах – глубокий старик, но одевался уж точно помоднее меня (а я на нашем поселке входил в топ-25 самых модных). Это был один из маяков нашего «Октябрьского», его уважали и, хотя каждый знал о его подводной жизни, за все эти годы его квартиру так ни разу и не «бомбанули»
(хотя, поверьте, было кому).

В последний раз я увидел его в 2015 году. Желтенький, сморщенный Жан Петрович посмотрел на меня – точнее, сквозь меня. Просто не узнал, хотя лет 30 с лишним мы регулярно здоровались и светски общались. Восьмидесятилетний старичок со всеми признаками распада выглядел щемяще жалко – как мне сказали, он лет пять уже никого не узнавал. Но на его лысой голове все равно прочно, как прибитый гвоздями, сидел лихой синий берет.

Что от него осталось в моей жизни? Две потертые бобины, оставленные на память о тех временах, когда у меня был подходящий магнитофон. Две бобины…