Анатолий Коньков был, возможно, лучшим креативным полузащитником в союзной истории «Шахтера». А может, не только в союзной. Игрок, который без проблем вписался в «Динамо» Лобановского, уже только поэтому был выдающимся. Мы вспоминаем «горняцкий» период его карьеры…

Чтобы понять масштаб и значимость Конькова, достаточно привести один пример. Эту историю мне рассказывал один из ветеранов команды, не привыкший сдерживать себя в воспоминаниях. Дело было в 1972. Тогда Коньков уже был твердым игроком сборной СССР, в составе которой на чемпионате Европы завоюет серебряные медали, причем именно донецкий полузащитник забьет решающий гол в полуфинале с Венгрией. В «Шахтере» на него не то, чтобы молились, но позволяли явно больше любого из остальных.

Накануне сезона 1972 «Шахтер», упавший в Первую лигу, пополнился интересным новичком — Юрием Севидовым. Это был сын знаменитого Александра Севидова, в то время тренировавшего киевское «Динамо». В начале 60-х Юрий был весьма многообещающим форвардом, становился в составе «Спартака» лучшим бомбардиром чемпионата страны. Но в 1965 сбил за рулем своей машины человека, затем умершего в больнице. Строгий, но справедливый суд дал ему 10 лет. Отсидев 4 года, Севидов-младший вышел по амнистии. В лучшие клубы путь ему был заказан, поэтому он пришел в перволиговый «Шахтер» транзитом через «Кайрат».

Юрий был человеком не очень уживчивым, никогда не стеснялся в выражениях и даже, как говорят, страдал высокомерием. Так или иначе, но через несколько месяцев у него образовался конфликт с Коньковым. Причем настолько острый, что Коньков, тоже весьма самолюбивый парень, поставил вопрос ребром: или он — или я. И хотя Севидов был ценным человеком для команды, забил в 16 матчах 7 голов, составлял прекрасный атакующий тандем с Виктором Прокопенко — руководство клуба ни секунды не думало. Конечно, оно приняло сторону Конькова. Потому что Коньков был ценнее любого другого.

Коньков был выходцем из семьи и простой, и непростой одновременно. Сын рабочего, родился в Красном Луче, потом семья переехала в Краматорск, где отец стал работать на предприятии союзного значения — НКМЗ — и дорос до начальника цеха. Маленький Толик увлекся футболом сразу и навсегда, все свободное время проводил с мячом, пошел в группу подготовки местного «Авангарда». Уже тогда было понятно, что его место — в сердцевине игры, в центре полузащиты, хотя поначалу он видел себя исключительно в нападении.

В «Шахтер» Коньков попал в 1968, перед этим чуть не оказавшись в киевском «Динамо». Селекционеры столичного клуба заметили его на каком-то юношеском турнире, пригласили на смотрины. Коньков приехал на пару дней и, в принципе, понравился тогдашнему динамовскому тренеру Виктору Маслову. Ну, а дальше… Рассказывает сам Коньков: «Подал я заявление, домой уехал, а киевляне должны были на две игры — на первенство и кубок — в Донецк приехать. И в Донецке я не смог через плотные кордоны милиции и болельщиков к автобусу с динамовцами пробиться, вследствие чего в Киев они уехали без меня… Наверное, просто испугался, почувствовал, что для такой команды явно еще не готов, а хотел все-таки играть, а не на скамейке сидеть, поэтому подумал: лучше в Краматорске останусь и буду потихоньку уровень свой повышать».

Тут-то и подоспел «Шахтер», скауты которого постоянно мониторили футбольную ситуацию в городах области. В Краматорске не заметить Конькова было невозможно — на этом уровне он выделялся, как Эверест на фоне Карпат. Уговаривать на переход в Донецк приехал сам Иван Бобошко — легендарный форвард 50-х, на тот момент — начальник команды. Хорошо, душевно пообщался с родителями. И Коньков решился. Правда, пришлось решать технические вопросы из-за того, что формально-то он подал заявление в «Динамо». Но каким-то образом это утряслось.

На тот момент Конькову было 18 лет, и с ходу его в бой не бросили. Главный тренер Олег Ошенков направил новобранца в дубль, где он тоже сразу стал выделяться. Сам он потом признавался, что адаптация прошла не так легко, и стать самим собой ему вряд ли удалось без помощи товарищей по команде, среди которых он особо выделял Валерия Яремченко, Юрия Губича, Виктора Звягинцева, Юрия Дегтерева. «Представьте себе — я только появился в команде, еще ни одной игры даже за дубль не сыграл, а меня селят в одну комнату с Владимиром Щегольковым, заслуженным мастером спорта, многократным чемпионом Союза. Конечно, робел, но без дрожи в коленях», — вспоминал Коньков.

Кстати, ему удалось пересечься в «Шахтере» с легендарными игроками Валерием Лобановским и Олегом Базилевичем. Для юного краматорчанина это были недосягаемые звезды, на который можно было смотреть только снизу вверх, причем непременно открыв рот в изумлении. Но толком полюбоваться их блеском ему не удалось — буквально через пару недель после его прихода в команду разразился скандал, в результате которого пришлось уйти сначала Лобановскому, а потом и Базилевичу.

В дубле Коньков предсказуемо не задержался. Уже в сезоне 1969 он провел за основной состав 14 матчей и забил дебютный гол. А через год стал основным «диспетчером» команды — в 20 лет! Никто лучше его в той команде игру не читал. Только Коньков обладал врожденным умением регулировать командный темы, задавать настрой действиям «Шахтера». Это был очень интеллектуальный футбол, игра нового образца. Не то, чтобы в «Шахтере» никогда не было умных игроков или искусных диспетчеров. Но никогда прежде такие люди не становились ключевыми. Все-таки обычно на первый план выдвигались бомбардиры, вратари — или, на худой конец, героические центральные защитники. Коньков создал прецедент. Он стал первым креативным полузащитником в истории «Шахтера», вокруг которого строилась команда.

Ну и сам он строил команду, со своей стороны. Своей игрой, своим классом, своим чутьем. И никого не удивило, когда его стали регулярно вызывать в сборную. Донецк уже давно видел, какой игрок тут вырос…