Леонид Ильич Брежнев хоккей любил так, что его в итоге полюбили даже в теплолюбивом Донецке. Пропаганда «спорта номер два» по телевизору и вообще шла с таким напором, что устоять мог только дурак. И народ не очень-то  сопротивлялся. Зимой, с первым снегом, в городе начиналось…

 

Специальная экипировка почти отсутствовала. Кроме клюшки, никто ничего хоккейного не имел, да большего и не требовалось. Как-то я уломал семью, и мне купили в магазине спорттоваров «Олимпия» настоящую хоккейную каску жизнерадостного оранжевого цвета. В ней я заявился на нашу площадку – и тут же понял, как вредно в жизни выделяться. Игроком я был, мягко говоря, не лучшим. Каску простили бы лидеру, лучшему бомбардиру. В моем случае ее восприняли как «пустые понты». Вернувшись домой, я упрятал ее в кладовку, где она долго валялась, пока бабушка Мотя не приспособила ее под хранение всякой тряпичной мелочи.

 

Каждый из нас стремился купить клюшку получше. Доступные в торговой сети «дубовые» изделия казались сработанными топором, быстро ломались и совершенно не радовали. Оптимальным вариантом считались появившиеся в середине 70-х мукачевские клюшки с соответствующей надписью и загнутым крюком. Они выдерживали довольно серьезные нагрузки, оправдывая немаленькие для нас затраты. Отец Аркадия, одного из нашей компании, съездил с «поездом дружбы» в ГДР, откуда привез сыну какую-то непостижимую импортную клюшку, которую Аркадий пытался выдать за канадскую. Красная, блестящая, она была сломана уже во второй игре и осталась в нашей жизни сказочным мифом, которому не очень-то верили посторонние.

 

Вспоминает один ветеран тогдашних баталий: «Мы мечтали о клюшке. Любой! Не все родители могли купить новую клюшку сразу. Приходилось чинить старые и мечтать. Клюшки выкидывали только в одном случае, если ручка ломалась пополам. «Эпоксидка» и «стеклоткань» были обычными хоккейными терминами.  Сломавшийся, а тем более лопнувший, крюк, треснувшая ручка – все это подлежало ремонту или сборке (были умельцы, собиравшие из нескольких клюшек одну). Когда появились первые клюшки из стекловолокна (помните, с крюком из коричневой пластмассы?), все поначалу верили, что они вечные. Но оказалось, что пригодны у них только ручки. Вечными же были клюшки из алюминия: они действительно не ломались в игре! Знаете, почему? Потому что с такими клюшками мы никого в игру не принимали».

 

По особым случаям мы ходили играть на стадион «Монолит», где всю зиму добрые люди с завода ДЗТМ старались поддерживать ледовую площадку. Но чаще всего собирались в одном из дворов по Киевскому проспекту. Там стояли маленькие ворота с проволочной сеткой, раздерганной временем. Между ними, на утоптанной снежной площадке, и кипели наши хоккейные страсти. Играли без коньков, маленьким мячом (шайба на утоптанном снегу скользила не очень и слишком сильно била в незащищенные ноги). До сих пор в голове остались несколько восхитительно красивых комбинаций, в которых я так или иначе участвовал. Но самое сильное воспоминание – это как я крюком своей клюшки случайно «зарядил» точно в лоб маленькому Стасику Москалеву. Бедный Стасик тут же рухнул, как подкошенный. Несколько секунд я думал, что совершил первое в жизни убийство. После мучительной паузы Стасик вздохнул и открыл глаза – а, увидев меня, произнес несколько слов насчет моей неплоноценности, показавшихся мне сладчайшей музыкой.

 

Увлечение хоккеем в Донецке 70-х годов стало повальным. Треск мукачевских клюшек раздавался повсюду. Из этого должно было выкристализоваться что-то серьезное. И выкристализовалось – в виде дворца спорта «Дружба», современной площадки, достойной настоящего хоккейного центра. При этом, своей команды в Донецке не было и не предвиделось. Хотя люди в «Дружбе» занимались. А ядро первого набора составила дворовая команда, сколотившаяся, по преданию, на льду калиновского пруда Блоха.

 

Были и другие локально значимые явления. Вспоминает шустрый азотовский паренек Александр Иванов: «У нас была хоккейная команда! Тренировал ее энтузиаст и алкаш — слесарь ЖЭКа Афоня, ей-богу у не вру: именно слесарь и именно Афоня, Афанасий. Так вот, он своими силами и чисто на энтузиазме отобрал по дворам (в основном, по одному двору — тогда на весь Азотный был один путевый каток с бортами, на "пятихатках") пацанов разнокалиберных возрастов, но не старше 8-го класса (по-моему, самым старшим и самым бугаистым там был знаменитый на Азотном в те годы Сява Хирный, боец, каких мало) — и эта команда участвовала в каких-то мелких местных соревнованиях, взяла 1-е место, потом всех натянула на районных, затем на городе победила, потом на области, и дошла уже до «Золотой шайбы» на республике. Тут ее и зарубили — хотя она там уже успела обставить парочку команд, тренируемых профессионалами. Выяснилось, что тренирует ее не тренер, а слесарь — алкаш, не специалист, без права преподавания и все такое… Ну и команду сняли с соревнований – а она рвала всех напрочь просто… Мальчишки тренировались когда на своем родном катке во дворе, когда в "Дружбе". Один из ее игроков, защитник, иногда игравший как вратарь — живет за границей, двое других умерли много лет назад от передозировки, еще один сидел в тюрьме за убийство, не знаю его дальнейшей судьбы. Он в жизни не умел ничего, был полный дебил в учебе, но в хоккей играл, как бог. И фамилия его была Быков, имя не помню, кажется, Дима. А двое умерших от передоза, знаменитые азотовские гопники (но в общении были золотые ребята просто) — Дима Мальцев и Юра Михайлов. Такие вот хоккейные фамилии сверкали на Азотном!»

 

Что оставалось делать тому, кто хоккейным талантом похвастаться не мог, а к миру больших побед приобщиться хотел? Вести общую тетрадь, в которой описывались перипетии чемпионатов мира с вечным противостоянием наших и чехов, оформляя ее с помощью всех доступных фломастеров (венгерских и не только), составляя из аппликаций немыслимые коллажи со звездами и флагами. В нашем классе такие тетрадки имело человек пять, которым казалось, что они влюблены в хоккей. Лучшие были у меня и Кости Стрижикозы. Мы конкурировали. Костя был сильнее как оформитель, у меня  тетя жила в Одессе. Это уравновешивало шансы: от тети я иногда получал открыточный «контрабас» — хоккейные картинки, которые вклеивал в тетрадку. Там были не только наши с чехами и шведами, но даже Бобби Халл с Бобби Кларком и Бобби Орром. Таких козырей Костя не имел.

 

Эта тетрадка и сейчас лежит у меня на антресолях в кладовке. Конечно, ее не было, не пылай к хоккею такой страстью Леонид Ильич Брежнев…