28.09.2014

«Салон» в «синагоге»

Я долго не мог понять, почему то здание называли «синагогой». В благополучные советские времена здесь, по Университетской 93а, находилась производственная лаборатория какого-то НИИ. От нее в начале 90-х остались двутавровые балки под потолками, подвешенные к ним  тельферы, огромные металлические столы, нормально работать за которыми могли бы только баскетболисты… И вахтер внизу, на первом этаже. Он менял лица через день, сверкая разноцветными мутными глазами из своей будки и, согласно многолетнему рефлексу, пытался пропускать только своих. Одна из его ипостасей и объяснила мне страшную тайну названия.

Все, как всегда, оказалось просто. Когда НИИ был как НИИ, процент евреев в нем сильно превосходил среднестатистический. Почему так получилось, вахтер не сказал. Но, по его версии, название «синагога» возникло как раз по этой причине и намертво прилепилось к объекту.

А в 1992 году вновь образованная газета объявлений«Салон Дона и Баса», жаждавшая развиваться, переселилась сюда, потому что кто-то кого-то хорошо знал. И обосновалась здесь на долгие месяцы – причем далеко не худшие в своей истории. Кое-кто считает именно это время эпохой настоящего «Салона», его sweetest time. Мол, «синагога», как волшебная коробка, хранила в себе какую-то коллективную магию. Стоило переселиться – и магия рассеялась, раздробилась на множество осколков.

Я так не считаю. Я точно знаю, почему кончился знаменитый «салоновский» дух, и случилось это намного позже, уже в «нулевых». Впрочем, версий на эту тему много, почти у каждого участника событий – своя, и почти каждый имеет право сказать слово. Оставим эту скользкую тему и вернемся в начало 90-х.

По ряду причин, с «Салоном» тогда срослась«48-я параллель»— веселое сообщество донецких рокеров. Они много играли, азартно бухали, а некоторые еще и работали в газете (верстальщиками и другими важными людьми). Их постоянное наличие привносило в редакционную жизнь элемент забавного хаоса (которого и так в любой редакции хватает). На верхнем, четвертом этаже «синагоги» имелось большое пустующее помещение. Рокеры облюбовали его себе под репетиционную и вообще – под творческую студию, такой аналог «Фабрики» Энди Уорхола. Бывало: сидишь, верстаешь номер – и вдруг сверху на тебя падают раскатистые звуки, сдобренные едким вокалом. Это, например, Олег Чехов со своей «Ее последняя привязанность» начинает оттачивать репертуар. Работалось под это, скажу я вам, специфически, но не плохо.

Вот классический пример тогдашнего креатива. Часть редакции с некоторыми рокерами и причастными людьми в оригинальной упаковке:

Весь этот симбиоз успешной газеты и гиперактивных рокеров стал возможен благодаря Леониду Цодикову. Он придумал «Салон» и придал процессу производства газеты тот неформально-творческий характер, который был ему близок и которого донецкая журналистика просто не знала (а потому и сторонилась, считая обычным бардаком). Идея не слишком страдала новизной. Газеты бесплатных объявлений уже выходили в Прибалтике и в других местах. Кажется, именно в Риге (где он жил и работал после окончания факультета авиационного радиоэлектронного оборудования РКИИГА) Цодиков и поймал идею. Вернувшись в Донецк (где жило несколько поколений его предков), он перенес ее на нашу благодатную почву, которая любую мысль превращает в конфетку. Разжился компьютерами (делать газету на компьютерах – это была тогда в Донецке революция!) – и рынок вздрогнул!

Цодиков, математик и обаятельный человек, умел не только отлично считать и договариваться, но еще и любил хорошую музыку, веселую компанию. Кроме того, ему нравилось, когда вокруг него собирались люди и завязывались всякие интересные процессы. Именно поэтому к «Салону» подтянулись донецкие рокеры и прочие неформалы. Цодиков и сам прилично играл на саксофоне. Помню его день рождения в декабре 1993 года, рабочие столы, составленные в один, как на поселковой свадьбе. Кульминацией праздника стало соло на саксе в исполнении именинника. Такого босса в моей жизни еще не было…

Любая вечеринка в «Салоне» превращалась в веселое буйство, наполненное креативом и чреватое разрушительными последствиями. Помню канун 8 марта 1994 года и случай с одним из наших верстальщиков, игравшим в одной перспективной рок-группе. Уже под приличным градусом он сидел, куря сигарету, на одном из железных лабораторных столов, плоскость которых находилась на высоте примерно полтора метра над уровнем пола. Сидел, качаясь – и, не уследив за амплитудой, вдруг рухнул с этой высоты. Причем рухнул почему-то вниз головой. И головой именно ввнитился в пол, покрытый блестящей синтетической плиткой, на вид – твердой, как гексагональный алмаз. Выглядело это ужасно. Но молодой герой, как ни в чем ни бывало, встал, отряхнулся, поднял выпавшую сигарету – и вновь полез наверх. Плитку, расколовшуюся на несколько сегментов, мы потом показывали как пример несгибаемости салоновского духа.

К сожалению, показывали недолго. Вскоре «Салон» переехал на пятый этажгостиницы «Дружба». Там было комфортнее (отдельные кабинеты с унитазами и даже ванными для эстетов и фотографа Ромы Глазунова), но что-то безвозвратно ушло. «Салоновское» настроение, порождаемое открытыми пространствами «синагоги», в «Дружбе» раздробилось на молекулы. «Салон» стал более респектабельным и денежным, отношения в нем – более формальными и кулуарными. Впрочем, благодаря ветеранам движения, иногда и в «Дружбе» получались феерические шоу с выходами, поражавшие журналистов других изданий свободой самовыражения и буйством духа. Но настоящая, студийная, непередаваемая атмосфера «Салона» — она все-таки осталась в «синагоге». Как неповторимый и, в принципе, невозможный прецедент в истории  донецкой журналистики.

Завершу рассказом об одном случае, который вознес «синагогу» на мировые выси. Дело было в мае 1994 года. По поручению Цодикова я должен был встретить в цветущем каштановым цветом Киеве одного американца. Его звали Том. Он представлял одну международную журналистскую организацию, с которой мой босс договорился о полезном контакте. Я, как носитель английского языка, был отряжен для транспортировки эмиссара в Донецк. Том оказался бойким розоволицым стариканом слегка за 65 лет. Он объездил полмира и с особенным упоением рассказывал о том, как участвовал в настоящем африканском сафари («Как Папа»!). В Донецке Тому показали редакцию. Воскликнув: «Something incredible!», американский гость с упоением влился в процесс. Своей простотой и искренностью он пришелся по душе нашим парням (заслужить их одобрение было сложнее, чем сказать «шишкосушильщик»). Симпатия достигла своего апогея в последний вечер пребывания Тома на донецкой земли. Решено было устроить ему вечеринку на крыше (комната верстальщиков выходила на козырек, нависающий на уровне второго этажа). Туда вынесли стулья и пойло. Тому показали несколько секретов смешивания тривиальных, в общем-то, напитков, от чего он пришел сначала в полный восторг, потом – в некоторое изумление, и, наконец – в закономерный ступор.

Поскольку Том оказался крепким орешком, в Америку он все-таки вернулся. Так о «синагоге» узнали за океаном.

Ясенов