Юбилейный «джем»

В 50-е годы прошлого века в ресторан «Москва» имело смысл ходить не только «прожигателям жизни», но и ценителям хорошей музыки. В составе оркестра там играл Николай Кормушин – великолепный трубач, настоящая звезда союзного значения. По воспоминаниям знатоков, кормушинскую трубу ни с чем нельзя было спутать – такого чистого, высокого звука никто не мог извлечь…

О том, что Донецк – центр джаза, в Советском Союзе долго никто не догадывался. В юбилейном для города 1969 году у нас организовали и провели фестиваль «Донецк-100». Первый, между прочим, джазовый фестиваль такого масштаба на территории Украины. В том, как «неформатная музыка» укреплялась в наших краях, мне помогал разобраться один из корифеев донецкого джаза Александр Фаерман.

В фойе, на втором этаже…

Как «музыка толстых» (по известному определению Горького), джаз имел мало шансов в Советском Союзе. Но в послевоенные годы, когда из распахнувшейся для нас побежденной Европы дошли новые веяния, страна получила некий суррогат непривычной для себя музыки. Одна из форм этого «недоджаза» — оркестрики в кинотеатрах. В конце 40-х они стали частью культурной моды. Настоящим джазом там, по большей части, не пахло – но настоящие мастера встречались. Старожилы вспоминают, например, саксофониста Мироныча из кинотеатра Шевченко. Но в основном, киношный джаз все же был более или менее качественной халтуркой. Зачастую хаотично подобранный коллектив со странным составом (например, скрипка, тромбон, аккордеон, барабаны). Солистка, придававшая звучанию необходимой чувственности. В общем, непонятно что такое. Ресторанный стандарт с претензиями.

Центральный кинотеатр  города имел самый мастеровитый музыкальный коллектив. Одно время им руководил Яков Хаславский – человек известный и впоследствии заслуженный, глава джазового оркестра областной филармонии. Еще в середине 60-х в фойе второго этажа «Шевченко» звучали живые 25-минутные музыкальные программы.

«Нормальный» джаз в городе появился с началом «хрущевской оттепели». Совсем не по команде — более того, новый глава страны джаз не понимал и всячески критиковал. Но, видимо, молодые наглецы почувствовали, что можно позволить себе больше, чем при Хозяине. И начали играть музыку, которая им нравилась…

Симфо-джаз города Сталино

Александр Фаерман воспитывался в семье с солидными музыкальными традициями. Правда, к джазу его родители не тяготели. Александр окончил музыкальную школу по классу скрипки. От нее к джазу – путь довольно извилистый. Но у творческого человека могут получиться самые невероятные вещи!

В Сталинском медицинском институте, куда поступил молодой Фаерман, училось много людей, умеющих на чем-то играть. Не было объединяющего начала. В лице Фаермана институтская музобщественность такое начало получила. Вокруг него собрались люди, благодаря его классической подготовке формирующийся оркестр получил симфо-джазовый характер: биг-бэнд стандартного образца дополняли скрипки, виолончель, флейта. На дворе был переломный для страны 1956-й…

А переломным для донецкого джаза стал другой год – 1954-й. Тогда в индустриальном институте Анатолий Чумак сформировал первый в городе самодеятельный оркестр. Кстати, тоже с симфо-джазовым оттенком. Именно по его проторенной дорожке двинулись другие подвижники, которым неинтересно было делать нормальную музыкальную карьеру. Вслед за мединститутом, обзавелся своей «джаз-бандой» торговый институт. Пошли «горизонтальные связи»: музыканты города встречались, играли вместе, обменивались новостями и музыкой.

Так студенты города Сталино двинули джаз в массы.

В мединститут, на «джем»…

Так получилось, что оркестр мединститута оказался самым живучим. По словам Александра Фаермана, вузовское руководство особых преград музыкантам не чинило. В конце концов, репетиции проходили по воскресеньям, посторонний слух не оскверняли. На подрывную организацию сообщество джазменов было не похоже. Поэтому смотрели на их деятельность сквозь пальцы. Конечно, кое-какие условности приходилось соблюдать. Невозможно было и помыслить, чтобы открыто заявить: «Мы будем играть со сцены музыку американского композитора!» Поэтому шли на ухищрения. В программе концерта, составленной для разрешительных инстанций, Каунт Бейси обозначался как «Константин Басов», а Гленн Миллер – как «Юрий Саульский». Партийные начальники недоуменно морщили лоб: «Слушай, что-то этот Саульский как-то не по-нашему музыку сочиняет?» Но маленькие хитрости работали.

Не все аппаратчики были мракобесами. Встречались люди понимающие. К 60-м годам стало ясно, что распространение «неформатной музыки» просто так уже не задушишь. А когда в страну проникла «битломания», джаз и вовсе стал казаться меньшим из зол. В конце концов, и в партийной среде были люди, которые любили не только Людмилу Зыкину. Фаерман вспоминает, например, что помощь донецким джазменам в те времена оказывал третий секретарь горкома комсомола Петр Симоненко (нынешний главный коммунист Украины). «Веселый был, курчавый парень», — вспоминает Александр Аронович.

Мединститут, в конце концов, стал местом, на которое замкнулся донецкий самодеятельный джаз. Активный Фаерман и его сподвижники посещали гастроли заезжих музыкантов и по возможности приглашали их к себе «на джем». В воскресенье, часов с 10 утра, профессиональные джазмены и местные энтузиасты, забыв чины и регалии, пару-тройку часов предавались свободному творчеству. В гостях у медиков побывал ленинградский оркестр Игоря Петренко, группа темпераментных армян под управлением Орбеляна, музыканты из оркестра Игоря Лундстрема…

В общем, образовалась большая тусовка, которой, в конце концов, как-то надоело «тусить» без повода. И тогда в Донецке появился джаз-клуб. Но прежде чем говорить о нем, надо вспомнить Дубильера.

Вспоминая Дубильера

Виктор Дубильер среди донецких джазменов был авторитетом непререкаемым. Его коллекция дисков просто поражала воображение. Будучи очень предприимчивым молодым человеком, он организовал энергичную обменную деятельность, среди его партнеров были даже зарубежные лица.  Горный инженер по образованию, Дубильер не имел систематического музыкального образования, но джаз знал как никто в городе.

В общем, вопрос о президенте джаз-клуба не стоял: всем было понятно, что этот пост может занимать только Дубильер. Клуб сформировали, назвали «Донбасс-67» и приступили к деятельности. О ней Александр Фаерман вспоминает так:

— Первое заседание прошло в доме работников культуры – здание недалеко от облисполкома, по Первой линии. Там был небольшой зал, в котором мы и собирались. Устраивали концерты, проводили лекции – ну, скажем, «Творчество Эллы Фитцджеральд». Докладчиком чаще всего был Дубильер. Иногда приглашали гастролеров. Например, был у нас в гостях Александр Градский. Проводились вечера авангардной культуры – поэзии, живописи. Тон в этом деле задавал один из активистов клуба, художник Саша Макаренко. Встречались примерно два раза в месяц. Потом возникли проблемы с помещением, и заседания стали проводиться в ДК Ленина. А потом начались фестивали…

«Соточка»

Фестиваль назвали «Донецк-100» в честь столетнего юбилея города. Власти непременно хотели его к чему-то приурочить. Вообще, настоящее чудо, что его вообще разрешили провести.

Конечно, все проходило через обком комсомола. Подавались заявки, оговаривалось участие каждого участника. Дубильер, Макаренко и другие заинтересованные лица прошли не один кабинет, чтобы все бумажки были подписаны. Дубильеру очень хотелось провести фестиваль в Донецке. Он изучил организацию этого дела – джазовые фестивале в Союзе уже проводили: Москва, Таллин, Тбилиси…  Технология и механика Дубильеру были понятны. Дело было только за разрешением. И он получил разрешение. А с ним – покровительство комсомольских властей, по распоряжению которых, джазменам на целую неделю отдали помещение драматического театра.

Был довольно морозный февраль 1969 года. В газетах сообщали об очередных космических триумфах страны Советов, о приезде в Донецк ансамбля Игоря Моисеева, о выставке-продаже чулочно-носочных изделий в магазине «Женская одежда» на бульваре Пушкина. Джазовый фестиваль остался как-то в тени этих событий. Но праздник шел – как шло в стране многое, не попадавшее на страницы газет.

Вспоминает Александр Фаерман:

— Ощущалось, что у нас происходит что-то необыкновенное. Что мы прорвались уже бог знает куда, почти в космос. Больше всего запомнился страшный энтузиазм. Публика просто визжала от восторга на некоторых выступлениях. И конечно, ощущение внутренней свободы. Ощущение радости, победы от того, что это все случилось. Было очень здорово. Настолько здорово, что мы жили еще очень долго этим ощущением. 

У всех, кто хотел, чтобы джаз не кончался, на душе было тревожно: что дальше? Не придушат ли музыкальную свободу в Донецке после того, как дали вздохнуть полной грудью? Не придушили. Дубильер тому причиной, либерал Симоненко или особенная донецкая энергетика – но традиция фестивалей в нашем городе продолжилась. Через два года провели «Донецк-102», через четыре – «Донецк-104». И пошло…

Кстати, традиция отражать в названиях годы, истекшие с основания Донецка, иногда приводила в замешательство зарубежных гостей.  В середине 70-х один приглашенный американец изумлялся: «У вас джаз играли уже в середине XIX века? My God, у нас в это время еще и папа Луи Армстронга не родился!»