24.05.2013

Бродяга

Наш добрый друг Алюрка считает, что разговаривать с людьми — это лишнее, и имеет на это полное моральное право. Я всегда попадался на другом. Разговор с людьми, думал я — это способ узнать что-то, что может пригодиться в дальнейшем, только надо уметь определять словесный шлак. Вот один разговор, который случился в моей жизни летом 1991 года, когда все ползло по швам…

Поздняя электричка меланхолически двигалась к Донецку. На холмы рахлые легла ночная мгла. Пассажиры маялись в тягучем ожидании, коротая время и так, и иначе. Впереди было еще два часа пути, и я принял решение — отпрапвиться на перекур в тамбур. Пусть даже это и запрещено железнодорожными властями под угрозой пятирублевого штрафа.

Через пару минут ко мне присоединился мужчина средних лет. Дерзкая его внешность обращала на себя внимание с самого начала путешествия. Байковая заношенная рубашка – "писк пятидесятых" — с крупными белыми пуговицами, насмерть пришитыми толстой черной ниткой. Довольно потрепанные брюки с ветхими стрелками. Трехдневная щетина на скуластом лице. Штиблеты авдеевского типа. Заметная фигура.

Вдруг в нарушение всяческих ожиданий, мужчина извлек из кармана пачку "Кента". Достав сигарету, закурил, наполняя воздух ароматным заморским дымом. Этот "Кент" настолько не вписывался в остальной интерьер, что удержаться от замечания было невозможно.

— Хорошо живете! – сказал я.

— Да, это точно. Хорошие сигареты, дорогие только. Но когда деньги есть – почему не побаловаться?

— А что деньги бывают?

— Это – когда как. Но бывают. Крутиться надо. Жизнь сейчас такая. Не будешь крутиться – пропадешь. Я сейчас из Хмельницкого – три недели на Западной Украине погулял. А там пиво – что ты! Две бутылки вмазал – как наши пять. И продают часто. Так что я делал? Возьму ящик, перейду через дорогу, а там – шашлычная. Ну, шашлыки мне ни к чему. Я сяду, открою бутылку – пью! Подходит один, другой: "Пиво есть?". "Есть", — говорю. "Почем?" "Полтора рубля", — говорю. А покупал за рубль восемнадцать. Вот и навар – сам считай. С каждого "ствола" по тридцать две копейки, еще и посуду мне возвращают. Две-три ходки сделал – четвертак в кармане. На ужин заработал, и ночую в гостинице – там меня уже знают, часто бываю.

На другой день взял ящик пива, поехал на вокзал. Поезд подошел – мужики из вагона выскакивают, а я тут же на лавочке сижу, пивко потягиваю. "Почем?" — спрашивают. "Сколько дашь…" "Трояк за бутылку плачу!" Ящик в одну минуту разобрали, другой, третий привез – все размели. Вот я уже и при деньгах.

— А где вообще работаете?

— Где? Да так, где душа прикажет. Где мне теперь работать? Старый уже, руки-ноги болят. Раньше слесарем был. А теперь на завод идти не хочу. Что там за деньги? Смех и горе. Разве на них проживешь? И рычат на тебя с утра до вечера. А так я сам себе хозяин. Еду, куда захочу – свобода! А я свободу люблю. И сколько езжу, билеты никогда не беру. А что мне контролер сделает? С меня и взять нечего.

— Как нечего? А как же деньги большие?

— А ты на меня глянь – скажешь когда-нибудь, что у меня пять сотен на кармане? И никто не скажет. Смотрят – бродяга, ну а с бродяги какой спрос? Так вот я всю Украину и проехал. Да что там Украину? За год в Польше побывал, в Чехословакии, Венгрии, Югославии, в Монголии.

— Ну, отец, этому я уже не поверю…

— Не поверишь, потому что не знаешь, как за границу выезжать надо. Один в Берегово тоже вот так не верил. Ну я ему и показал. Знаешь, как границу переходят? Пришел, ночью проволоку приподнял, прополз – и все, ты уже там! Пограничник раз в час пройдет, а то и реже. Бардак в стране, и на границе – бардак. Гуляй – не хочу. Ну в Венгрии я уже не в первый раз. Поймал мадьяра, продал ему часы за 500 форинтов – и вперед, куда хочешь. А часов у меня с собой как раз столько, чтобы погулять нормально и домой вернуться.

—  И откуда ж столько?

— Ну как откуда? Тоже кручусь, зарабатываю. Не ворую, нет – не подумай! С пьяного когда-никогда снимешь – так и с меня ведь тоже снимают, когда пьяный без памяти, случается, лежу. Какое это воровство? Ну ты слушай. Продал я все часы свои, и дернул на озеро Балатон. Знаешь? Вот это, я тебе скажу, живут люди. Кругом яхты, пляжи, кругом виски и голые бабы. Девчонки без лифчиков купаются, да и трусов на них почти нет. Честное слово! Все кругом чисто, красиво, все ходят довольные, улыбаются. Вот у нас говорят – в Венгрии трудности сейчас, все дорого, люди недовольны. Не верь, брат! Нам бы так плохо, как у них. Я в Будапеште в гастроном зашел – глаза разбежались: е-мое, чего там только нет! Колбаса для собак специально – это как наша любительская. Дороговато все, так ведь есть за что платить! Нашу отраву там и на нюх не выдержали бы.

В общем, побыл я на Балатоне и потянуло назад. Скучно! У нас дерьмо, конечно, сплошное, но в родном дерьме оно как-то привычнее. Через границу – тем же макаром. С их стороны пограничники тоже особо не стараются. Ночью добрался до Берегово, утром проснулся на вокзале и, не поверишь, так хорошо на сердце, легко – дома я! Ну, я на радостях как "вмазал" с каким-то дядей! На, мои, между прочим, гуляли – бабок у меня еще много оставалось. С водки начали, потом еще кто-то подошел, потом вином покрыли. Потом ничего не помню. Очнулся – мать моя, ни денег, ни сумки со шмотками венгерскими. Все забрали!!! В общем, приняла родная земля. Надо все сначала начинать. Ну, мне это не в первый раз. Когда вот так "на нуле" окажешься, главное – не плакать. Деньги – мусор, жизнь – курва. Сегодня она тебе улыбнулась, завтра – другому, послезавтра – третьему, а там, глядишь, снова тебе. И денег у тебя опять полные карманы.

Меня ребята в Берегово выручили. Как только узнали, что я из Донбасса, напоили, накормили и четвертак в дорогу дали. И неправда все, что "москалей" там не любят. Я вот по-русски с ними только и разговаривал. И ничего, нормально! Я – по-русски, они  — по-своему, там украинский не наш вообще, и расстались друзьями, никаких вопросов. Донбасс, шахтер – это там уважают. Москву не любят. Ленинград – это да. Ну ладно. Отправился я во Львов. А там поляков – море! На каждом углу какие-то вопросы решают, шепчутся. А поляков "крутить" меня дружок научил. Там и уметь особо нечего – подходишь, со слезой объясняешь, что остался без денег, а дома ждут, на работу надо успеть… Навешаешь ему на уши – а он стоит, глазами только хлопает…И вот знаешь, иные говорят, поляки вообще народ сволочной – ругливые, себе на уме, с хитрецой. А тут – ну ни разу не было, чтобы не помогли. Почему – не знаю. Вот так день среди них походишь – и уже пару-тройку сотен имею. С такими деньгами мне ничего не страшно.

И пошел я на заработки. Про Хмельницкий я тебе уже говорил. В Казатине на вокзале штуку двести выиграл в это – как ее – ну в общем, шары с номерами из барабана достают, как в "Спортлото". А правила такие, что если ставишь второй раз подряд и выигрываешь – то выигрыш твой удваивается. В третий раз – утраивается. Ну, и я решил играть, пока деньги не кончатся. Чувствую – сегодня должно повезти. И точно – на мою седьмую ставку выпадает мой номер. Хозяин говорит: "Повезло, мужик. Тысяча двести твои!" Пошел на рынок, в павильончике сел – надо же отметить это дело! Местные "шнурки" принесли мне шашлыков. Я на круг бросаю двести – гуляем, ребята. Ночую в гостинице, в хорошем номере. На следующий день опять ту же компанию пою и кормлю. Ребята довольны, а я такой человек – когда деньги есть, надо их тратить. Да и если в следующий раз в Казатине без копейки окажусь, эти мужики обязательно вспомнят и выручат, если смогут.

Умею я и в "наперсток" свое взять. Я знаю уже, как они игру ведут и когда дают народу выиграть. Если вижу такой момент – быстро ставлю полтинник и всегда угадываю.

— Но ведь одной игрой сыт не будешь?

— Да, это правильно. Но деньги надо уметь делать на всем. Еду в поезде, народ мается – время занять нечем. А у меня – полная сумка газет и журналов. Я в каждом городе, где бываю, закупаю все, что почитать интересно. А потом в поезде – по двойной, по тройной цене. Берут. Есть такая книжка – "Авантюристы XVIII века", знаешь? Сколько стоит? – 8 рублей? Я в Виннице ее за 50 продал.

Вот так и живу. Пока магазины пустые – прибыль свою можно делать на всем подряд. На кусок хлеба и даже с маслом. Ну и, конечно, на стаканчик-другой винца. Без этого жить туго.

      *     *       *

Разговор затянулся почти на весь оставшийся отрезок пути. Успели поговорить о многом. О милицейских облавах на бродяг в Бердичеве, в ходе которых "людям без паспорта" разными методами стараются привить тягу к правильной жизни. О том, что даже в Монголии народ потихоньку начинает жить лучше нашего. О профессоре, кандидате экономических наук, который бросил денежную работу, семью и ушел в бомжи – из принципиальных соображений. И о смысле жизни, конечно.

Мой попутчик неоднократно подчеркивал, что судьбу бродяги он выбрал себе вполне осознанно и что отказываться от нее не собирается – хотя есть возможность вернуться к спокойному существованию, к работе на энергозаводе. "Это не по мне", — повторял он. Жизнь, ограниченную четырьмя стенами или пределами городской черты, он считает растительным существованием (термин, понятно, не его, мой термин). Много их, таких? –спрашивал я. Хватает – отвечал он, говоря о некоем братстве бродяг и о трогательных случаях взаимовыручки в их среде.

А я думал о том, что люди, обрекшие себя на хлопотную, нелегкую и богатую перипетиями жизнь авантюриста-пилигрима, достойны понимания. Кочевая жизнь для них – чуть ли не единственный способ существования. Такие люди были всегда и везде, их наличие нельзя назвать отличительной чертой нашего общества. Беда в том, что наше общество отказывает им в понимании, более того – организует по отношению к ним достаточно жесткий прессинг. Самим же бродягам от родной страны нужно совсем немного – чтобы их не трогали, предоставили самим себе. Вреда-то от них практически никакого – куда меньше, чем от иного респектабельного члена общества.

Мы расстались на донецком железнодорожном вокзале. Он двинулся к зданию вокзала – побриться, привести себя в порядок для завтрашней ловли денег. Судьба, столкнувшая нас на пару часов, вновь разводила по разным жизненным путям. На прощание я крикнул мужчине, согбенному под тяжестью огромной сумки:

— Удачи!

Он обернулся, усмехнулся:

— Не переживай. Никуда она не денется!

Ясенов