Владимир Шпунт продолжает свои записки болельщика. Сегодня он рассказывает о некоторых героях «Шахтра» 50-х и 60-х годов…

Мундиальское послевкусие навевает воспоминание о старых и старинных фигурантах сталинско-донецкого футбола. Наряду с закрытием Криштиану и Лионэля на футбольном фестивале случилось открытие Луки. Правда, в матче с англичанами последние минут 10 он находился в состоянии грогги – дважды он отдавал в спокойной обстановке врагу мяч с расстояния 5-7 метров, не сделал ни одной передачи на обострение. Но все равно звание лучшего ему надо давать именно сейчас, потому что на следующий год, в возрасте 33 лет лучшим может быть только сам Бог. Говорят, Лука родился и рос в деревне Мотрич, в которой было 4 дома. Этот шкет целыми днями лупил мячом по стенам, соседи не знали как от него сдыхаться и с облегчением спровадили будущего мундиалиста в соседний городок, чтобы и там прививалась у жителей любовь к футболу.

Ох, как я их понимаю! На Гладковке в трех планах от нас по адресу ул. Степная, 34 жил парень с нашей школы, на пару лет моложе меня. У него был братишка лет 4-5-ти, который с утра до вечера гасил мячом по воротам. Гладковка – демократичный, интернациональный поселок, ограждение участка забором, а тем более устройство массивных ворот не приветствовалось. По мере взросления мальца, сила удара по мячу увеличивалась, дистанция до ворот удлинялась, металлический набат усиливался. Ширина гладковских улиц около 20 метров, но юному дарованию, чтоб разогнаться перед ударом, приходилось заходить в соседские дворы напротив. Народ роптал, но нам вождя не доставало, да и некоторые, особо терпеливые, говорили: «Пусть мундиалит! Может из него толк выйдет». И вдруг наступила в округе тишина, стали поговаривать: «Забрали босяка! Не то в милицию, не то в футбол». Прошло лет 10 и, вдруг, вижу в составе «Шахтера» знакомую фамилию. Здесь, совсем не лирическое отступление. Вообще, у меня отличная память на фамилии, я это неоднократно доказывал и еще докажу, но эту напрочь забыл, хотя с моим почти одногодком (братом футболиста) общался плотно. Надеюсь, знатоки «Шахтера» назовут имя футболиста икс. Прибыл он, кажется, из «Кривбасса», как полузащитник звезд с неба не хватал, но обладал сильнейшим и точнейшим ударом и все стандартные удары были зарезервированы за ним. Так что все забитые им голы были нам, соседям, наградой за наше долготерпение.

Сразу спешу доказывать, что с Альцгеймером по части фамилий не дружу. Году в 50 –м (боже, без малого 70 лет назад!), еще до эпохи Николая Самарина, надежного центрального защитника, умевшего к тому же первым пасом организовать атаку ворот противника, вдруг появился в защите молодой белобрысый крепыш Брюшин. Играли с московскими снобами и этот новичок поставил в тупик корифеев советского футбола. Ни один пас, ни один проход, ни один удар по воротам не достигал цели — всюду на пути возникал Брюшин. Это был его бенефис и дебют одновременно, «об нем гудел» весь город. Деды-знатоки говорили: «За такой футбол надо давать мастера спорта!». Через 2-3 матча кумир пропал, говорили, что дарование в ресторане устроил драку и о нем сразу забыли. Позже, в 60-х в центре защиты царствовал Геннадий Снегирев – игрок без изъянов, вездесущий, любимец публики, входивший в список 33-х. В таком же списке числился надежнейший вратарь Юрий Коротких, простоявший «сухим» в воротах чуть ли не полсезона. В послевоенное время использовалась схема расстановки игроков «дубль-вэ» с центральным нападающим таранного типа. Ярким исполнителем этой роли был наш Александр Пономарев, который входил в «Клуб Федотова» и который забил значительно больше голов, чем основоположник клуба. Помню, когда он был уже тренером, мы, пацаны, бегали на тренировки «Шахтера», которые завершались ударами по воротам. Пономарев бил метров с 25-30-ти, Чанов-отец только взором сопровождал летевший мяч, а мы подбирали мячи и возвращали их тренеру. Я, считавший себя вратарем уличной команды, старался стать недалеко от стойки ворот, чтоб поймать мяч, если он будет пробит мимо. Ни разу мяч я не принял, иногда успевал подставить руки, которые обжигало ударом мяча. Он бил подъемом, щечкой, но чаще «с носка», чем объясняется сила удара.

В пятидесятые годы куйбышевская команда «Крылья Советов» применяла схему «волжская защепка» — все в защите, один-два нападающих в засаде (Виктор Ворошилов и Александр Гулевский) и если удастся забить хотя бы гол. Дома, говорят, они даже заливали поле водой, чтоб противнику было тяжело пробиться к воротам. В середине 60-х эту схему «изобрели» в миланском «Интере» и нарекли «катеначчо». Мода распространилась на все континенты, наступила эпоха застоя в футболе – счет 1:0 стал повседневным. Болото расшевелил в 70-тые нидерландский «Аякс» во главе с Йоханом Круифом, переименованном нами позже в Кройфа. «Тотальный футбол» — все в нападении, все в защите. Футбольный мир оживился, пошли голы, поднялся интерес к игре. Но, извините, разве не в этом стиле играл «Шахтер» в 50-60-е годы, когда центрфорвард Иван Федосов оттягивался назад, а затем благодаря своей великолепной технике устремлялся вперед, увлекая всю команду к воротам противника? Спортивные деятели определили нашу схему как «навал», а спортивные столичные (московские и киевские) борзописцы добавляли словцо «пресловутый». Разве не этот дух коллективизма – все вперед и все на защиту – определил команду горняков, как кубковую? Воистину, нет футболистов в своем отечестве!