20.06.2018

Ну и память!

Первый гастроном в советские времена был совершенно культовым местом. Но в разные советские времена он выглядел совершенно по-разному. На это обращает внимание в своем рассказе 2012 года Ади Гамольский, взяв в качестве примера рыбный отдел…

Другу моему Михаилу с  любовью посвящаю.

Это сейчас в магазинах Украины, да и не только Украины, есть буквально всё, чего душа не пожелает. А вот когда-то картина совсем другая была. Если кто помнит, в нашей стране только-только построили «развитой социализм» и до «сияющих вершин коммунизма» оставалось всего ничего – рукой подать. Но где-то, что-то всё никак не срабатывало. Застой,  вобщем, где-то случился.

Как потом стали говорить, наступила «эпоха застоя». И застряло наше общество на полдороге между развитым социализмом и, как некоторые язвительно говорили, «зияющими вершинами коммунизма». В магазинах тогда было, что называется, шаром покати. То есть – ничего не было.

Вот тут, как раз и приехал в наш город из далёкой Якутии по служебным делам Мишка, мой давний соученик по школе и институту. Пригласил я, естественно, его в гости, посидели, вспомнили о том, о сём. Он сделал довольно успешную карьеру – стал доктором технических наук, профессором, уважаемым человеком. Да и внешне выглядел очень даже солидно – профессор, одним словом!

Но не зазнался, остался, к счастью прежним, хотя и прошло много лет с нашей последней встречи. И вот, когда уже вспомнили о многом и о многих, вдруг у него зародилась нездоровая, скажем прямо, мысль.

— Послушай, — сказал он, — а чего бы нам с тобой не пройти  прогуляться по Первой линии? (Это у нас так называлась когда-то центральная улица, потом —  ул. Артёма.) Сейчас, уже вечер, погода прекрасная, весенняя. Пойдем, прошвырнёмся, вспомним время, когда мы были молодыми! Помнишь, стихи:

Погоны медные и канты синие,
Хожу победно я по Первой линии.
Но грянет сессия, а с ней заботы
И, нос повесив, я не сдам зачёты.

( У нас тогда в институте была форма с латунной эмблемой на контр-погонах.)
Я без долгих раздумий согласился. Ещё бы! Мы, когда студентами были частенько вечерами фланировали  по Первой линии от студгородка до Первого гастронома. Это было прекрасное времяпрепровождение! Завязывались знакомства, назначались встречи. Да, что там говорить? Гулять по Первой, особенно, вечером, да ещё весной – всегда было прекрасно!

К сожалению, как это часто бывает, суровая действительность внесла свои коррективы: в этот прекрасный, тёплый весенний вечер, да ещё накануне выходных, улица была полупустынна. Нет, не то, чтобы она была пустой, население в некотором количестве присутствовало. Но далеко не то половодье молодёжи, как это было, казалось бы совсем недавно. Да и молодёжи, собственно говоря, почти не наблюдалось.

— Я что-то не понимаю, — начал Мишка, — где люди? Где, в конце концов, знойные девушки – «мечта поэта»? Ты хоть можешь это объяснить?
— А что здесь особенно понимать,- ответил я,- молодые сидят по домам, смотрят телевизоры или «видики». А людей в возрасте после рабочего дня как-то не тянет на прогулки. Другая эпоха, Мишаня дорогой, другой, понимаешь ли, отрезок времени!

Тем не менее, мы решили исполнить до конца давнишний ритуал и продолжили прогулку. Друг мой всё время вертел головой, отмечая знакомые, изрядно изменившиеся места, узнавая и не узнавая город его и моей юности. Так, обмениваясь впечатлениями, мы незаметно подошли к традиционной точке возврата – Первому гастроному. Не сговариваясь, вошли в него. Нас поразила тишина, почти осязаемая, как в ритуальном зале.

По торговому залу неспешно перемещалось несколько фигур, рассматривая пустынные витрины некогда роскошного центрального городского магазина. Когда-то здесь билась, пульсировала жизнь, а теперь – пустые витрины. Нет, честно говоря, в них кое-что всё-таки находилось, именно кое-что. Они были заставлены трёхлитровыми банками с берёзовым и яблочным соками и такими же трёхлитровыми банками с солёными или маринованными огурцами, пачками соли и прочими неаппетитными товарами. В некоторых лежали совершенно пустые эмалированные подносы, как бы в ожидании загрузки на них колбас и прочих деликатесов.

Мы подошли к рыбному отделу. Некогда здесь постоянно толпилась очередь, а за прилавком командовал всем потрясающе симпатичный продавец, гренадерской внешности и зычным голосом с обыкновенной еврейской фамилией Рабинович. Не знаю, по какой причине, но он всегда с какой-то отеческой теплотой относился к студентам. Вообще, ко всем студентам — и нашего института и других институтов и техникумов.

Обычно мы заказывали у него просто «хорошую рыбку», не уточняя, какую именно. И этого было достаточно, чтобы получить такое, объедение, что можно было с языком проглотить. Однажды я увидел его в праздник «День победы» — такой «иконостас» орденов и медалей сделал бы честь не одному ветерану прошедшей войны. Но сегодня…

Сегодня две продавщицы, стоя в углу прилавка, что-то негромко обсуждали между собой. Увидев нас, они неспешно подошли ближе и, наконец, удостоили своим вниманием.

— Слушаю вас, — почти не раскрывая рта, выдавила одна из них. Очевидно по существующей между ними иерархии, она была главной. Да и по фактуре женщина была совсем не заурядной. В первом приближении она напоминала новогоднюю ёлку – широкая внизу, умеренного размера посередине, с небольшой головкой, со складчатыми щеками, как у шарпея. Щедро обработанные пергидролем волосы, были уложены на макушке в причёску «хала». Напарница же её, напротив, худобы была необычайной.

— Да нам бы рыбки какой-нибудь хорошей, — произнёс Мишка.
— Вот на витрине всё, чем мы располагаем. Ставрида копчёная, — пояснила старшая,- к сожалению, только ставрида, и в ближайшее время ничего другого не предвидится.

Мы уставились на витрину – там небрежной горкой лежали мумифицированные тельца того, что гордо именовалось «ставрида копчёная».
— Да нет, нам бы хотелось чего-нибудь хорошего. Селёдочки, например, нет?
— Какой селёдочки?

— Ну, например, атлантической, или каспийской. А, может быть, керченской, дунайской, или может быть, случайно есть залом?
— Мужчина, ну что Вы такое говорите? Вот есть только ставрида копчёная и ничего другого.
— Всё-таки нам хотелось бы купить хорошей рыбки. А, случайно,  нет у вас красной рыбки или белой?

— Какой, какой? Как вы сказали – красной или белой? Я правильно услышала?
— Совершенно верно – может быть есть кета, чавыча, горбуша, нерка или, скажем, осетрина, нельма, сёмга? Что-нибудь из этого. Если хотите, я заплачу сверху, сколько скажете,- добавил друг мой уже полушепотом.

— А больше Вам ничего не нужно,- язвительно спросила продавщица.- Продолжайте, продолжайте!
— Уважаемая, — не сдавался Мишка,- если Вы принесёте нам пусть не рыбку, пусть…икру, мы готовы заплатить любую сумму!
— Какую такую икру? — уже почти кричала продавщица,- Вы, что совсем не видите, что кроме копчёной ставриды ничего другого в продаже нет! Опомнитесь!-

Какую икру? — вслед за ней повторил он,- да, хотя бы кетовую или горбуши, а ещё лучше  паюсную, осетровую. Что у вас есть из этого? Я обязательно оплачу Ваши старания. Не сомневайтесь.
— Молодой человек, — ответствовала продавщица,- Молодой человек! Или Вы сейчас же покупаете копчёную ставриду, или я вызываю милицию! Вы меня уже довели до белого каления! Всё! Разговор окончен!

— Извините, уважаемая. Я не хотел Вас лично обидеть. Но покупать этих задохликов мне никак не хочется. Извините и будьте здоровы.
С этими словами мы развернулись и двинулись на выход из некогда великолепного гастронома.

Уже уходя, мы услышали, как возмущалась продавщица, повторяя нам в спину:
— Ишь ты, чавыча нужна ему! Горбуша! Залом! Нельма! Сволочь!
На что её напарница резонно заметила:
— Сволочь — он, конечно, сволочь. Но память-то, какая!

Ясенов