17.11.2017

90-е. Первые маршрутки

О том, как добирались до центра жители донецких окраин в годы плавного развала СССР, можно сочинять саги. Георгий Коломацкий, житель Текстильщика, рассказывал мне, что в ожидании транспорта там можно было стоять, без преувеличения, часами. Автобусы набивались под самую завязку еще на Трудовском/Петровке и, как правило, проезжали Текстильщик, не останавливаясь. Никакой альтернативы им не существовало. Все, что оставалось народу на остановке — покорно ждать какого-то чуда (и оно, надо отдать ему должное, рано или поздно случалось). Бывали случаи, когда народ, доведенный до отчаяния, устраивал на проезжей части «живую цепь» на манер сцены из «Кавказской пленницы». Проблему это не решало: даже если автобус останавливался, свободное место в его салоне не появлялось.

И тут — маршрутки.

Это случилось в самые первые годы независимости. Не было в них никакого лоска и шика. Но что-то от чуда все-таки было в них. Как любое чудо, они расширяли границы сознания, рождали иллюзию того, что можно заглянуть за горизонт – туда, где, несмотря ни на что, нас ждало светлое будущее (воспитанные с этой морковкой перед носом, мы ни за что бы от нее не отказались – не так быстро). Маршрутки вряд ли казались тогда таким уж стопроцентным благом (в конце концов, проезд на них обходился дороже), но они давали то, чего давно хотелось: новый шанс. И поэтому все-таки скорее были благом, чем нет.

Затруднюсь сказать, насколько денежной была эта работа для водителей – но, скорее всего, игра стоила свеч. Знал я одного рыжего пьяницу, работавшего на «молочном рафике». Суть его действий состояла в том, что в совхозе на Песках он забирал бидоны с молоком, развозил их по адресатам, забирал пустую тару и возвращал ее на Пески. Он жил в нашем доме и по пути заворачивал в родной двор, где соседи и приспешники могли купить свежее молочко по себестоимости. На жизнь он никогда не жаловался. Но после появления маршруток сразу забросил свой молочный бизнес и ушел в перевозчики – водил «газель», которая дублировала 10-й маршрут троллейбуса. И залоснился еще больше.

Помню ожесточенные споры в донецкой прессе, когда пассажиропоток начал переходить в частные руки (а случилось это довольно быстро – первоначальные государственные маршрутки довольно быстро захирели). Много писали о том, что новые хозяева перевозок в погоне за наживой создают на дорогах хаос, плюя на ПДД. В доказательство часто приводили инцидент у вечно перенаселенной остановки возле универсама «Украина», где водитель маршрутки повел себя, как ковбой из фильма Серджио Леоне. Он попытался встрять в узкую щель между троллейбусом и встречной машиной, куда и мустанг с трудом протиснулся бы. В итоге – столкновение, маршрутку картинно развернуло поперек встречной полосы, и в нее въехал еще кто-то. По немыслимо счастливой случайности никого не убило, хотя покалеченных оказалось немало.

Это правда, на улицах города с появлением маршруток стало намного веселее. Причем в первые годы они ведь ездили еще и по Артема, пока под давлением разных сил их оттуда все-таки не вытеснили. Бардака на дорогах они действительно прибавили. Но вообще, справиться без них Донецк уже не мог. Местный бюджет не имел ресурса для решения проблемы ежедневного развоза людей. Поэтому маршрутки остались навсегда – лишь время от времени власти устраивали показательные экзекуции тому или иному перевозчику, создавая видимость того, что ситуация – под контролем.

Маршрутки совершили еще один капитальный сдвиг в донецкой жизни – уже в нематериальной сфере. Пожилым решительно перестали уступать места в транспорте. Оно и раньше случалось далеко не всегда, а в маршрутках сошло вообще практически на нет. Логика была простая. Считалось, что за проезд в маршрутках платят больше, потому что тебе, по умолчанию, гарантировано сидячее место. И когда рулевой брал на борт дополнительных пассажиров, никто не хотел делиться своим законным сиденьем. Мол, старики сами знали, куда заходили – видели, что салон заполнен, вот и пусть теперь стоят. Неважно, что с палочкой. Так формировался новый социальный рефлекс, который прекрасно накладывался на всеобщее огрубение и ожесточение.

Кроме того, маршрутки выработали новую культуру и новую эстетику, стали героями анекдотов и поговорок. Плюс, конечно, почти ритуальная бандитская лирика. Она звучала в каждом салоне, спастись от нее было невозможно. Впрочем, этот тотальный культурный террор начался все-таки не сразу, а уже ближе к концу 90-х, когда появилось специализированное «Радио Шансон». В первые годы существования маршруток стандарт еще не сформировался и можно было столкнуться с разными приятными неожиданностями. На вышеупомянутом 10-м маршруте, например, оперировал водитель со вкусом к инструментальной электронике в духе Enigma и вокалу в духе Стинга. Не знаю, как его звали и как он дошел до такой жизни – но, завидев сквозь окно подъезжавшей маршрутки его неизменную черную бейсболку, понимал: сегодня мне повезло.

Вообще, водители нового транспорта при ближайшем рассмотрении оказывались совсем не такими орками, как можно было подумать. Воспоминания о донецких маршрутках хотелось бы закончить одним глубоко личным опытом общения с ними, после которого ко мне вернулась вера в человечество. Начало этой истории – ласковый апрельский вечер конца 90-х годов. Возвращаясь домой с вокзала на Октябрьский, я настолько поддался волшебству окружающего момента, что забыл в маршрутке бумажник (а в нем, как обычно – все нажитое непосильным трудом, исключая, к счастью, банковские пластиковые карты, которые тогда еще не вошли в обиход). Пропажу я обнаружил уже дома. Погоревав немного, как мог, успокоился. А утром, на свежую голову, подумал, что жизнь дается нам один раз, и упускать в ней даже самые призрачные шансы – стыдно. Приняв решение, двинулся на конечную остановку маршруток – круг возле шахтоуправления «Октябрьское». Там обнаружились три маршрутки, водители которых, усевшись в тени на свежую травку, раскидывали картишки. Подойдя к ним (и, разумеется, чувствуя себя последним дураком), я рассказал о своей проблеме. Надо было видеть, с каким макиавеллевским видом они переглянулись! Наконец, один из них, кряхтя, поднялся и извлек из глубин своей кожаной куртки… мой бумажник, по которому я уже не один раз успел спеть отходную. С физиономией кислой, но отчасти героической он протянул мне мою вещь. Я, конечно, попытался узнать, что я ему должен. «Ты что? Какое должен? Мы же с Октябрьской!» — замахал он руками.

Я покинул ребят с таким душевным подъемом, какой испытывал только после кубковых побед «Шахтера». Было невыразимо приятно, что есть еще в мире вечные ценности. Содержимое бумажника я проверил только дома. Все там было на месте, кроме 20 гривен. Ерунда, по состоянию на 1999 год…

Ясенов