8 августа 1892 г. в ходе встречи горнопромышленников с Екатеринославским губернатором известный организатор промышленности Николай Авдаков приводил такие цифры: в Юзовском округе одна школа приходилась на 2040 жителей, одна церковь — на 509, а трактир — на 570 человек.

Валлийцы, приехавшие в Юзовку работать на металлургическом заводе «Новороссийского общества», были не дураки выпить. Городок Мертир-Тидфил, откуда происходил родом Джон Юз, представлял собой валлийский вариант Юзовки — стремительно растущий индустриальный центр, где производство стали требовало все нового и нового персонала. Своего населения не хватало – и мертир-тидфилские промышленники широко привлекали ирландцев. А уж эти парни могли перепить любого. Алкогольные традиции в валлийском городке росли и крепли. Но когда ребята из Мертир-Тидфила попали в Юзовку, оказалось, что их умение выпить просто меркнет перед настоящим славянским стилем.

Питейный вопрос в Юзовке тщательно изучал израильский историк Теодор Фридгут. Это вообще интересное дело. Известный на Западе ученый, он как-то задумал написать исследование о Хрущеве, точнее – о формировании его личности. Так сказать, откуда взялся этот «буйный тиран». Начал изучать городишко, где начиналась карьера Никиты Сергеевича – и через какое-то время с удивлением обнаружил, что история этой самой Юзовки стала казаться гораздо более интересным предметом, чем судьба большевистского лидера. Тогда Фридгут плюнул на Хрущева и занялся Юзовкой. В итоге, родилась двухтомная монография, отрывки из которой перевел ныне покойный донецкий историк и журналист Дмитрий Корнилов. В конце 90-х они были опубликованы в газете «Донецкий кряж» и до сих пор служат для наших исследователей древностей неоценимым подножным кормом. И хотя книга Фридгута называется строго — «Юзовка и революция», нашему пьянству там уделено большое внимание. Впрочем, удивляться нечему: при ближайшем рассмотрении оказывается, что государственные перевороты в России редко совершались без обильных возлияний.

«Алкоголь притуплял ужас»

Фридгут не считает юзовское население каким-то особенно испорченным в алкогольном плане. Его объяснение всеобщей напасти – просто и фундаментально: «Алкоголь притуплял ужас от аварий на шахтах и выбросов газа, которых случалось так много, что они становились частью повседневной жизни. Алкоголь помогал рабочему не замечать той грязи, в которой жили он и его семья. Алкоголь скрывал от рабочего его безволие и тот жизненный тупик, в котором он оказался». Тот, кто хоть раз спускался в шахту, непременно поймет, как верно подмечено израильским ученым это парадоксальное стремление поскорее залить глаза при виде солнца, которое, может быть, видишь в последний раз.

Количество трактиров в Юзовке поражало. Фридгут отмечает, что до уровня столичных городов Юзовка все равно не дотягивала – там питейных заведений на душу населения было больше. Но в Питере и Москве, кроме трактиров, было где отвести душу. Юзовскому рабочему местная индустрия развлечений альтернативы не оставляла. Существовала, конечно, религия, но когда это русскому человеку вера в Бога мешала напиваться?

Российский сатирик Аркадий Аверченко, немало поработавший на рудниках Донбасса, блестяще иллюстрирует этот невероятный симбиоз в своей «Автобиографии»: «Однажды ехал я перед Рождеством с рудника в ближайшее село и видел ряд черных тел, лежавших без движения на всем протяжении моего пути; попадались по двое, по трое через каждый 20 шагов. «Что это такое?» — изумился я. «А шахтеры, — улыбнулся сочувственно возница. – Горилку купувалы у селе. Для Божьего праздничку». – «Ну?» — «Тай не донесли. На мисти высмокталы. Ось как!»

Слабаки из «второй лиги»

В своей «Истории Донецка» Валерий Степкин приводит отчет чиновника Министерства финансов Грацианского, который в 1893 году посетил Екатеринославскую губернию с инспекторской поездкой. Вот что он писал о шахтерском досуге: «Никаких забав, игр и вообще развлечений, могущих заполнить праздничный досуг рабочих и таким образом хотя бы некоторых отвлечь от кабака, со стороны углепромышленников никогда и нигде устраиваемо не было. Даже чайные появились только с холерного времени в прошлом году. Он нуждается в новых впечатлениях, в живом слове и в развлечениях, но ничего этого кругом себя не находит. Праздничное безделье, ничем не пополняемое, становится ему в тягость и он не знает, куда от него деваться. Остается кабак как единственное общественное место, куда рабочие и направляются».

И в кабаке юзовские рабочие показывали такой высокий алкогольный пилотаж, что несчастные приезжие британские пьяницы чувствовали себя игроками какой-то второразрядной лиги. Пытаясь поддержать соревновательный дух, они в итоге безнадежно спились, уже через год деградируя до уровня полноценных алкоголиков. Перед Джонос Юзом встал вопрос – что делать с оравой соотечественников, не способных выполнять свою первоначальную задачу? В итоге, они в большинстве своем были отправлены домой, а из Мертир-Тидфила прибыла новая партия специалистов. Благо, кризис в сталелитейной промышленности, охвативший этот валлийский городок, освободил массу рабочей силы. Но и новым «легионерам» пришлось столкнуться со всепобеждающей силой юзовского пьянства.

Пьянка во время холеры

В записке чиновника Грацианова упоминаются о некоем «холерном времени». Речь идет о знаменитом бунте 1892 года, который начался как раз под массовым воздействием винных паров.

Как свидетельствует Теодор Фридгут, любимым местом «тусовки» шахтеров, желающих напиться, считалась базарная площадь Юзовки. Тут было где развернуться: количество питейных точек явно превосходило среднестатистическое. Правда, и полицейских было больше, чем в прочих местах, но от взрыва народного гнева это не спасало. Тут, на базарной площади, все и началось…

2 августа 1892 года был выходным днем. По этому случаю, а также из-за крестного хода, который готовились провести в дополнение к молебну об избавлении от холерной эпидемии, юзовские кабаки были закрыты. Но эту проблему легко решили. Толпа, предельно наэлектризованная неспособностью властей справиться с эпидемией, обозленная на медиков, которые, по мнению народа, «хоронят заживо» рабочих в своих «больничках», двинулась через торговые ряды к холерному бараку. Проходя мимо закрытых винных лавок и трактиров, повстанцы внесли в свой план коррективы и сделали остановку, чтобы вскрыть эти закрома и угоститься на славу. Решив задачу, они начали грабить все лавки без разбору, особенно, впрочем, упирая на те из них, которые принадлежали евреям (представителей этой злополучной нации считали причиной всех бед рабочего человека, в том числе и холеры). Для усмирения беспорядков были посланы казаки, жестокая стычка окончилась стрельбой и многочисленными жертвами. К концу дня картина разгрома была страшная: пылающие лавки, крики, стоны, вопли… Но, по крайней мере, казалось, что хаос бунта позади.

Однако на следующий день беспорядки вспыхнули с другой стороны Юзовки – на Ларинке. Опять – разгром базара, опять повальная пьянка. Явившись к полицейскому участку, бунтовщики добились освобождения задержанных товарищей. Впрочем, революции не получилось: присланный пехотный полк восстановил порядок, да и у самих повстанцев агрессия мало-помалу выветрилась вместе с похмельем.

Казацкая контрабанда и «сухой закон»

Легко понять, почему каждой выдачи зарплаты владельцы юзовских предприятий ждали как божьего наказания. Всякий раз, получив деньги на руки, пролетариат превращался в плохо управляемую толпу, которой не хватало только организующего начала, чтобы ее гнев обратился против хозяина. Поэтому известие об ограничении торговли спиртным в 1893 году частные собственники встретили с громадной радостью.

Впрочем, проблемы это не решило: ограничение действовало только на территории Екатеринославской губернии. А уже по Кальмиусу проходила граница между этой административной единицей и областью Войска Донского. Там, за Кальмиусом, спиртным торговали вовсю. Конечно же, моментально наладилась контрабанда водки с казачьего берега, и пьянство возобновилось с прежней силой.

Эту проблему удалось придушить только с началом Первой мировой войны, когда «сухой закон» применили ко всем территориям империи. Торговля алкогольными изделиями была прекращена с 19 июля 1914 г. на время мобилизации, а в конце августа продлена на все время войны. Крепкие алкогольные напитки продавали только в ресторанах. И хотя в ответ на указ появились многочисленные способы обхода закона, потребление алкоголя снизилось более чем в десять раз. По официальным данным, к уровню пьянства 1913 года страна вернется только в начале 60-х.

Впрочем, по другим достаточно официальным данным, уровень потребления водки был тут же восстановлен на довоенном уровне в 1917-м, когда победившая демократия отменила «сухой закон».

***

Есть вопрос
Что такое «шахтерский бутылек»?
Вековая традиция: перед сменой шахтеры заготавливают бутыль самогона, чтобы после окончания работы употребить ее узким кругом. В особо запущенных случаях это происходит после каждой смены, но обычно – только по каким-то случаям (дни рождения, государственные или религиозные праздники, день взятия Бастилии и т.д.). Самогон может с легкостью заменяться более цивилизованным, но не менее сильным по воздействию продуктом. По данным некоторых психологических исследований, «бутылек» следует приравнивать к мощному терапевтическому средству, позволяющим шахтеру достичь состояния релаксации после перманентного производственного стресса.

Из книги «Город, который придумал Юз»