Ночью все кошки серы, а призраки — одинаковы. Так думают те, кто не любит кошек и ни разу не имел дела с призраками. На самом деле, донецкие фантомы так не непохожи, как и кладбища, где они обитают. Из могил респектабельного Мушкетовского и заброшенного «15-го участка» выходят персонажи диаметрально противоположные, как выпускник Гарварда и сантехник из города Часов Яр.

«15-й участок»: разбившийся летчик

Здесь не просто «спокойненько», как поется в известной песне. Здесь спокойненько до жути. Закрытое в прошлом десятилетии кладбище обнесено забором из бетонных плит и оставлено на волю судьбы. В итоге, густые заросли поглотили все. Без мачете и носильщика-индейца не пройдешь. Если мачете нет, единственный вариант — тропка, протоптанная посетителями по периметру, вдоль стены. Лавируешь прямо по старым могилам: кладбище существует с конца 40-х, и покойников тех времен уже не опознать ни по надписям, ни по крестам. Только безродные холмики, по которым и шагаешь. Жутко, неуютно, а свернуть некуда.

Изнутри на стене — разные надписи, от умоляющих (призыв, во имя Господа, не сваливать мусор на могилы) до юмористического «Welcome». Одна надпись сражает наповал: «Мы за Януко…» Кто писал, почему не дописано?

Обитель скорби зажата между Манежным проспектом и Богатырской улицей. На проспекте и улице обитают вполне живые люди, пасут коз, которые иногда забредают на кладбищенскую территорию и щиплют травку на могилах. Травка, по виду, совершенно невкусная, но козам, конечно, виднее. У наружной стороны бетонной ограды под присмотром отца резвится пятилетняя девочка. Знакомимся с отцом. Это местный житель Леонид. Он прожил возле кладбища всю свою сознательную жизнь. Мальчишкой с друзьями ловил призраков по ночам. Никого не поймали — но клянется, что видели здоровенного черного мужика, похожего на разбившегося летчика (аэропорт-то – совсем рядом). По хитрым Лениным глазам не поймешь, всерьез он говорит или проверяет «на вшивость». Для пользы повествования будем считать, что всерьез.

Щегловское: погибший шахтер

На Щегловском кладбище что ни день, то два-три новых покойника. Кладбище растет со страшной силой, карта Донецка за ним не поспевает, издавай ее хоть каждый год. Оно считается самым новым, хотя, на самом деле, имеет глубокую, в прямом смысле слова, историю. Один из местных «копачей», Александр, рассказал, что несколько лет назад при рытье могилы бригада наткнулась на плиту с надписью «Здесь лежит дочь урядника. 1870-1874».

Известность Щегловского кладбища специфична: здесь хоронят шахтеров, погибших во время аварий на шахте Засядько. По поводу каждого инцидента на дороге, ведущей к кладбищу, появляются свежие асфальтовые заплатки. Так встречают высокое соболезнующее начальство.

Проскользнул черный кот. Через полчаса я его встретил в другом месте. Коту явно есть чем поживиться, на могилах родные и близкие усопших регулярно оставляют нехитрое угощение. Насчет халявных колбасы, сыра и хлеба диким животным приходится конкурировать с бомжами. В смысле водки (посетители любят оставлять стопочку своим покойникам) коты индифферентны. Тут у бомжей конкуренты другие — местные привидения. В основном шахтеры, понятное дело.

Мушкетовское: важные люди

Мушкетовское — это наш Пер-Лашез, наш Арлингтон, наше Байковое. Тут лежит половина важных людей Донецка. Если вы любитель поглядеть на престижные надгробия, вам — сюда. Зайдите через парадные ворота — и вперед, по главной аллее. Рано или поздно окажетесь в нужной точке. Ошибиться невозможно: на одном маленьком островке – непролазный лес мраморных плит. Почему-то особенно много здесь бывших милиционеров: Станислав Гавриленко, Владимир Варака, Аркадий Болдовский — все рядом, несмотря на прижизненные разногласия. Тут же — бывший заместитель мэра Леонид Лавров, еще один Леонид – академик Литвиненко. Да кого тут только нет!

На одном из высоких постаментов – орел, расправивший крылья. На постаменте – надпись библейского содержания. Орел внимательно смотрит на мемориал воинам, погибшим в боях за Сталино (1941-43 гг.) и на групповое захоронение шахтеров, погибших при аварии на шахте «Мушкетовская-Заперевальная № 1» в декабре 1960 г.

Шедевры посмертной скульптуры разбросаны по всей территории Мушкетовского. Вот ангел, склонившийся над античной гробницей. Вот пятиконечная гранитная звезда, вписанная в православный крест (похоронен полковник). Но чем дальше от центральной аллеи, тем зауряднее. Там, где могила уважаемого коллеги Дмитрия Корнилова, — и вовсе святая простота. Рядом — железнодорожная ветка, по которой иногда пыхтят рабочие тепловозы. Никаких следов посмертного тщеславия.

И все же, когда на кладбище спускается ночь, между могил выходят бродить совсем не простые призраки…

«Донецкое море»: известные футболисты

Кладбище «Донецкое море» можно рассматривать как упрощенный вариант Мушкетовского. На центральной аллее – такой же хит-парад надгробий, периферия так же подзаброшена. Есть, однако, и существенная разница. «Донецкое море» активно развивается. Как нам сообщили местные эксперты, ежегодный прирост — порядка 1500 покойников.

Меня, в первую очередь, интересовала могила лучшего игрока донецкого «Шахтера» Виталия Старухина. Видно, начальница кладбища путь указывает нередко: она четко мне объяснила, куда сворачивать и на какие елочки ориентироваться. Могилу «Бабуси», тем не менее, я нашел не без проблем: уж очень она скромна. Правда, надгробие украшено барельефом футбольного мяча, а на задней плоскости — надпись «От ФК «Шахтер». Настоящего памятника Старухину — не похоронного, а мемориального — в Донецке так и не завели. Хотя Старухин – эпоха, он как Беккенбауэр для «Баварии», как Ди Стефано для «Реала». Культ требует богов. Футбол в Донецке – больше, чем культ, это – коллективное безумие. Может, потому и не нужен городу бог, тем более такой нескладный и лысый, как Старухин?

Возвращаюсь по центральной аллее. Останавливаюсь у могилы знаменитого донецкого врача Владимира Корнеевича Гусака. В вазе, украшающей надгробие, — почти свежие цветы: помнят Корнеича… Сворачиваю вбок, мимо аллеи, где один за одним похоронены погибшие воины-афганцы, выхожу на кладбищенскую окраину. Даты смерти идут по убывающей: 90-е, 80-е, 70-е. Чтобы могила заросла, а металлический памятник проржавел насквозь, много времени не требуется. Вот захоронение человека, умершего в 1993-м — а выглядит так первобытно, будто здесь лежит сармат, погибший на заре нашей эры.

Покидаю «Донецкое море», припоминая болельщицкую рассказку: мол, на этом кладбище в полнолуние можно увидеть, как на могилу Старухина прилетают духи Льва Яшина и Эдуарда Стрельцова. Им есть что обсудить с великим коллегой.

P.S. Прогулка по донецким кладбищам, конечно же, получилась неполной. Их в городе — 26, из них действующих — 8. Есть совершенно эксклюзивные — вроде Иверского, в районе аэропорта: «пятизвездочное» было бы самым подходящим для него названием. Есть полная ему противоположность – Грабари: глухая окраина, народное горе, грязноватая искренность. Есть еще много чего всякого. Впрочем, прогулки по кладбищам — это не то занятие, которым хочется заниматься бесконечно. Вечность и без того ждет каждого из нас…

Bonus
Юз и Есенин: почувствуйте общее
Основатель нашего города с великим российским поэтом в жизни пересечься не могли просто физически: Есенин родился через 6 лет после смерти Юза. Но все же есть место, объединившее их судьбы – петербургская гостиница «Англетер». В одном из ее номеров в 1925 году Есенин вскрыл себе вены. 17 июня 1889 года в другом номере «Англетера» скоропостижно скончался Джон Юз, прибывший в столицу для переговоров о расширении своего дела. В завещании он оставлял старшему сыну Джону бриллиантовое кольцо, подаренное государем-императором, серебряный чайный и кофейный сервизы, с тем, чтобы эти предметы передавались самому старшему в роду мужчине. Сыновьям также досталось по 40 акций Новороссийского Общества. Остальное имущество распределили между дочерью Сарой-Анной и еще четырьмя сыновьями. Состояние Юза на момент смерти превышало 90 тысяч фунтов стерлингов (более миллиона рублей золотом).