Коллега Олег Измайлов предпринял отчаянную и, без преувеличения, мужественную попытку разобраться в том, что же происходило в первый год существования Юзовки. Он спорит с официально признанной датой основания города. Он доказывает, что Юз не сыграл такую уж выдающуюся роль в этом основании. Он… Впрочем, читайте, оно того стоит!

 

Давно мне хотелось представить себе обстоятельства, при которых был создан завод и поселок при нем. Увидеть мысленным взором то семя, посаженное в изуверски-безжалостную землю Донецкого кряжа, из которого пророс, пробился к свету и воздуху (свету мрачному, воздуху горькому) фабричной жизни город Сталино, пятьдесят лет уж как поименованный Донецком. Сделать это, судари мои, весьма и весьма сложно, но надобно, ибо поучительно для молодых умов, да и старикам в утешение сия история будет…

 

Вот таким старинным, нет, архаичным слогом мог бы я написать всю историю возникновения сложного оборота по имени Город-Сами-Знаете-Какой: «Временами по жизни его пробегала от ветра времен легкая дрожь, совсем не отражаясь в будущем». Да-да, ничего не осталось, а посему и повествование сие пойдет привычным вам порядком – то есть местами сухо, а временами – и вовсе суше некуда. Аминь.

 

Проблема датировки

 

Старый, жеваный-пережеваный вопрос о дате возникновения Донецка должен быть снят с повестки дня – всякий, кто интересуется историей Юзовки-Сталино-Донецка, должен понимать, что это вопрос формальный. Никто никогда не отмечал дня рождения Юзовки (в статусе города она просуществовала всего 7 лет – 1917–1924, а ранее никому и в голову бы подобная чепуха не пришла), никто никогда не отмечал дня рождения города Сталино (1924–1961) – не до того было: работа, войны, снова работа в четыре пота и т.д. А когда пришла такая светлая пора, привязали дату закладки фундамента областного центра к возникновению акционерного Новороссийского общества имени Джона Юза. Хотя, конечно, знали, что никаким заводом в те поры, не говоря уже о заводском поселке, нареченном позже Юзовкой, и не пахло на землях светлейшего князя Ливена в котловане у самого Кальмиуса.

 

Покойный старейшина донецких краеведов Михаил Савельич (в миру Самуил Завельевич) Альтер был, пожалуй, самым осведомленным на этот счет человеком. По крайне мере, в новейшее время донецкой истории, года эдак с 1985–1987. Именно тогда я познакомился с ним и узнал, что ему довелось поработать с архивами и Донецкой ордена Ленина железной дороги, и с документами былой Екатерининской, а главное – Курско-Харьковско-Азовской дороги. В отличие от многих других отраслей промышленности и инфраструктуры, транспортники сохранили достаточно цельные и подробные сведения о своей деятельности в тех местах, куда им приходилось тянуть стальные нитки дорог. То есть в их архивах сохранилось то, что в гор-рай-обл-анналах испарилось неведомо куда и как.

 

Поэтому Михаил Савельич, равно как и хранитель архива газеты «Железнодорожник Донбасса» Кузьма Хрисанфович Клименко в свое время рассказали много чего о начальном периоде донецкой истории, но, увы, информация та за дальностью лет требует обновления.

 

В этот год родился и Ленин

 

Что же знали и что утверждали о дате основания Юзовки наши достопочтенные краеведы? А то, например, что существовала официальная дата основания заводского поселка – 30 декабря 1870 года. Альтер, кстати, в своем первом, еще 1956 года, путеводителе по городу Сталино предрекал – 100-летие столицы Донбасса пышно отпразднуют в декабре 1970 года. Но на тот же год, как мы знаем (ну, хотя бы часть из нас знает), пришлось столетие вождя мирового пролетариата Владимира Ильича Ленина, а значит, Донецку не светило. Руководство города и области не смирилось – еще чего! – и скомандовало юбилей сыграть годом ранее. Хотя, честно говоря, не совсем понятно, почему было не подождать, например, до 1972 года – связать рождение города с рождением завода, ведь, как известно, именно в начале этого года была проведена первая удачная плавка чугуна (первая проба в апреле 1971 года вылилась в позорный провал – домну «закозлили»). Кто его знает, почему первый секретарь обкома партии Владимир Дегтярев (а ведь его, без сомнения, была затея) выбрал 1969 год, и еще интересно бы узнать имя того «историка», который эту дату подкинул властителю Донбасса.

 

Но как бы там ни было – мы все с вами при помощи М. С. Альтера знаем дату – 30 декабря 1870 года. И эта дата мне нравится. Потому что раньше и не могло этого произойти…

 

Неспешный ход истории с географией

 

Повествуя о началах юзовской истории, самом старом Юзе, его соратниках, коллегах, соседях в донецкой степи, я вынужден часто просить прощения у взявших на себя труд читать эти опусы. Прошу и сейчас – ну никак не объяснить дел, мыслей, хода судьбы в нашей запутанной, сожженной, потаенной и утаенной, недосказанной, недочитанной, недопетой истории. Такова странность прошлого Донбасса и в первую очередь, как ни парадоксально, главного его города, главнейшей его части.

 

Теперь, когда мы разобрались с датами, можно идти дальше. Потому что был или нет Юз на месте будущего строительства в 1869 году – не важно, так как известно, что «на восьми пароходах, везущих полтораста британских рабочих и техников (в большинстве своем валлийцев), Джон Юз отправился из Бристоля в последних днях августа 1870 года» (R. Hither. The Iron Tsar). Если точнее – 164 великобританских подданных отправились в путь, который для многих из них стал, скажем, забегая вперед, дорогой в могилу.

 

Мой терпеливый читатель! Если ты помнишь, мы уже вычисляли в одном из очерков о Юзе, что путь в Таганрог должен был занять около месяца (самое меньшее), потом разгрузка (восемь пароходов, да при том уровне докерского дела в русских портах заняла никак не меньше недели), затем погрузка на волов и долгий путь по подмерзшей степи. Возможно, ждали снега. И дождались. Он в те десятилетия выпадал рано и обильно в наших местах, не испорченных еще индустрией. Напомню: Таганрог–Донецк это 170 км. Скорость обозов – 2–3 км в час. Неделя-полторы. Итого мы должны прибавить к 30–31 августа минимум полтора месяца. А на самом деле, конечно, там были все два с прихватом. У британских исследователей «начала юзовских славных дел» есть предположение, что сборные домики для британцев были подготовлены к их приезду поверенным Юза Александром Камероном. Скорее всего, это были домики наподобие тех дощатых сборных, что ставили французы в своем лагере под осажденным Севастополем. Но опять-таки – догадки, предположения, гипотезы…

 

«Штурмовой» британский отряд

 

Доменную печь (furnace blast по-английски, если кому интересно) в те времена ставили примерно за четыре месяца. Это на Островах, в нормальных условиях. Первая юзовская домна была задута в конце апреля 1871 года, то есть ее строили не менее полугода. Из русских газет того времени мы знаем, что стройку начали в чистом поле, в мороз и метели, без всякой предварительной подготовки. Вот так приехали, отвязали железки от саней и начали строить. Думаете, выдумка досужих газетчиков? Отнюдь. Поначалу к Юзу и его предприятию русское общество, в том числе и промышленники, отнеслось настороженно-восторженно – иностранцы поди, «англичанка» чай! Знают, как строить, не наши лапотники! Придираться начали позже, когда прознали про особые условия, выторгованные Юзом в договоре о рельсовом производстве.

 

Все так и было, товарищи, именно так. На этой стройке мог бы загнуться легендарный Павка Корчагин, не то что избалованные атлантическим климатом британцы. И они начали загибаться. Холод, слабое продовольственное снабжение, тяжкий труд сделали свое дело – валлийцы из Эбб Вэйль, Сайтфарфы, Мертира, Ньюпорта и Свонзи (родные все для Юза места) начали умирать. Сколько их было, сложивших головы во имя британского капитала и русской государственной машины, доподлинно не известно. Но мы знаем, что из 164 человек, приехавших с Юзом в первой партии, больше половины по весне вернулись в Альбион. Принятию такого решения способствовала и крупная неудача – задув доменную печь 24 апреля 1871 года, британцы не смогли удержать нужную температуру, к тому же футеровка печи была выложена из бог знает какого кирпича, сделанного из бог весть какой глины. В итоге – «козел» – огромный ком застывшего недоваренного чугуна.

 

Герн вам в помощь!

 

Позор? – Крах! Дело провалено, люди бегут, свои бегут, соотечественники, цивилизаторы с клеймом «бремени белого человека на челе»! Это уже никуда не годится. После всех трудностей зимы, после этих проклятых русских морозов и казенного равнодушия! С кем? С кем работать?..

 

Надо сказать, что положение директора Новороссийского общества было отчаянным. Русские акционеры, прослышав о беде, прислали одного из авторов проекта по привлечению британцев к русскому рельсопрокатному делу – генерал-майора Оттомара Герна, англичане – Александра Огилви. Оба – с деловой хваткой. Оба – инженеры: Огилви – гражданский, Герн – военный фортификатор и изобретатель.

 

Именно склонность к поиску нестандартных технических решений помогла Герну найти выход – под домной выкопали огромную яму, разобрали дно печки и в этой яме похоронили «козла». Теперь можно было строить рядом новую домну. Оставалось только дождаться новых техников и квалифицированных рабочих из Уэльса, материалов и денег. А тем временем в будущую Юзовку тоненькими ручейками начали стекаться чернорабочие, которых оказалось надобно куда больше запланированного Юзом со товарищи еще в Англии. И были это мужики из русской глубинки…

 

Так начиналась Юзовка.

 

***

 

Всем ста шестидесяти четырем британцам, ставшим первой жертвой развития капитализма в России, следовало бы поставить памятник. Конечно, не в Донецке, а где-нибудь на родине героев. На высоком морском обрыве застыли, как для воскресной проповеди или фотографии, наряженные валлийские трудяги. Глаза слегка мутноваты от выпитого с утра (а что поделать – без выпивки и в отечестве родном трудновато, а тут, в этой чертовой степи, среди всех этих russian bastards!). Перефразируя героя известного фильма – не то чтобы подвиг совершили понаехавшие «дети королевы Виктории», но что-то героическое в их приезде было.

 

Исторический дивертисмент

 

Кстати говоря, с памятниками Донецку повезло примерно так же, как и с архитектурой, – никак! Не считая военных монументов и обелисков, а также непонятных «новоделов» нашего времени, самый оправданный памятник в городе – Артему (Сергееву). Оправданный-то он оправданный, но и потаенный, двусмысленный. Я не о знаменитом «бэд фингере», а о том, что монумент возле горисполкома поставлен основателю и руководителю Донецко-Криворожской Республики, само существование которой поставлено ныне под сомнение и никак не отмечено в культурно-историческом синодике Донецка.

 

А вот с памятником Джону Юзу столица Донбасса явно погорячилась. Если он ставился в память о заслугах валлийца при основании города, то логичнее было бы почтить Императора Всероссийского Александра II или его брата, Великого князя Константина Николаевича, князя Сергея Кочубея, генералов Тотлебена и Герна. Как мы с вами знаем, и Новороссийское акционерное общество, и его распорядительный (исполнительный) директор Юз, и поселок Юзовка – все это стало историей донецкого края исключительно благодаря вышеупомянутым персонам.

 

Родоначальник нашего углепрома

 

И все же Юзу можно было бы поставить памятник, но с другим обоснованием и надписью по цоколю монумента: «Основателю современной горной промышленности Донецка». Это была бы святая правда – именно с приходом Юза во всей округе оживает добыча «черного золота». Компания активно скупает малосильные крестьянские шахтёнки и даже просто едва разработанные «норы», в основном те, что поближе к строящемуся заводу. Сколько их было – не знал и не знает никто. Известно, что к 1875 году НРО было официальным владельцем семи шахт. Со временем их число удвоилось.

 

Увы, мы почти ничего не знаем о первенцах донецкого углепрома. Единственная крупная шахта, которой была суждена долгая жизнь, – «Центральная». С ней у местных краеведов вышла форменная путаница – как они ее только не обзывали, остановившись, кажется, на названии «Центрально-Заводская», хотя, конечно, второе слово появилось уже в наше время. Да и сама шахта, считающаяся одной из старейших в городе, официально явилась миру в 1911 году. На месте старой – с новым стволом, копром и прочими необходимыми шахте постройками.

 

Логика с логистикой

 

Приобретение Обществом шахт на первый взгляд выглядит логичным – будущему металлургическому производству понадобится много угля для производства кокса, и покупаются-то как раз те «копанки», которые расположились на местах залегания коксующихся углей. Недаром, нет, совсем недаром британские акционеры арендовали и покупали земли именно у Ливенов да Смольяниновых. Но вот в чем загвоздка – шахты были куплены да поставлены задолго до того, как закурился дымок хотя бы над одной-единственной коксовой печью. В это время Новороссийское общество рьяно выступает за скорейшее продолжение строительства второй очереди Курско-Харьковско-Азовской дороги от станции Константиновка через Юзовку и далее на Рудничную (Рутченково) и Еленовку. А там, глядишь, и до Мариуполя рукой подать…

 

То есть – первым делом уголь и дорога. Логика железная для угледобывающей, а не железоделательной компании. К тому же бурная деятельность НРО в российском углепроме и на рынке угля (его тогда в матушку Расею большей частью из Англии и Уэльса ввозили) привела к совершенно закономерному результату – к концу 1871 года (первого полноценного года работы британских концессионеров на Юге России) на долю Общества приходилось почти 3 миллиона пудов угля, добытого в Донбассе.

 

Конечно, по сегодняшним меркам это не так уж и много – 15–20 тогдашних железнодорожных составов. А тогда эта цифра была столь впечатляющей, что правительственный Горный департамент счел необходимым ходатайствовать перед Кабинетом министров об установлении специального надзора за деятельностью НРО и его управляющего. Краеведам давно известен человек, назначенный «угольным прокурором», – инженер Лебедев, оставивший нелицеприятные отчеты по итогам своего пребывания на юзовских заводах.

 

Угольный интерес НРО

 

Понять чиновников несложно – ведь по договору с русским правительством от 1869 года Общество имело право покупать только земли «пустопорожние». Между тем НРО пыталось покупать и покупало земельные участки от 5 до 1500 десятин, в недрах которых залегали ценные полезные ископаемые. Забегая вперед, скажем, что в 1874 году управляющий отделом Министерства государственных имуществ обратился в Горный департамент с инициативой отказать дельцам Новороссийского общества в приобретении двух участков, содержащих руду и уголь. Общество, понятное дело, в ответ затеяло судебную тяжбу, каковая и была выиграна (как и десятки ей подобных), по меткому замечанию русского фельетониста того времени, «умелым вложением средств в надобные карманы сюртуков». Да-да, НРО не гнушалось взятками, причем на первом этапе своего роста компания часто и густо рассчитывалась акциями – ценные бумаги заменяли деньги, которых у концерна в начале его существования было, откровенно скажем, маловато. Так в реестре акционеров появилось огромное число людей, имевших к металлургии, углю, коксу и стали, финансам и управлению отдаленное отношение. Весьма отдаленное.

 

«Оборотка»! Хоть слово дико…

 

Нехватка оборотных средств – так называлась болезнь роста молодой компании. Всматриваясь в цифры, обозначающие начальные активы New Russia Limited, оценивая примерную стоимость строительных работ того времени, прикидывая смету на стройматериалы, разного вида работы и транспортные услуги, закупочные цены на уголь, глины и руду, просто диву даешься – с какой безоглядной смелостью очертя голову бросился в русскую авантюру Джон Джеймс Юз. Учредители Общества были осторожнее – уставные средства в 300 000 полновесных английских паундов переводили на банковские счета поэтапно, транспортировку грузов и работы оплачивали кредитными деньгами, залог в 20 тысяч фунтов из Bank of Еngland (который выступил в качестве поручителя сделки) в Государственный земельный банк России переводить не спешили.

 

Юз и его менеджеры поняли, что у них есть одна возможность выкрутиться – покупать за бесценок шахты и продавать уголь. С конца 1870-го и весь следующий год они добросовестно наполняли углем Донбасса российский рынок, часть даже вывозили в Европу. Возможно даже, что скупку частных крестьянских и землевладельческих шахтёнок доверенные лица Юза начали раньше – с весны 1870-го. Кое-какие финансы забрезжили в средней перспективе, но у Общества было совсем немного времени – ведь уже в 1871 году оно должно было начать прокат железнодорожных рельсов. В противном случае банковский залог становился собственностью русского правительства. Юз нервничал и тянул время, сколько было возможно. Осенью 1870-го, как мы уже с вами знаем, началось строительство домны. Сроки поджимали – с января 1871 года НРО обязано было поставлять в русскую казну 100 тонн чугуна еженедельно.

 

После провала первой попытки задуть доменную печь по всем правилам науки, после устранения «козла» домну пустили на тихий ход. Распихав куда только можно было взятки, Юз со товарищи продолжали тянуть волынку (не с того ли времени появилось в нашем великом предприимчивом и гибком языке знаменитое это выражение?).

 

Миссия каперанга Семечкина

 

Забеспокоились августейшие покровители и негласные акционеры Общества – дело, которому было отдано столько сил и интриг на поприще европейской дипломатии, могло стать мишенью общественного мнения. Контролером, неофициальным проверяющим на излом Донецкого кряжа был отправлен капитан первого ранга Леонид Семечкин.

 

Год назад он стал личным адъютантом генерал-адмирала Императорского флота и нашего старого знакомого Великого князя Константина Николаевича. Официально его миссия звучала так: «Инспекционная поездка в поисках рудников, заводов и угольных копей, которые можно использовать для возрождения Черноморского флота». Чтобы ты, читатель, по достоинству оценил скромную на первый взгляд фигуру Леонида Павловича Семечкина, упомянем о туманной записи в его служебном формуляре: «1869 год. Поездка в Швейцарию с секретными бумагами для Его Императорского Высочества Константина Николаевича». Не связано ли было то турне в страну финансистов и банков с предприятием на Юге России? Не удержусь и подпущу еще интриги – прежде чем стать адъютантом главного покровителя НРО, Леонид Семечкин был флаг-офицером у контр-адмирала Степана Лесовского, в 1864–1871 годы – командира Кронштадтского порта, лично надзиравшего за работой Джона Юза на форте «Константин».

 

Впрочем, к Семечкину и Лесовскому мы как-нибудь вернемся отдельно, а пока заметим, что исполнитель деликатных поручений августейшей семьи справился с заданием отменно. Его отчеты о том, что происходило в 1871 году в будущей Юзовке-Сталино-Донецке, были написаны языком ясным и четким – языком флотских офицеров, не склонных, в отличие от автора этих заметок, к многословию.

 

Что же увидел каперанг Семечкин? Главное – «Юз создает только одну лишь видимость работы, приказавши держать домну до полного исправления на холостом ходу. Доменная печь шла четыре месяца, работая единственно для вида, для каких-то высших видов предпринимателя». Так, «на холостом ходу», НРО и его управляющий продержались еще четыре месяца, заработав еще десяток-другой тысяч рублей для запуска главного металлургического производства.

 

Подводя итоги

 

Выдержка и удача не оставили британцев и их русских покровителей и соратников. К концу 1871 года, кроме сотни британцев, на строительстве будущего флагмана отечественной металлургии трудились уже и 350 русских рабочих, в сентябре начали перестраивать доменную печь, которая, наконец, 24 января 1872 года (официальный день рождения ДМЗ) дала нормальный чугун из руды каракубской да новотроицкой – той самой, которую меньше года назад объявили виновницей краха первой домны и первого года юзовского хозяйствования в донецкой степи.

 

Имя Юзовка еще ничего не говорило российскому обывателю – его еще не существовало…

 

Олег ИЗМАЙЛОВ