Тайны семейного архива. Жертва эпохи

Евгений Ковтуненко предлагает нам еще одну часть истории своей семьи, основанную на материалах семейного архива. На сей раз, речь идет о его неправедно репрессированном деде, история которого никого не может оставить равнодушным…

В нашей общей истории немало трагических страниц. Да, зачем далеко ходить? Даже настоящее ко многим нашим землякам повернулось своей темной стороной, превратившись не только в чью-то личную семейную трагедию – в трагедию Донбасса. Я вряд ли сумел бы внятно рассказать не только о своем деде (и не только о нем), если бы не чудом сохраненные членами его семьи (в том числе, моим отцом, его братьями и сестрой) документами и фотографиями, несмотря на войны, революции, репрессии, многочисленные переезды каждого из хранителей этого уникального архива, оказавшегося в последние годы в моих руках. С частью материалов я успел познакомить, к сожалению, не очень обширную аудиторию сайта, в том числе, в начатом мной цикле. Тайны семейного архива я прежде всего открываю для себя. Сознание того, что это не просто банальные семейные тайны, а строки и страницы, вписанные в нашу общую историю и конкретно в историю нашего города, еще несколько лет назад вызвало у меня желание поделиться своими «открытиями». Собственно так родился цикл в центре которого должна были стать документы и фотографии, иллюстрирующие отдельные эпизоды жизненного пути моего деда Ковтуненко Владимира Александровича. Если следовать хронологии, эта часть цикла должна бы завершать историю его жизни. «Жертва эпохи» —  не заимствованный журналистский штамп, как может показаться, так оценил дед свое положение в письме-благословении  зятю Владимиру Деменкову, ставшему мужем его дочери Валентины.

     5 декабря 1936 года был принят текст новой Конституции СССР, неофициально названной сталинской. По мнению историка Юрия Жукова, предлагавшееся при обсуждении ее проекта положение о проведении выборов в Верховный Совет на альтернативной основе из нескольких кандидатов привело к всплеску репрессий со стороны партократии на местах в 1937 году.     http://kanchukov-sa.livejournal.com/135492.html

     Репрессии прошлись катком по судьбам миллионов граждан нашей страны. 1937 год внес в список сломанных судеб моего деда, но почему мной для начала повествования о нем выбран именно этот год попытаюсь объяснить в своих пояснениях к распечатке письма деда, своеобразной исповеди, написанной им 22 ноября 1939 года своей жене, моей будущей бабушке, Антонине Федоровне (в письмах он часто называл ее Тосичкой).

     «замазчицей» — похоже на опечатку, в оригинале «заказчицей». Бабушка брала заказы на пошив женской одежды.

     Женичка – мой отец, поступивший в 1939 году в Воронежский инженерно-строительный институт.

     Ни о родителях, ни о братьях деда почти ничего не знаю. Лишь по подписям которыми мой отец сопроводил фотографии в альбомах, предназначенных для нас, сыновей, мне известно о брате деда Иване и о другом брате – Анатолии, также найдена в госархиве запись в метрической книге о рождении сестры Марии.

     «Стальмост» — после войны Сталинский завод металлоконструкций.

     Офицер старой армии – в 1917 году дед был в чине младшего унтер-офицера автомобильной роты.

     Отец-кулак – в Выписи из метрической книги о регистрации новорожденной дочери Валентины, выданной 21 марта 1917 года в Петрограде, дед записан «крестьянином» (сам он никогда не занимался крестьянским трудом, но в метрической книге в записи о рождении самого деда его отец записан крестьянином).

     45 лет в Юзовке – именно проживание деда в Юзовке с 1892 года стало для меня самой веской причиной сделать его письмо отправной точкой в рассказе о нем.

     А за 1917 год – еще за час до написания этой строки у меня были «железные» аргументы в пользу Петрограда. Днем рождения упомянутой выше Валентины (моей тети) до сих пор официально считался 6 декабря. Копия ее метрики была обнаружена мной случайно в этом году среди других бумаг и вначале я не увидел подвоха – в двух колонках цифры «6» и «12», вроде бы все верно. Но почему дата выдачи – март 1917 года? Описка? Увы, я неожиданно и для себя самого (а ее родной сын этого не знает, и возможно, я не буду ему говорить) сделал открытие: над цифрами на ширину двух колонок стоит надпись «Мартъ», а в «шапке» над цифрой «6» — «рождения», а над цифрой «12» — «крещения». Хотя нахождение деда с семьей до конца 1917 года  в Петрограде моим открытием полностью не опровергнуто, но «железность» аргументов (в отношении «заседания Совдепа») утрачена. Хотя, вспоминается, что в одной из немногих историй, рассказанных бабушкой, дед, с ее слов, будучи казначеем автомобильной роты, во время революционных событий шел по улицам Петрограда с полным саквояжем денег и не воспользовался ситуацией, донес их по назначению.

     Коля, Шура – соответственно старший и младший братья моего отца.

     Тхор – в уже упоминавшейся метрике Валентины в графе «восприемников» указан «Бахмутский мещанинъ Кириллъ Константиновъ Тхорик», также я знаю, что одна из сестер бабушки в замужестве носила фамилию Тхорикова (возможно, так видоизменили «Тхорик»).

     Миша – брат бабушки, Михаил Федорович Земелев.

Одна из последних до ареста деда фотографий.

     Ниже я привожу отсканированные оригиналы письма, а его распечатки позже были бабушкой приложены к Жалобе в порядке надзора на имя областного прокурора.

     Это письмо было последним (по дате) из сохранившихся писем деда. Он был честным и порядочным человеком. В какой-то степени, прямота его же и подвела. Упоминанием фразы о «жидовском базаре» он фактически дополнительно сам себя оговорил. В марте 1938 года последовал этап и дальше – ссылка, в которой почти невозможно выжить без моральной и материальной поддержки. Тексты писем рассказывают о первых годах ссылки:

     «Владивосток                                                                        15/VI-38 г.

Здравствуйте

мои дорогие Антонина Федоровна, детки Женичка, Валичка и Вова. Достигли ли посланные мной письма цели не знаю. 15/V-38 г. через нашего коменданта я послал вам последнее письмо, в котором сообщал, что прибыл во Владивосток, писал, что в тюрьме получил от тебя 10, 15 и 30 руб. и больше ничего из денег не получал. Если вы послали больше, то сходите в тюрьму с почтовой распиской и получите обратно. Просил и сейчас о чем вас прошу. Сложитесь, займите, в противном случае распродайте все мое: одежду, инструмент и т.п., но пришлите телеграфом рб 10000 денег, без которых дальше обходиться положительно не в состоянии. Многим позадолжался, гардероб мой пришел в полную негодность от постоянной дезинфекции. Ботинки из дому были без подошв, теперь совершенно развалились. Многое нужно купить. Здесь стоит отвратительная погода. Бывает днем жарко, а с обеда уже одевайся в шубу и ватник. Проезжал местность, где Шура. Очень красивое место. Сидим в ожидании этапа на место работы. Как прибуду, так напишу свой почт. адрес. А пока что пишите только самое необходимое и то короче, авиапочтой по адресу моего конверта высылайте обязательно деньги и без задержки. Никакой посылки не нужно пока. …»

Письмо было написано на бесформенном клочке оберточной бумаги.

«Почтовый адрес             

ДВК,  Бухта Ногаево-Берелех,                                                                                                                               совхоз «Сусуман»                                                                                              

   з/к Владимиру Александровичу   Ковтуненко

                                                     4 декабря 1938  года

Здравствуйте, мои дорогие,

мои бесценные Антонина Федоровна с детками. Я сейчас послал тебе телеграмму с просьбой выслать мне 200 руб., которые мне необходимы для выплаты накопившейся задолженности товарищам, а также для поддержки себя пищей, которая требуется для моего временем истощенного организма и на покупку некоторых теплых предметов, в которых я сильно нуждаюсь, так как здесь много холоднее нашего, например, уже пережил мороз 54о, а доходят они до 70о, как говорят старожилы. Бесценная Тоничка, меня в сильной степени интересует, где Женичка? Что делает Валя? Как учится Вова (младший сын)?Что пишут Коля и Шура? Будешь писать, пиши так: Женя работает. Валичка служит или сидит дома. Вова учится хорошо. Вот, в таком духе, чтобы было коротко и понятно для меня, и не обременительно для проверяющего наши письма. Причем Тося, пиши поразборчивей. Как дела с домом (источник информации о предполагавшемся сносе дома мне неизвестен)? Неужели сломали, этого я не ожидал. Если да! То сообщи сколько тебе заплатили, как вы устроились? В таких делах я посоветовал бы тебе всегда советоваться с Мишей, на которого я посылаю письма будучи не уверен в правильности твоего адреса. Тоничка! Меня выслали из Сталина 24/III-38 г. На день высылки я получил от тебя в тюрьме 10 руб., 15 руб., 30 руб., больше ни копейки не получил. Если ты выслала больше, то по почт. квитанциям постарайся получить обратно. Посылки я не прошу пока, так как они чрезвычайно долго идут. Тоничка, если у тебя нет денег, займи, но вышли. Вещи мои можешь распродать: часы, … , брюки и вообще все, что представляет какую-либо ценность. Срок у меня 10 лет. Вещи держать бессмысленно. На днях буду писать кассационную жалобу на свой приговор. Судила меня Особ. тройка при НКВД. Ст.54 §10 погромная агитация, а ты прожила со мной 40 лет – знаешь, какой я преступник. Итак, мои милые, не обижайтесь на краткость моего письма. В скором времени напишу больше, а сейчас не имею возможности. Наша жизнь от вашей сильно рознится, вам многое непонятно. Тосичка! Передавай душевный привет деткам Женичке, Вале, Вове, живет ли у нас Лариса (внучка)? Детки, не забывайте своего несчастного заключенного отца, помогайте хотя бы 25-30 руб. в месяц, без чего я засохну. Слушайте маму, она у вас осталась и за отца. Будьте здоровы, привет братьям, сестрам, маме и вообще всем, за исключением Галиновского (бабушкина сестра Эполин Федоровна была замужем за Галиновским). Целую крепко. Ваш Владимир.» 

Внутри конверта делалась отметка.

Обращение к зятю в письме молодоженам 20 февраля 1939 года:

«Не думай обо мне плохо. Спроси у соседей, или у людей, работавших со мной и у меня. Они тебе расскажут-охарактеризуют меня. Я был, есть и буду далек от всего преступного. Но завистник использовал момент бдительности, оклеветал меня. Никакого суда не было. 10 минут допроса, через 5 дней 10 лет ссылки. Я жертва своей эпохи.»

«12 мая 1939 года                                                                 с/хоз «Сусуман»

     Здравствуй, моя любимая, моя бесценная Антонина Федоровна! с детками!

     Посланную тобой 19/IV телеграмму получил 23/IV. Спасибо тебе, моя родная, за проявляемую заботливость. Если уж и ты будешь бояться переписки со мной, тогда уж мне и жить не приходится. Тося, моя родная, не забывай своего безвинно страдающего и оклеветанного мужа. … …Тоничка, единственно, что меня радует, то это то, что вы до сих пор живете в своем гнездышке, в своем доме. Боясь, что его уже снесли, я писал на адрес Миши письма для тебя. Тоничка! сообщи мне, что слышно относительно сноса нашего дома? Что говорят нашим соседям? если будут сносить, то не один наш дом. Ах, моя Тоничка! Как тяжело на душе. Как обидно быть преступником, не совершивши никакого преступления.  Ведь ты меня знаешь 40 с лишним лет. Да, Тоня, вот и сума, и тюрьма, от которых никогда нельзя отказываться. А как все это надоело, как я измучился, и если бы не надежда, что скоро разберутся с делом, что скоро получу весточку об освобождении. Ты же, Тоничка, с моим прошением сходи к Антонцеву, что он посоветует. Хорошо было бы, если бы тебе удалось поработать у кого нужно. Сходи сама к прокурору, он в Доме Советов на 4 этаже, там посидишь немного в коридоре и увидишь Ивана Антоновича (Горбуна), который был у нас, и расспросишь у него, к кому, как и где обращаться, как написать и т.п. Может, там встретишь в канцелярии кого из знакомых. Будешь расспрашивать. А случаи освобождения были, я знаю, и по нашей статье 54 §10-58 §10. Жаль тебя обременять – ты и так перегружена работой по дому, а тут Ларочка и вслед за этим двор, клумбочки и т.п., ведь тебе никто из детей не помогает по хозяйству, это я чувствую, и твои бедные крошечные ручки должны везде справляться. Тосинька, пиши как мама, Миша, приехал ли Женька Тхор, как Петровы. Привет им и, вообще, всем привет – за исключением продавца Галиновского – ведь он думал и знал, что делает. Как живут, как ведут себя, слушают ли тебя, мои родненькие ненаглядные детки: Женя, Валичка и Володя. Как Лариса, вообще сообщи кратко и понятно. Как мои братья, сестры? Что слышно нового по нашему делу? Тоничка, послала ли ты во Владивосток, чтобы тебе вернули 100 р., ведь я их не получил. Если будешь посылать посылку, то шли только луку сушенного, сало, т/е жиры. Масла не надо, оно портится. Причем ничего не высылай из одежды, белья и т.п. Ведь нам ничего лишнего иметь нельзя. Все равно отберут. 200 рублей прибыли как раз вовремя. Я уже было дошел, но деньги прибыли и я поддержался  пищей. В первый день съел 3 кило хлеба черного. Купил меховую телогрейку, и все нужное у меня есть. Не вздумай высылать бумаги, иголок, нож. Словом, ничего не нужно. Только жиры и деньги. Тоничка, получила ли ты мои доверенности? Как долго пробыл у тебя Коля, с кем был. Во избежание неприятностей пусть дети мне ничего не пишут. Пиши сама. Не ленись, дорогая, у тебя все дома, все под рукой, не так как у меня. Жизнь моя совершенно не похожа на вашу. Но за что, Тосичка, за что? Благодарность за оказанную помощь, за то, что жил бесплатно. Тосичка! Женя ездит часто в командировки, скажи пусть бережет паспорт, а то за потерю дадут 2-3 года. Пусть везде прописуется, за непрописку тоже карают. У нас все еще лежит снег, но весна чувствуется. 24/IV-39 г. я дал телеграмму, просил денег, просил сообщить твое здоровье и детей, адрес прежний т/е Д.13.1 Бухта Ногаево-Берелех, с/х «Сусуман», мне. Слава Богу, до сих пор все еще здесь на одном месте. Ты знала Мариупольского директора дома отдыха Романенко, который бывал у нас. Он мне здесь много помогал. Его откомандировали. В другое место, он там вскорости умер. Здесь чем у нас во всех отношениях, пока что терпимо. Читайте газеты. Следите, может быть, что будет в отношении нашего брата. Возбуждай ходатайство от своего имени. Расспрашивай у подобных страдающих, как и что? Самое главное, посоветуйся с Антонцевым.»

«III

Хорошо было бы, если бы он взялся за это дело. Он имеет везде связи, часто бывает в Москве, т/образом может там похлопотать, т/к у него там имеются знакомые в нужных учреждениях и вообще с ним считаются, как с юристом. Советуйся с Мишей. Скажи, пусть не обижается, что на него писал адрес. Больше не буду. А тебя, Тоничка, если выселят из дома, тотчас же телеграфируй новый адрес, т/к сейчас письма буду адресовать на наш адрес. Тося, получила ли ты мое прошение – в общем, из него ты узнаешь все, что нужно. Вчера я получил из Магадана из Управления Северо-Восточными лагерями, что мое прошение они отослали во Владивосток в У.Р.О.  с.в.и.т.л. НКВД (Учетно-распределительный отдел северо-восточных исправительно-трудовых лагерей) 13/V-39 г. Зк №494. Дело №167273. Тосичка! Спасибо тебе, моя любимая, родная за твою заботу. Вчера получил 200 руб. Ах! если бы ты знала как дорога твоя поддержка. Кое-как  достал жиров, чайку, сахарку и т.п., еще раз спасибо. Пиши, моя любимая, не забывай, пиши.

IV

     В отношении моего здоровья: все также болят ноги. Сердце положительно никуда не годится, а что особенно плохо, то, что сердечники здесь мрут, не выносят этого климата. У нас еще местами лежит снег. Но реки вскрылись. Скоро здесь появилось очень много комарей, которые немилосердно жалят. Тося, пиши как твое здоровье, как (неразборчиво) все снится в черном, то в Гришиной поддевке (сына, умершего в начале 20-х годов) с черной повязкой на голове. Один только раз видел в новом сиреневом платье, снится часто и как я рад, когда тебя вижу, так как я соскучился по тебе, моя единственная, любимая, и как хочется видеть деток. Нервы никуда не годятся. Дуся, пиши, как наша старенькая мамуся, как у нас во дворе? Как ведет себя Вовочка, Валя, Ларочка? За Женю я не беспокоюсь, он у нас молодец! Только пусть не ходит по ресторанам, и пусть избегает разных глупых разговоров и т.п. Будьте здоровы. Нижайший привет всем. Целую крепко всех. Дай Бог вам счастья и здоровья. Пиши, жду с нетерпеньем ваших писем.

    Крепко целую мою мамоньку и всех деток. Твой В.К.    27/V-39 г.»   

     «27/V-39 г.

Здравствуйте, дорогая мама!

     Вместе с Вашим письмом отправил спешное письмо Тоничке. Но беспокоюсь, дойдет ли т/е получит ли она, т/к я послал на наш адрес. А я все думаю, что наш дом снесен. Где теперь живет моя несчастная семья не знаю и от этого прихожу в ужас. Что будет делать Тоня? Ведь на ее головку свалилось такое несчастье, везде в хвост и в гриву все одна и одна. Дети заняты работой, а ей ничем не помогают. А тут еще эта малютка Ларочка и мне думается, что она уже бегает, а такая требует присмотра и ухода. А это Тосю беспрерывно отрывает от работы, с которой у нее достатка нет. Как у нас теперь во дворе, так ли как при мне? Или хуже? Принимают ли от нас снова посылки? Как живет Миша с Шурой и своим семейством? Как живет Виктор Тхор, приехал ли Женя Тхорик? Что от него слышно? Передайте мой верный привет Петровым, Валя теперь уже наверное стала барышней, ведь почти прошло 2 года, как я ее не видел. Передайте привет Поле, Зине и Володе Шоллар и Вале. Как чувствует себя Василий Филиппович после того, как меня оклеветал. Легче ли ему дышится. Свободней ему стало. Да! Мама, на Ваших глазах я вырос, женился, прожил всю свою жизнь. Прожил как не может быть честно, старался всем уважить и помочь, угодить и вот за свою доброту и готовность помочь – я на Колыме.  …» 

     Даже, находясь в тяжелых условиях, дед в письме обращается с  наставлениями к своим сыновьям.

     «20/VI-39 г.         

Дорогой мой сынок Вовочка!                                                    

    Я и так страдаю незаслуженно, а тут еще, вместо ожидаемой из дома радости, получаю неприятные о тебе вести. Володя! Неужели ты желаешь, чтобы я страдал вдвойне? За что же? Неужели я у тебя заслужил такое отношение, невнимание к отцу? Я тебе уже неоднократно писал: Вова! Уважай мамочку, слушай ее, помогай ей, не обижай ее, ведь она у вас осталась одна за отца и за мать, и ее ненадолго может хватить, она одна истрепалась около вас, но вы не замечаете этого! а вы все уже взрослые, здравомыслящие. Должны были бы понять это. Что бы ты не задумывал, всегда посоветуйся с мамой-дядей Мишей, еще с кем-либо только умных людей – потом хорошенько проанализируй, а потом уж претворяй в дело. Что тебе даст зубной техникум? и куда ты с него можешь пойти? Заканчивай 10летку, а там будет видно. Итак, Вова, договорились, ты понимаешь, что от тебя требуется. Будь здоров, крепись, учись, старайся быть в числе первых. Слушайся старших, уважай их. Крепко целую. Желаю счастья и успеха в жизни. Твой отец В. К.

20/VI-39 г.

Здравствуй, мой дорогой сынок Женичка!

     Радуюсь твоим жизненным успехам. Но настоятельно рекомендую оставить службу и устроиться в какой ты надумал институт, до окончания которого выбросить весь хлам житейский из головы. Думать только об учебе, заниматься только учебой, которую ты обязан усвоить, как следует. А получивши диплом, ты получишь право … (строка на изломе затерта) … Тем более, к тому времени ты полностью узнаешь людей, к которым будешь критически относиться и сумеешь видеть то, чего сейчас еще не замечаешь! Тогда и подберешь себе подругу жизни, только, Женичка, смотри, не оступись, как Коля. Знай, Женичка, чем дальше в лес, тем больше дров, и там уж есть возможность выбрать любую жену. Верь мне, я ведь теперь таежник, живу среди лесов и сопок. Ах, как мне хочется жить среди вас, мои родные, мои любимые. Целую крепко. Твой отец В. К.»

   В письме, написанном карандашом, из-за потертостей и не всегда твердого почерка трудно разобрать не только отдельные слова, но и фразы. Дед ценит доброе отношение и добрых людей, а в конце письма он как бы делает завещание и подготавливает семью к худшему.

«16/IX-39 г.

Здравствуй, моя бесценная, моя добрая Тоничка!

     Твою телеграмму, в которой ты сообщаешь, что выслала посылку, что отказано в прошении, Мишино письмо, в котором он законно осуждает меня за опрометчивую подпись под протоколом, я получил немного позже, т/к мне  не передавали, не видя меня. Видишь ли, Тоничка, моя желанная, моя любимая! ты только не пугайся, все, слава Богу, осталось позади, но был жуткий момент. Дело в том, что меня уже много … преклонного возраста разбил паралич, онемела левая …   … левая рука висела как плеть и нога не работала. Но благодаря своевременному должному уходу, благодаря проявлению родственного отношения моих друзей арестантов, доктора из Днепропетровска …

… Но мне наказано лежать т/к у меня еще болит голова. Правая сторона головы кажется чугунной-тяжелой. Пишу тебе, моя крошка, все еще лежа. Хотя мог бы и сидеть. Чувствую себя относительно хорошо. Аппетит хороший – кушать мне достали всего, что я просил. Я никогда не ожидал даже такого теплого и душевного ко мне отношения со стороны лаг. начальника, молодого человека Шуркиного возраста (25 лет), его же характера-наклонностей, и он мне приносил немного молока, помидор и пр., дорогих пятирублевых папирос. Эта трогательная сын. предупредительность трогала меня до слез и я плакал как ребенок. Спасибо им, моим добрым, хорошим людям. А тебе, моя … , моя ненаглядная, Тосичка! Отменное спасибо за все то, что ты сделала для меня в продолжении всей своей жизни и теперь не забываешь  и я сознаю, что в ущерб себе, своему здоровью, ты, из последних возможностей тянешься и помогаешь! Спасибо, Тосичка, спасибо. Передай нашей мамочке мой сердечный привет и низкий земной поклон, их одним добрым материнским сердцем … .  Спасибо ей. Пусть простит мне мои промахи-ошибки. Тоничка! Моя любимая родная, не обижайте ее, поддерживайте и любите ее. Она заслужила у нас лучшего. Пусть крепится, никто как Бог, пусть принимает все за ниспосланное испытание. …  … Моему дорогому хочу твоему брату Мише, передай мою искреннюю благодарность за письмо. Я … его, я его понимаю и очень сочувствую. Пусть возьмет себя в руки, пусть проходит мимо, как бы не замечая творящихся подлостей. Пусть бережет свою семью, ведь и у него любимая жена и детки. …  …Обвинения никакого мне не предъявляли и в чем меня обвиняли, я не знал. Подпись мою вынудили запугиванием. Я видел арестованных мужей, жен, детей. Я боялся этого, чтобы вы, мои родные, мои любимые, ничего не знающие, безвинные, не попали в тот же мешок, в котором был я. Я, ничего не знающий и ни в чем не виновный, по воле какого-то проходимца и сребролюбца брошен в тюрьму. Никакого суда не было. Меня никуда не вызывали. Кроме единственного раза к следователю, который мне ничего не предъявлял. Хотя спрашивал: Кто мои родители? Кто и где мои дети? …  … 1918 г. я просил евреев замолчать и не мешать нам слушать выступающего делегата. Потом приказал подписать почти ¼ листа совершенно чистого места, на которое обещал вызвать на следующий день для дополнительного допроса. Тогда прочитал мне весь материал. Я вызову из тюрьмы, дам очки и т.п. Я никогда не допускал мысли о какой бы то ни было подлости. Но многие со мной приехали с 10 л сроком, которые никакой подписи не дали. Так что, все равно от судьбы не уйдешь. Я написал прокурору Донбасса прошение на пересмотр моего дела. Дошло ли оно, не знаю. Это было 4 мес. тому назад …  … Крошечка, моя Тоничка, запиши себе на память: Днепропетровск, улица 8 Марта, дом №10 Елене Дмитриевне Грековой. Ее муж, доктор Константин Спиридонович, мой годок. Находится в одной со мной помещении, мой друг, он работает ночным дневальным в конторе н/совхоза. Если от меня не будет никаких вестей с полгода, тогда одно письмо напишешь ему сходу, а другое его жене. Она будет знать его адрес, если его куда и перебросят, от них ты узнаешь, что случилось со мной, но не пугайся, умоляю тебя – береги себя – не переутомляйся работой, ты еще нужна для деток. Смотри за ними, оберегай их, давай им наставления, и прошу тебя, не забывай моего женатого отцовского благословения. Ах, Тося! Если бы ты знала! Как он мне много доброго сделал в жизни. Если меня не станет. Если мне суждено остаться здесь. Тогда благословение передашь по своему выбору тому с детей, кто больше будет тебя любить-лелеять-уважать. Пусть он молится и знает, что этот святой слишком много сделал для его родителей. Он и его возьмет под свое святое покровительство, только с чистой душой и теплой  верой накрест к нему прибегать в минуты жизни трудной, и он не оставит нас. Я же смерти нисколько не боюсь, видел ее много раз и теперь она мне не страшна. Страшно только лежать вдали своих … … А хотелось бы хоть на один часок к вам, мои родненькие, мои любимые. Выплакать на любимой груди всю горечь изболевшей души, оскорбленного чувства, незаслуженной обиды – кары. Такой страшной, подобно вечной, кары. Если будете подавать, так нужно указывать, что я … работал свыше 40 лет, указать свидетелей, которые могут сказать суду … кому нужно, что за время, которое они меня знают – никогда они от меня никакой агитации не слышали. Знают меня как хорошего, честного работника и что ОХ, УСТАЛ. Дуся, прости дорогая, целуй моих родных деток. Привет им от меня! Желаю им счастья и жизненного успеха. Только пусть учатся. …  … Что бог послал нашей любимой доченьке? Как живут наши новобрачные? Привет моему неведомому, но любимому зятю Володе! Дай Бог им счастья! Пусть любят и уважают друг друга. Как я утомился. Будьте здоровы, хранимы Богом. Посылок и денег не высылай. …   … Крепко вас всех целую. Ваш В. К.»

После этого письма было письмо, приведенное вначале. Продолжалась ли переписка следующие два года мне неизвестно, других писем деда не сохранилось. А потом началась война, и во время немецкой оккупации никаких известий ждать не приходилось. Но даже, когда наступило мирное время, семья продолжала оставаться в неведении относительно судьбы своего мужа и отца. В Сталино на его имя, как на домовладельца, выдаются справки.

 24 апреля 1947 года Николай из Ленинграда пишет своему брату Евгению (моему отцу):             

 «Отрадное место для меня во всем твоем письме было как желанный сюрприз твое сообщение, что папа жив и скоро приедет. Это меня радостно взволновало. Правда, ты вскользь и скупо об этом мне сообщаешь, так мимоходом. … Меня же интересует, когда и как вы узнали об отце. Когда же он приедет. Сам ли он написал, или кто передал Вам это. Я прошу тебя не затруднить и безотлагательно написать мне письмо обстоятельное и подробное. Жду это письмо. Видишь ли, как папа только приедет, я постараюсь добиться отпуска и сразу же надеюсь приехать в Сталино недели на две.»

    Но прошло 10 лет, а сыновья так и не дождались ни отца, ни вестей о нем. Появились проблемы с перерегистрацией дома, построенного моим дедом. Из письма моей матери отцу 29 ноября 1950 года:

«Ему (брату отца Александру) нужно написать заявление, чтобы оставили регистрацию дома до получения справки о смерти отца. Но он это не сделал и обещал приехать 17/ XII, тогда напишет заявление в бюро и в Москву, чтобы сообщили о смерти отца.»

20 февраля 1951 года:

«Сегодня уже получили приглашение в ИТБ для получения результатов об отце, но какие они я не знаю.»

12 марта 1951 года:

 « Об отце сообщили, что умер 25/X-41 г., но никаких справок не выдают.»

Почти через десять лет, как не стало деда, семья наконец получила свидетельство о его смерти.

В 1957 году бабушка направила на имя областного прокурора жалобу с просьбой о пересмотре дела своего мужа. К своему обращению приложила распечатку его письма, приведенного мной в начале этой публикации.

  В январе 1958 года Постановлением Сталинского областного суда дед был посмертно реабилитирован.

ЕЕК

Пенсионер, инженер-строитель, житель центра Ворошиловского района. В моем распоряжении достаточно большой семейный архив, часть которого может представлять интерес и для участников сайта.