Говорит и рассказывает Левицкий…

Имя спортивного комментатора Марка Левицкого было известно каждому, кто горячо «болел» за команду «Шахтер», читал «Советский спорт», «Социалистический Донбасс» и, конечно же, смотрел прямые трансляции футбольных матчей по Донецкому телевидению. В арендуемом офисе гостиницы «Украина» Марк Юрьевич с легкостью и юношеским задором рассказал мне о событиях пятидесятилетней давности, как будто это было вчера. Интервью ли это?.. Скорее всего, это было путешествие в страну воспоминаний о той жизни и о том времени, которое никогда не вернется и не повторится в точности до…

Юность я провел в Москве, все играли во дворах в футбол. Я, как и все, ходил на стадион "Динамо". Поэтому уже тогда я прикипел к футболу и параллельно к теннису. Мои приятели по дому были соседями по даче с семьей Озеровых. Николай Озеров (отец) был знаменитый драматический тенор, пел в Большом театре. А сыновья — один стал кинорежиссером (Юрий), а другой (Николай), артистом и теннисистом. В Загорянке, где они жили, все играли в теннис, потому что там были корты. И мы тоже стали играть в теннис. Так в мою жизнь вошли теннис и футбол. В футболе, я был как игрок «дворовой», а в теннисе — кандидат в мастера. Много лет подряд становился чемпионом области. Потом судьей всесоюзной категории по теннису. Это было престижно…

А семья моя была из промышленников, жили в Москве. Отец был довольно известным экономистом в горной промышленности, работал в Наркомате, потом в министерстве угольной промышленности. В 1952 году отца направили (причем, лично Берия) на Донбасс. И уже дальнейшую свою жизнь он прожил здесь, работая в министерстве, потом директором института экономики и т.д. На мое увлечение футболом отец смотрел очень неодобрительно. Просто я-то чувствовал, что инженер я весьма средненький. 

Это привело к тому, что где-то в середине 50-х годов здесь, в Донецке, я работал на шахте Абакумова, по просьбе редактора многотиражки «Слово шахтера» написал статью, о той технике, которую мы туда привезли.

А секретарь этой редакции, Серегин, потом перешел в газету "Социалистический Донбасс", и как-то встретил меня в городе и говорит: «Слушай, Марк, ты там вроде в теннис играешь, ты бы нам что-нибудь написал в газету? У нас нет человека,  который бы писал о спорте».

Написал там одну заметку о теннисе. Потом в 1957 году  написал о матче "Шахтер" — "Зенит". С этого момента моя жизнь неразрывно была связана с футбольной командой «Шахтер».

Что значит счастливая случайность? Все-таки меня тянуло к этому делу, хотелось говорить о футболе. И к тому времени стало понятно, что телевидение становится главным средством массовой информации, понимаешь?

Уже были телепередачи, репортажи о матчах, прямые трансляции. Но комментаторов меняли беспрерывно. Витя Дюба, Боря Земляной, Женька Орлов, Леня Санин пробовался, Толя Дятлов, их все время меняли, причем, не очень корректно. Приходил человек вести репортаж, а около кабины стоит уже другой, и говорит: «А мне позвонили с телевидения и сказали, сегодня я буду комментировать». Вот такие были обиды. Мне тоже хотелось комментировать!

Боря Земляной, хороший был человек, не видел конкурента во мне. Он мне говорит: «Ты запиши на диктофон или на магнитофончик во время матча…». Так я и сделал. Записал и пришел к Шаршакову (директору студии телевидения). И вот, Виктор Николаевич, который был далек от футбола, но он сразу уловил недостаток. Он говорит: «Я  не пойму, где это все происходит? Картину матча я не вижу, не представляю. Где и кто играет? Справа, слева, кто в чем, как и что?». И я это учел и дождался момента. К сожалению, я не помню, какой же я первый матч комментировал. 

В каком году это было, помните? 

Думаю, что это начало 60-х годов. На много лет стал почти единственным комментатором…

Конечно, была чудовищно маленькая оплата этих телерепортажей – 4, 50 за тайм. Правда, в Москве, Озерову платили 13, 50, а за международные матчи – 18 рублей. Дело не в деньгах, конечно было. Но это была сумасшедшая популярность!

Я писал и в «Советский спорт». После матча мчался через мост со стадиона в редакцию! Меня ждала машинистка, компьютеров не было, ждал секретарь редакции, типография ждала. Такое было вот отношение к футболу…

По телефону. Тогда стенографистки работали. У нас тоже стенографистки работали, здесь в редакции. Была машинистка, Елизавета Григорьевна, такая полная дама. Так она все время комментировала то, что я передавал. Я все-таки был молодой, футбол любил, с чувством, с выражением: «На такой-то минуте, Лобановский!..».  А она: «Ай-ай-ай!». Я диктую: «Подает мяч и в высоком прыжке Базилевич…». А она опять: «Ай-ай-ай, сейчас умру от смеха!». И, тем не менее, печатала очень быстро и без ошибок. Так что это была очень интересная жизнь! 

У меня был пропуск, место свое, кабина комментаторская.  Меня уже знали – это было дороже денег! Но, я думаю, еще очень важно, что надо было любить это дело – футбол! И надо было очень уважать футболистов. Это труд тяжелый, и я это понимаю! Потому, что они к 30-ти годам заканчивают свою карьеру. У них гипертрофировано сердце, печень, разбиты все коленные суставы, стопы.

Мало того, они отдали свою молодость, когда другие друзья гуляли, выпивали, за девушками ухаживали, а у них был режим. Конечно, были нарушители. Это разбиралось на партийных и профсоюзных собраниях. Я помогал писать «покаянные» письма.

Толику Конькову, Гене Снегиреву. Люди, которые оставили свой след в истории "Шахтера" и в истории советского футбола. Сейчас, когда 70 лет «Шахтеру», нам всем понятно, что Геннадий Снегирев, центральный защитник был лучший за все эти годы, даже притом, что потом был Звягинцев, Пьяных. Коньков был выдающийся игрок…

У нас был период, когда команду оживили особой культурой. В «Шахтер» пришли Лобановский и Базилевич. Это был 1967 год. И самый знаменитый тренер за всю историю команды – Олег Александрович Ошенков! Именно с ним «Шахтер» выиграл два года подряд (1961-1962гг.) кубок СССР! И только тогда страна узнала, что «Шахтер» — это классная команда. 

Ошенков  пригласил звезд киевского «Динамо», Лобановского и Базилевича. Это, конечно, была другая культура, другой стиль, они были аристократы футбола. Они очень интересно вели себя в команде, но они играли! И я, например, считаю, что Лобановский проявил себя лучше в «Шахтере», чем в киевском «Динамо». Ему разрешали делать на поле все, что он хотел, он был раскрепощен. Валера любил поспорить с судьями, но он никогда не получал от них предупреждения, карточку. Не размахивал руками, не приставал, за грудки не брал. Только пристраивался к бежавшему судье и говорил ему: «А что, уже правила изменились, да? Теперь это уже не нарушение?». Пока судья открывал рот, он уже отбегал в сторону, и игра продолжалась дальше. 

Как-то с Ошенковым у них возник конфликт. На каком-то занятии, Лобановский вдруг встал и пошел. Он ему говорит: «Валера, ты куда?». А он: «Надоело одно и то же слушать!». Базилевич тоже встал. 

Тренер — диктатор,  так во всем мире. Значит надо разрешать конфликт: кто прав, кто виноват. Была команда «сверху», срочно дать статью на Лобановского и Базилевича! Заголовок  "Звездная болезнь". Я отказался. Статью написал Юрий Шварц – первый радиокомментатор Донбасса, журналист, выдающийся спортивный деятель. После этого я ушел из редакции.

И все-таки, хорошее было время!

Как же так получилось, что меня с Брагиным свели? Брагин стал президентом «Шахтера» и он мне предложил сотрудничать в пресс-службе. "Хотите — возьмите Шарафудинова», — сказал Брагин. Гонорары в клубе были большие — 40 долларов. И он, впервые, чтобы никто не видел, 100 долларов дал мне. Я до этого не держал доллара в кармане. И сделал он это, стесняясь. Не знаю, как он там в своем бизнесе, но у нас с ним были нормальные  отношения. Я приезжал с фотографом, надо было что-то сделать, буклет какой-то или еще что-нибудь и Александр Сергеевич не отказывал, даже, если уже время обеденное было, и все такое. 

И тут вдруг этот взрыв на стадионе «Шахтер». Я как раз вел репортаж, играли с крымской «Таврией». Минут 5 прошло, и вдруг раздался над головой страшный взрыв. А до этого за несколько месяцев, там поставили такие швеллера, вроде крыша над главной трибуной, и я решил, что это лопнул швеллер. Еще минута прошла, потом смотрю, публика с трибуны побежала вся на поле, дым откуда-то пошел, матч, естественно, прекратился. Люди выбежали на поле. Ну, я извинился, сказал, что здесь что-то произошло, вышел из кабины, а с верхнего ряда, из которого видно, что за стадионом делается, бежит Шемякин Володя, оператор. Я говорю: «Вова, что там такое?». Он: «Марк Юрьевич, не ходите, не смотрите…». Там были куски разбросанных тел, руки, ноги. Он, вообще-то боялся покушения, Брагин. Там ходили с собакой. 

Перед этим Брагин  на дубле был, в Комсомольском,  чуть опаздывал, спешил. Там на дубле был наш футболист, которого он очень любил, Виктор Грачев. Брагин спросил: «Витя, ты на футбол едешь? Садись ко мне в машину». А Витя: «Я, на своей, когда приеду к вам подойду». Это Витю спасло. Так бы он вместе попал. Они вышли из машины, только вошли на трибуну, там был заложен снаряд. Где-то сидели и смотрели, нажали, и разлетелось все…

На стадионе был Сафиулин, родственник, брат его жены Эли. Он нашел его руку, потому что часы были дорогие, швейцарские. Сафиулин стал исполнять обязанности президента, а через год взялся за это дело Ахметов. Он не родственник, но он с ним сотрудничал по бизнесу. А я по-прежнему был от «Шахтера» далек. 

Юрий Колоцей, они так сделали, что я чуть ли не врагом стал  «Шахтеру». И даже так получилось, когда «Шахтер» ехал в Молдавию на Еврокубок, мне позвонили, и сказали, что я не поеду освещать. Я набрал телефон приемной. И говорю: «Я не мог бы поговорить с господином Ахметовым? Я, такой-то». И спрашиваю: «Я хотел бы узнать, это по вашему указанию меня отстранили от поездки в Молдавию?». Ахметов: «Я об этом ничего не знаю, сейчас выясню». Через 15 минут мне пришел факс с письмом: Уважаемый, Марк Юрьевич, приглашаем вас принять участие в поездке… и так далее. С уважением, господин Колоцей…

Мне было уже под 70, когда господин Ахметов пригласил меня к себе на работу в клуб. Где-то в кулуарах Колесников произнес: «Он сбитый вертолетчик!». На что я ответил: «А ваш Боря — еще не взлетевший вертолетчик!»…