Июль. Купить чернил и плакать

Блок-пост под Волновахой. Автобус «Шериф-тура» довез туда желающих попасть в Донецк и высадил. Дальше, как и было сказано еще при покупке билетов в Киеве, дерзкий путешественник должен найти частника, который довезет его до последнего украинского блок-поста в Еленовке (где его, конечно, встретит другой автобус «Шериф-тура» и доставит таки в Донецк). Это странный сервис, но какой есть. Из-за нововведений, максимально осложнивших прохождение блок-постов, желающих ехать всегда популярным маршрутом Киев-Донецк стало драматически мало. На весь здоровенный автобус в Киеве наскреблось только 13 человек, из них 7 рассыпалось по дороге. На киевском автовокзале (станция метро «Демиевская») для донецкого «Шериф-тура» не нашлось уже и приличного места – его пришвартовали на боковой улочке, между случайными машинами. А накануне рейс и вовсе отменили – на него было куплено всего 3 билета…

Итак, блок-пост под Волновахой. Найти частника, готового довезти вас до Еленовки – не задача: в очереди, движущейся со скоростью улитки, достаточно пустых машин. Игорь принимает нас (меня и мою случайную попутчицу Марину) на борт своего бежевого «ланоса» с охотой и пониманием. Он живет в деревеньке неподалеку, за блок-постом. Пройдя контроль и приняв нас, заворачивает к себе домой, там грузится «молочкой», которую производит его маленькое хозяйство. И едет дальше. Этот маленький «финт ушами» — не от хорошей жизни. «Я вожу молоко детям в Донецк, о чем у меня есть документы. И все равно, пропускают не всегда. А молоко ведь быстро пропадает. Но если на блок-посту нарвешься не на того парня, то пиши пропало – хоть выливай молоко на обочину», — сетует Игорь. Продавать на украинской территории ему неинтересно – здесь литр стоит 2,5 гривен, что не окупит даже затраты на корм для коровы, а в Донецке – 10. Он жалуется, что жители подконтрольного Украине огрызка Донецкой области полноценными гражданами себя не чувствуют: бизнес развивать им не дают, прессуют проверками, разговаривают сквозь губу, рекомендуют не высовываться (а то хуже будет). Чувствуется, что Игорь сильно обижен на текущих сильных мира сего.

По какой-то загадочной причине в тот день на блок-посту больших очереди не собралось – так, на пару часов. Накануне — наоборот. Единого правила нет – как попадешь. Так же и со строгостью проверок. Игорь говорит, что сейчас на блок-пост пришла новая смена, которая не берет денег, очередей искусственно не собирает и старается работать честно. «Ничего, пройдет пара недель – и их научат уму-разуму. А кто не захочет брать деньги – пойдет на передовую», — уверен он.

Высадив нас после прохождения последней украинской проверки, Игорь со своим молоком удаляется в сторону Донецка. А мы с Мариной загружаемся в терпеливо ждущий нас автобус «Шериф-тура».

На ДНРовских блок-постах – новшество. Здесь появилась квазитаможня и теперь на въезде заставляют заполнить декларацию. Бланки кустарно выгнаны на принтере, но без них в ДНР не попадешь. Еще один барьер, разделяющий тот и не тот Донбасс…

Проехали Долю, последний бугор – и перед нами Донецк со всеми привычными маркерами, видными издалека: трубы, терриконы, небоскребы. В памяти возникает миллион подобных возвращений в личном прошлом, и где-то под сердцем вспухает предательская иллюзия возвращения сказки. Но, конечно, ничего подобного суровая действительность вам не подарит, не дождетесь. Ступив на донецкую землю, чувствуешь, несмотря на прекрасный солнечный денек, что настроение у города – суровое, подтянутое. Большинство лиц – серьезные, сосредоточенные, как бы напрягшиеся в ожидании очередной неприятности. 

Без радостей жизни, впрочем, не обходится. Женщины хотят оставаться женщинами даже в полувоенной обстановке. Поэтому на улице Постышева, у Минугля сенсационно появился магазин нижнего белья «Лаванда». Хозяйка свято верит в блестящие перспективы этого бизнеса. 

На площади Ленина работает знаменитый фонтан, вокруг которого на лавочках медитирует определенное количество народу. Если стоять совсем рядом, тихий шелест струй совершенно заглушает отдаленную канонаду. Здесь, в центре огромного города, война воспринимается несколько абстрактно. Пока, конечно, куда-нибудь не прилетит…

 

Владимир Прокофьевич и его жена Нина Михайловна живут совсем рядом с площадью Ленина и с прямыми попаданиями снарядов не слишком знакомы, хотя пару раз им приходилось угодить под обстрелы во время вынужденных посещений окраин. Но, как и у всех в Донецке, война у них – тема номер один. Отношение к руководителям ДНР разное. Нина Михайловна считает, что Захарченко делает все, что может. Владимир Прокофьевич считает, что Захарченко ничем не отличается от любого человека, дорвавшегося до власти, и на дончан ему наплевать. «Если ты взялся за такое дело, то расшибись, но обеспечь людей дешевыми продуктами и лекарствами!» — горячится он.

Высокие цены — тема номер два после войны. Некоторые, как Павел Григорьевич, педагог и краевед, считают это вообще главной задачей власти. Его не убеждают стандартные «отмазки» ДНРовских «говрящих голов» о том, что, мол, вины республики в высоких ценах нет, потому что причина их — поборы на блок-постах. Он уверен: так или иначе, но источник дешевых товаров должен быть найден, и эта задача – вполне подъемная. Иначе из названия ДНР можно смело выкидывать среднюю букву.

Вообще, в повсеместных разговорах на тему «народ и власть» не ощущается ни безоговорочной поддержки Захарченко и его команды, ни его абсолютного осуждения. Люди вообще разные, рассуждают каждый по-своему, и выводы – вот беда! – делают индивидуально. 

На углу проспекта Богдана Хмельницкого – магазин «Хата» с украинской вывеской и ассортиментом. Конфет «Рошен» здесь, правда, нет. Но если что — они есть в другом месте города.

 

Отношение к украинскому языку в Донецке абсолютно индифферентное. В городе – множество заведений с украинскими названиями. На «мове» исполнено и большинство дорожных указателей. То ли руки не дошли сменить на русские, то ли денег нет, то ли действительно все равно…

Самые потрясающие примеры «ползучей украинизации» — бигборды, оставшиеся от прошлой жизни. На Театральном проспекте – огромная реклама фильма «Ной» с изрытой щетиной физиономией Рассела Кроу. В прокат он вышел в апреле 2014 года…

До зубов вооружившись пивом – «Трехсосенным» и брянским «Бельгийским» — мы с Александром сидим во дворе его двухэтажного домика на Красном Пахаре. После отъезда семьи на необстреливаемые территории он здесь – император вселенной, пустой и тоскливой. После февральского попадания осколков в окна его дома, стекол там нет, новые ставить пока опрометчиво, створы временно заколочены. В доме темновато, сыровато и очень гулко.

 

Чем больше темнеет, тем громче артиллерийские залпы. Иногда кажется, что снаряды проносятся буквально над нами. Умолкая при наиболее громких звуках, мы через пару секунд продолжаем разговор с прерванной точки. Не жертвовать же дружеским общением, в самом деле! Постепенно темнеет, небо, как в сказке, испещряется звездами. Высшим сферами совершенно все равно, что происходит в зоне АТО. Звезды никто еще не отменял.

Чуть позже, уже в помещении, Александр угощает меня китайским чаем. Не знаю, кто в Донецке лучше его готовит китайский чай. Принимая

благородный напиток, слышим просто душераздирающий разрыв. Потом – еще один, и еще. Такого Александр вообще не припомнит… Вечер не то, чтобы безнадежно испорчен, но как-то скомкан. Погрустневшие, разбредаемся спать. Но как тут уснешь! Разрывы периодически возобновляются, и каждый раз, когда это происходит, кажется, что дом сложен из детских кубиков, которые ходят ходуном каждый по себе.

Утром выясняется, что ночью мы слышали фон сильнейшего с февраля обстрела Донецка. Снаряды легли на мало затрагиваемых обычно Университетской и Щорса. Каждый раз, когда попадают в центр, дончанам кажется, что избиение несчастного города выходит на какой-то новый уровень. К счастью, этого пока не происходит. К несчастью, и того, что происходит, более чем достаточно.

На следующее утро в городе только и разговоров, что о вчерашнем обстреле. Между тем, Донецк окутан тишиной и летней прозрачностью. Ночные громоподобные ужасы кажутся чем-то нереальным. 

Тишина встречает меня и в конном клубе «Ягуар», где назначила свидание графиня Плещеева. Она помогает поддерживать здесь порядок своей дочери, которая (волею обстоятельств военного времени) осталась главой клуба. Прежний владелец в первые месяцы войны покинул Донецк, прихватив 20 избранных лошадок. Еще столько же остались здесь на произвол судьбы. Дочь графини не дала им пропасть. С ее талантами она могла бы спокойно начать новую жизнь в Одессе, Питере или Лондоне (на выбор). Но лошадей бросить она не смогла, не дала им пропасть – и вот уже больше года заботится о них, оберегая лошадиный покой с помощью травматического пистолета и доброго слова. Ну, и характера, конечно.

 

  

Вокруг хозяйки клуба – выводок девушек в возрасте от 12 до 17 лет. Для них она – мама и богиня. «Ягуар» для них – отдушина, без которой между ними и войной не осталось бы ничего. Самая симпатичная из всего выводка – 15-летняя Полина, тоненькая брюнетка с безупречными чертами лица. Спокойно, с нечеловеческой серьезностью она рассказывает, как однажды над ее домом сбили беспилотник, а она лежала в кровати и слушала, как обломки молотят по крыше.

«Ягуар» находится рядом с шахтой имени Калинина. Пока еще предприятие работает. На днях прошел слух о том, что его ставят на консервацию. Это произвело в «Ягуаре» эффект разорвавшейся бомбы: случись такое — и лошадиный рай лишится источника воды и электричества. Мама «Ягуара» бросилась к директору шахты, который заверил ее: все в порядке, тревога ложная. Лошадки вздохнули с облегчением…

На одном из перекрестков города нам попадается ситилайт, где изображен легендарный Моторола, с довольно-таки подобострастным видом глядящий на свою молодую, рослую жену. Год назад этот брак преподносился как «первая свадьба Новороссии». Сттилайт, который мы видим, оформлен в честь ее годовщины. Идущие мимо женщины отпускают пару едких замечаний на тему: «Народ нищает, элита гуляет».

Хорошие зарплаты в Донецке – редкость. Приличные деньги получают либо какие-то немыслимые счастливчики, имеющие несмотря ни на что востребованый бизнес, либо отдельные госчиновники (хотя ротация в этих слоях сумасшедшая), либо ополченцы (да и то, не все). Новая элита Донецка почти вся – люди, которых еще вчера никто не знал, и зачастую – шагнувшие из грязи в князи. Это накладывает отпечаток и на отношение к ним, и на их отношение к окружающему миру.

 

В ресторанах центра города эту элиту можно увидеть часто и густо. Они совсем не пустуют, эти рестораны. В будний день на бульваре Пушкина «Боржоми» (бывший «Хинкали») заполнен почти так же, как и до войны – то есть, на треть. За одним из столов – характерная компания: пожилой субъект в белых штанах, строгой летней рубашке, с толстым загривком и непростым взглядом Джейсона Стэтхема, напротив – ловкий гибкий субъект с отвислыми губами вчерашнего прихлебателя, рядом с ним – человек в камуфляже с бородой болвийского партизана (автомат, разумеется, прислонен к ножке стула), на него преданно, повидавшими многое глазами смотрит девушка в розовом с безупречной фигурой и хриплым голосом. Астрономический счет они воспринимают философски. Примерно так встречал Конфуций очередной поворот своей нелегкой биографии.

О старой элите в Донецке почти никто уже не вспоминает. И почти ничего уже о ней не напоминает. Так – кое-какие мелкие детали, вроде аллеи звезд на бульваре Пушкина. Когда-то эту ярмарку тщеславия задумали как способ выжать деньги из дончан, которым и так некуда было девать деньги. За определенную сумму ты мог купить именную звезду на центральном бульваре города. Звезды остались, но никакого отношения к нынешнему Донецку они уже не имеют.

  

Мы идем по бульвару Пушкина с Шуриком. Он мой давний друг – такой давний, что и сказать стыдно. Почти всю войну просидел в Горловке – само по себе, это не требует комментариев. Все понимают, что такое «Горловка» в этой войне. По некоторым причинам, она стала более тяжелым случаем, чем Донецк. «Понимаешь, у нас же далеко не такой большой город. А позиции артиллерийские – с трех сторон. И когда они начинают стрелять одновременно, с ума можно сойти», — объясняет Шурик.

Бульвар Пушкина приводит его в шок. Спокойно дефилирующие ярко одетые пары и вообще группы. Искристые фонтаны. Детские площадки, заполненные до отказа.  А на пятачке неподалеку от драмтеатра – небольшой джаз-банд на приличном уровне исполняет не самые тривиальные мелодии. Мне показалось, что при звуках музыки на глазах Шурика блеснули слезы…

Центр Донецка и в мирное время представлял собой недосягаемую антитезу окраинам. Но при мирной жизни на окраинах все-таки была мирная жизнь. Теперь центр Донецка – это Элизиум. Люди, ежедневно живущие под грохот взрывов и в мраке разрушений, могут даже и не поверить, что центр Донецка реален. 

День завершается в доме недалеко от Кальмиуса. Игорь удалился сюда, когда от его родной Путиловки не осталось живого места, когда стало казаться, что каждый артиллерийский выстрел нацелен в его дом. Кальмиусская квартира давно оставлена знакомыми знакомых Игоря, они вообще вряд ли теперь уже вернутся в Донецк.

По работе Игорь связан с футбольным клубом «Шахтер» и потому с особым жаром говорит о перспективах команды. «Конечно, Ахметову в Донецк теперь дороги нет. И значит, «Шахтеру» как донецкой команде конец. А значит, и «Донбасс Арене». Хотя знаешь, какие сумасшедшие деньги он продолжает тратить на ее поддержание?» — горячится Игорь.

К перспективам Ахметова в Донецке относится скептически не только мой собеседник. Человек, который должен был «удержать Донбасс» весной прошлого года, но не сделал этого, потому что заигрался – так в основном и воспринимают Ахметова. Соответственно, считают, что вернется он только чудом (а в чудеса здесь уже давно не верят). В это не верят, несмотря на тонны гуманитарки от его фонда – той гуманитарки, которая реально помогала выживать донецким пенсионерам (и блокирование которой вызвали среди малоимущих дополнительный взрыв, мягко говоря, антипатии к Киеву). 

С Ахметова разговор перекидывается на перспективы Донбасса вернуться в Украину. Игорь не верит в это тоже. «Путин отсюда уже не уйдет. Неизвестно, какой будет наш статус – серая зона, округ РФ, автономия – но это не будет территория Украины», — говорит Игорь. Для его бизнеса это – не лучшая перспектива, поэтому он не рад такой перспективе. Но надеется как-то приспособиться. Правда, не понимает, что будут за условия, и к какому краю ведут Донбасс. У Игоря есть друзья, знакомые с информированными российскими политтехнологами. Ясности о пути Донбасса нет и у них.