07.05.2015

Джон Юз: «Я плакал только раз, и это было в Донбассе»

В принципе, я всегда мечтал взять интервью у старика Джона Джеймса Юза. Накопился целый ряд вопросов, на которые никто, кроме него, не сможет ответить. Конечно, на его искренность нечего рассчитывать: Юз славился сдержанностью и всегда тщательно взвешивал слова. Даже по пьяному делу. Но все-таки, любой разговор – лучше, чем отсутствие разговора.

По понятным причинам, я не мог надеяться на осуществление мечты. Но жизнь нежна и удивительна. Она временами подбрасывает нам такие сюрпризы… Короче, в одну из апрельских ночей мне приснился удивительно яркий, правдоподобный, детальный сон о том, как я беру интервью у старого Юза. Как обычно во сне, ситуация была объективно нереальной. Я понимал, что Юз давно умер, и вопросы задавал ему, зная все то, что случилось после его смерти. Судя по выражению его лица, понимал ситуацию и Юз. Мы не требовали друг от друга слишком многого. Собственно, мы вовсе ничего друг от друга не требовали. Наверное, поэтому разговор и получился.

Не могу вам сказать, для какого издания бралось интервью. Директор сна мне об этом ничего не сообщил. Поэтому, разумеется, будем считать, что я брал его для сайта «Донецкий»…

— Добрый день, мистер Юз! Рады приветствовать вас на донецкой земле.

— Да, спасибо, и мне приятно вас видеть! Но что такое — донецкая земля?

— Ну как же! Город, который вы основали…

— Я основал город? Не совсем понимаю, о чем вы.

— Ну как же, мистер Юз! Есть город Донецк, в лучшие свои дни насчитывавший миллион жителей, и он возник благодаря тому, что в 1870 году вы начали строительство металлургического завода в степи под Кальмиусом…

— Что-то абсолютно невероятное! И что, весь миллион работал на моем заводе?

— Во-первых, это был уже не ваш завод. Во-вторых, конечно, не весь миллион…

— Постойте-ка! Как это – не мой завод?

— Увы, мистер Юз. Ваша семья перестала иметь отношение к заводу в 1907 году, когда ваш сын Артур, последним из представителей вашей семьи покинул наш город. Точнее – еще не город, а поселок Юзовка…

— Как вы сказали? Юзовка? Это что – такой русский юмор?

— Отнюдь! Исторический факт. До 1924 года название «Юзовка» было вполне официальным…

— Только не при мне! Да, я слышал, как название «Юзовка» употребляли в отношении моего поселка – но это говорилось скорее в шутливом тоне. По документам, это был «поселок металлургического завода Новороссийского общества». Мне самому не нравилось название «Юзовка», и я, как мог, противился распространению этого, с позволения сказать, топонима. Мне не нравилось, как это звучит. Мне казалось, что мою фамилию выставляют на посмешище, употребляя это название. Это звучало просто издевательски. Поставьте себя на мое место. Как ваша фамилия?

— Моя? Ясенов…

— Представьте себе, что какую-то грязную деревню называют «Ясеноффка», только потому, что вы к ней имеете какое-то отношение. Вам это будет приятно?

— Ну, если это будет по любви, то да.

— В том-то и дело, что любви в названии «Юзовка» не было вовсе. И не могло быть. Меня не любили. И знаете, я никогда не добивался, чтобы меня народ обожал. Я честный бизнесмен, для меня дело – прежде всего, а уж потом – чувства и слезы счастья. У вас этого не совсем понимали. От меня требовали, чтобы я был… как это у вас называют? Да, царь-батюшка. Чтобы заботился обо всех, неважно, кто ты – честный труженик или пьяница, лентяй, тунеядец. Моя идея была в другом: я создаю дело, создаю успешное производство, создаю условия, в которых ты можешь себя проявить. На этом мое участие заканчивается. Дальше – дело за тобой. Проявляй себя, черт тебя возьми! Никаких сантиментов в отношениях работодателя и рабочего — иначе начинается разложение, и делу конец. Как говорят у меня на родине: «Чашка крепкого чая поддерживает работника от полудня до заката».

— То есть, вы хотите сказать, что вас не любили и поэтому назвали поселок «Юзовка», как бы издеваясь над вами?

— Уверен, так и было!

— Очень оригинально! Но ведь есть множество документов с этим названием. Например, описание вашего поселка от 1884 года, найденное в одном питерском музее, где упоминается название «Юзовка» или «Юзово»…

— Бросьте! Это все пример того, как недобросовестные географы сочиняют свои труды, опираясь только на разговоры. Это несерьезно!

— Ладно, оставим вопрос с названием. Давайте затронем вопрос с датой. Официальным годом основания города у нас принято считать 1869-й. Хотя в последнее время историки скептически воспринимают эту дату, ведь реальные работы по основанию города начались только осенью 1870-го…

— Ну, в 1869-м здесь тоже кое-что происходило. Cюда была послана небольшая группа людей под руководством Джорджа Хьюма. Они должны были выбрать точное место для завода и придумать схему логистики. Но в общем-то, можно считать датой начала и 1868-й год, когда я приехал в Донбасс впервые, вместе с Хьюмом и Александром Камероном. Надо было убедиться, что здесь, на берегу Кальмиуса, стоит начинать дело. То, что я увидел, произвело на меня очень сильное впечатление. Именно тогда и было принято решение об основании здесь завода и поселка. Так что я бы начинал вашу историю… как вы назвали ваш город?

— Донецк…

— До-нетцк… Хм! Так вот, я бы начинал историю До-нетцка с 1868 года. Так было бы правильно.

— Кстати, может быть, вам будет интересно знать, что на главной улице нашего города стоит памятник вам. Небольшой, но в хорошем месте. Вам приятно?

— Решительно нет! Памятники должны стоять только на могилах, если, конечно, речь не идет о героях нации. Но я же не герой. Я просто честный бизнесмен. А в качестве кого меня воспринимают в вашем До-нетцке?

— В качестве основателя города…

— Пфф! Никогда даже не думал об основании города! Нет, совершенно лишний этот ваш памятник, совершенно!

— Скажите, мистер Юз, каков был ваш «большой план»? Как вы видели будущее завода и поселка? Что с ним, по-вашему, должно было случиться после вашей смерти, в исторической перспективе?

— Я был уверен, что компания в конечном итоге окажется под полным управлением нашей семьи. Среди моих сыновей, не буду никого обижать конкретно, были всякие – и бездари, и дураки. Но были очень способные ребята, которым я собирался передать дело, чтобы они передали его дальше, следующему поколению нашей семьи… Слушайте, а вы уверены в том, что завод ушел от нас?

— К сожалению, совершенно уверен, мистер Юз…

— Да… Ну ладно. Итак, как я рассчитывал, завод должен был остаться юзовским. Это первое. Мы хорошо представляли, как развивать дело. Мы допускали промахи на первой стадии – тогда это было неизбежно, просто требовалось быстро запустить дело, чтобы показать инвесторам, что их деньги работают. Знаете, как говорят валлийцы: «Постарайся проскочить в рай за полчаса до того, как о твоей смерти узнает дьявол». Если бы я делал все, как надо, и строил завод десять лет, меня бы не поняли и назначили вместо меня кого-то более расторопного. Эта спешка на первом этапе привела к серьезным ошибкам, технология у нас была устаревшая, это мы и сами понимали, да и продукцию выпускали, если честно, дерьмовую… Но, как я уже сказал, важно было запуститься. Уже потом, на ходу легче что-то подправить. В 80-х мы модернизировали завод – и он стал одним из лучших в Российской империи. Я был уверен, что он останется таким и после моей смерти. Мы уже знали, что запасы угля в окрестностях – огромные. Я надеялся, что мы сможем контролировать  угольные залежи в окрестностях завода. Нам требовались новые заводы. Мне хотелось построить один в Мариуполе – Azov Steel. Через сто лет «Новороссийское общество» должно было стать небольшой империей, а во главе ее, конечно, я видел кого-то из Юзов…

— Но разве вы могли быть в этом уверены? Ведь управляющий – всего лишь игрушка в руках акционеров. Захотели – назначили Юза, захотели – сняли…

— Формально, это так. Но умный человек всегда сможет доказать свою полезность. А кто будет убирать полезного человека? Мне всегда удавалось договориться с людьми. Просто надо понимать, что человеку нужно. А после этого уже просто убедить его, что ему нужно то же самое, что и тебе. К тому же, я надеялся, что со временем наша семья сможет обеспечить себе господствующую долю акций НРО – причем настоящих, первоклассных, которыми владели учредители, а не мы. Я не надеялся, что это случится при моей жизни, но все двигалось в этом направлении. Надо было только продолжать движение…

— На кого из сыновей вы возлагали наибольшие надежды?

— На Артура. Конечно, на Артура. Самый сообразительный из всех. Джон тоже имел хорошую голову на плечах, но все-таки он был скорее счетовод, чем управляющий. А Артур – он все правильно понимал и мог решить любой вопрос. Хотя, знаете, никого из сыновей не буду ни в чем упрекать. Они ведь умерли уже, не так ли? А об умерших, как у нас говорят, или хорошо, или никак…

— У нас тоже…

— Вот видите! Мне были дороги все четыре мальчика. Кому-то из них казалось, что я отдаю предпочтение другому. Может, так и получалось. Альберт был самым легкомысленным, самым ветреным, несерьезным. Ему и доставалось от меня больше других. Он еще и обидчив был по натуре… Бог простит, если я кого-то когда-то обижал или обходился с ними слишком сурово.

— Ощущали ли они недостаток материнской ласки?

— То, что жена не смогла жить с нами – это была проблема для всей семьи. И для мальчиков тоже. Конечно, сделала бы их жизнь лучше. Но они ведь приехали сюда уже взрослыми людьми, и мать им была уже не так нужна, как отец.

— А вам? Как вы ощущали отсутствие жены?

— Нескромный вопрос, отвечать не буду. Но конечно, если муж живет в одном месте, а жена – в другом, это неправильно.

— И тогда мужа, наверное, можно оправдать, если он заводит отношения на стороне…

— Еще один нескромный вопрос. Но, конечно, мужчине нужна женщина, это естественно. Хотя… Знаете, как говорят у нас: «На свете лишь одно может быть лучше хорошей жены – никакой жены».

— По городу ходили легенды о ваших внебрачных детях…

— И сколько внебрачных детей мне приписывали?

— Достоверно – только сына, а так – что только не писали…

— Вот пусть все так и остается.

— Мистер Юз, бывали ли у вас моменты, когда вам хотелось бросить все и вернуться на острова?

— Если честно – да, и с самого начала, когда транспортировка оборудования и персонала из Таганрога пошла совсем не так, как хотелось. Это были кошмарные недели, мои замечательные валлийцы, которые поверили мне и приехали в эту дикую страну, были на грани отчаяния и осыпали меня упреками за то, что их обманули, привезли сюда на погибель. Каждое утро, просыпаясь, я говорил себе: «А зачем ты проснулся, старик?» Но что оставалось делать? Мы ведь покинули Британию не от хорошей жизни — и нанятые мною ребята, и я сам. Нашу металлургию давил кризис, ближайшие годы не сулили ничего хорошего. А Россия предлагала работу и деньги… Так что надо было не распускаться и продолжать движение. Впоследствии еще не раз я я оказывался на грани отчаяния. Неудача с первой доменной печью, бракованные рельсы, недостаток умелых рук…

— Кстати, бытует мнение, что вы ни в грош не ставили местную рабочую силу, считали наше население тупым и ни на что серьезное не пригодным.

— Это не так. Просто они ничего же не умели! А мои ребята умели все. А ваши и учиться даже не хотели. Они соглашались на любую работу, а весной вновь срывались и уезжали к себе на огороды. На них нельзя было положиться. Но я знал: из этой толпы со временем получится несколько сотен достойных людей, которым я смогу доверять так же, как своим валлийцам. Просто в Британии они бы воспитались в два раза быстрее. Это правда.

— Мистер Юз, вы считаете себя авантюристом?

— А что вы вкладываете в это понятие?

— Ну, скажем, авантюрист – это человек, который любит приключения и склонен рискнуть в любой ситуации…

— Тогда это не я. Я уважаю риск, и вся затея с «Новороссийским обществом» была рискованной. Но она была и просчитанной в то же время. Я произвел разведку, лично осмотрел место будущего строительства, изучил все документы, поговорил с местными людьми. Хотя для многих в Лондоне мой российский проект действительно казался прыжком вниз головой в ледяную воду.

— Для вас вообще имело значение то, что о вас говорят?

— Абсолютно никакого! Ну, конечно, если говорящие – не акционеры «Новороссийского общества» или не великий князь Константин Николаевич.

— Пишут, что несколько первых недель вы спали в бараке вместе с рабочими, пока для вас не построили более солидное жилище…

— Это был не барак. Это была котельная. Но там и правда поначалу все спали вместе – и директор, и инженеры, и наши рабочие.

— Это не стало для вас проблемой? Все-таки вам уже было под 60…

— Конечно, я никогда не мечтал достичь такого положения, чтобы к концу жизни спать в таких условиях. Но я ведь крепкий валлиец! У нас говорят: «Человек, которого должны повесить, может смело заплывать в океан». Перед лицом тех трудностей, которые меня жали впереди, я точно знал, что смогу пережить несколько ночей в этой котельной.

— Кстати, какой точно год вашего рождения? А то историки спорят до сих пор…

— Кажется, 1815. Впрочем, отец никогда мне толком не мог сказать. А мой день рождения отмечали 31 августа.

— Вы когда-нибудь плакали в своей жизни?

— Всего раз. Это было в январе 1872 года, когда наша новороссийская доменная печь выдала первую успешную плавку – после того, как в предыдущем году нас постигла неудача, и печь «закозлилась». Мои слезы видели все, и я не стыжусь их, потому что в тот день плакали многие из нас. Ведь если бы вновь не получилось – дело бы прикрыли, и все наши страдания и усилия, скорее всего, оказались бы напрасными.

— Можно сказать, что те годы оказались тяжелейшими в вашей жизни?

— Так и было. Учтите, что приходилось бороться не только с погодой и авариями, но и с людьми. Слишком многие хотели, чтобы у меня здесь не получилось. А когда стало получаться, пошли комиссии и проверки, пошли бумажки в Петербург, где меня старались всячески очернить. Было туго. Несколько лет я только и делал, что отбивался от стаи бешеных собак…

— Но ведь у вас была надежная «крыша» в Петербурге…

— Простите?

— Ну, покровительство. Великий князь и прочие могущественные люди.

— Э, милейший, не стоит это переоценивать. Конечно, без поддержки двора мы бы с самого начала и шагу здесь не ступили. Но и великий князь, и его команда играли прежде всего за себя, а не за меня. У них у самих в столице были недоброжелатели, им тоже следовало соблюдать максимальную осторожность. Это только кажется, что импреаторская семья была неприкосновенной, и ее члены могли действовать без оглядки на посторонние факторы. Все так и не так. Авторитет императорской семьи был тогда крайне высок, это правда. Но внутри нее существовали разные движения, способные погубить отдельных ее представителей. И защищать британца, которого стремились обвинить во всех тяжких, моему другу Константину Николаевичу не всегда было с руки. Так что британцу приходилось защищаться самому.

— Где вы научились такой стойкости?

— На улицах Мертир-Тидфилла. Там крепко били по зубам…

— Какое ваше качество вы сами считаете самым сильным и полезным?

— Это разные вещи. Самое сильное – упрямство. Но оно не всегда помогает. А самое полезное – умение ладить с людьми. Это приходит с возрастом. В молодости я никого не хотел слушать. Под конец жизни я готов был слушать всех, даже дураков. Надо ладить с людьми. Врагов стоит наживать, только когда без этого нельзя. Или когда это приносит пользу делу. Так тоже бывает.

— Поступок, о котором вы больше всего в жизни жалеете?

— Эта пьянка в тот вечер 17 июня 1889 года…

— Фраза, которая вам больше всего запомнилась?

— Это отец. Когда мне исполнилось 14 лет, он сказал: «Я показал тебе все, что мог. Теперь иди и покажи, на что ты способен!». И еще – фраза, выгравированная на наших фамильных часах, которые должны были переходить из поколения в поколение. Эти, знаете, часы с фигуркой пахаря и фразой: «Паши, паши и паши!».

— А какую фразу вы чаще всего говорили вашим сыновьям?

— «Не думай, что работа закончится, когда ты сможешь купить себе все, что захочешь».

— Самый удивительный человек, встретившийся вам в жизни?

— Князь Сергей Кочубей. Такого сочетания ума, хитрости, обаяния, безответственности и лени я не встречал даже у наших английских аристократов – хотя мне казалось, что их никто не может превзойти в умении помножить хорошее на плохое. Честно говоря, я так до конца и не понял, уступил ли мне князь Кочубей концессию на строительство завода из-за своей неспособности сделать что-то до конца, или это была тонкая игра, в результате которой меня направили туда, куда хотело российское правительство. Мне говорили, что он совсем не так прост и ленив, как кажется, что у него за плечами – несколько успешных бизнес-проектов. Я этого не увидел… Так или иначе, князь Кочубей произвел на меня неизгладимое впечатление, выдающийся был человек – самый яркий из всех, кого я встретил в России.

— Каким делом вам бы хотелось заниматься, если бы Бог не создал металлургию?

— Я бы попробовал создать металлургию сам, без Бога.

— Последний вопрос. Мистер Юз, в донецкой печати циркулировали публикации о какой-то фантастической библиотеке старинных манускриптов, собранных вами, и о коллекции редкостей, которую вы собирали. Есть и оппоненты этой версии. Кто из них прав?

— Что за…

На этом сон, увы, прервался. Мистер Юз не ответил нам на все вопросы, которые нас интересовали. Надеяться на то, что он вернется, глупо. Поэтому мы и опубликовали все, как есть. Пока так. Будет ли что-то дальше? Посмотрим. Жизнь нежна и удивительна…

Ясенов