22.12.2017

90-е. Кранц

Мало какое событие так дробило историю, как убийство Яноша Кранца. По хронологии и логике, именно с него начинаются классические «лихие 90-е». С другой стороны, нужное для этого преступления оружие уже было в городе – киллер его достал явно не из воздуха. А значит, история кровавого передела началась раньше и готовилась исподволь. И первые убийства уже совершились – просто об этом мало кто узнал до ноября 1992 года. А вот ликвидация Кранца прогремела на весь город. И как раз благодаря ей большой передел из «подводного мира» вышел на поверхность.

Тут еще имело значение, что на той неделе произошло сразу два убийства – за 4 дня до Кранца был убит Валерий Гольдин, ключевая фигура в «Донкавамете», одной из самых загадочных донецких структур того времени, о которой знающие люди предпочитали говорить шепотом, а болтуны просто ничего не знали. Два «огнестрела» подряд, причем «огнестрела» демонстративных, впечатляли. Во всем этом был еще один любопытный момент. По каким-то причинам милиция, обычно старавшаяся скрыть от прессы все, что только можно, в этом случае, наоборот, организовала максимальную утечку информации. Помню, как разливался соловьем человек, с которым наша газета «Город» контактировала в городском управлении милиции. Я тогда поразился этому и по наивности подумал, что милиция, наконец, встала на путь исправления и начнет нормально сотрудничать со СМИ. Как показало дальнейшее, исправляться никто не собирался – милиция осталась неприступной, как Крак де Шевалье. Но в случае с убийствами Кранца и Гольдина нам рассказали все, что только было можно. Странно, да?

Эти преступления шокировали город как нечто совершенно невиданное. Хотя нельзя сказать, чтобы к ним не были морально готовы. Мы уже слышали о криминальных войнах в других городах бывшего Союза. В программе Александра Невзорова «600 секунд» и газетах типа «Мегаполис Экспресс» и «Совершенно секретно», которые продолжали смотреть и читать, аналогичные эпизоды «раскатывали» в тонкостях. Да и не только там – тему разворачивающихся криминальных разборок эксплуатировали все СМИ, в меру своей информированности и интеллекта. Но одно дело – абстрактное медиа-знание, другое – конкретный жизненный опыт. Когда знаешь, что стреляют там, где ты ходишь, происшедшее воспринимается совершенно иначе. Именно тогда, в ноябре 1992-го, у дончан и возникло это ощущение личной причастности к криминальным войнам.

Конкретики, впрочем, население не знало почти никакой. И кто такие Кранц и Гольдин, понимало не так уж много людей. О деятельности бизнес-структур писали мало, «светиться» тогдашние деловые люди не хотели, более того – считалось признаком верного тона оставаться в тени. По многим причинам. Помнится, какой грандиозный скандал с судебной перспективой закатили газете «Город» родственники покойного Гольдина, прочитав о нем в нашей статье как об одном из «воротил металлургического рынка». На самом деле, доказывали нам, Гольдин был простым инженером и жил соответственно – каждый может убедиться. Мы даже не пытались спорить…

Кранц оказался одним из первых, кто не только рискнул выставить свой достаток напоказ – он даже придавал ему особый стиль. Его «Червоный кут» был, кажется, первым по-настоящему оригинальным рестораном «новой волны». Сам я его, честно признаться, в те годы вовсе не помню – впервые побывал в нем уже в другом веке, после того, как он пару раз закрылся и возродился. Но от знающих людей приходилось слышать восторженные отзывы. Рассказывали, что оформление интерьера вдохновлял лично Кранц, обладавший изрядным художественным вкусом, а также умением отличать дешевые понты от дорогих.

Судя по всему, Кранц был интересным персонажем. Он приехал к нам из Луганска, откуда его, по рассказам, выдавили местные авторитеты. Вообще, он был выходцем из Молдавии, корни имел венгерские и еврейские. В общем – классический гражданин мира, смотревшийся весьма органично в таком всегда равнодушном к национальному вопросу месте, как Донецк. Немногие из денежных людей города тогда вообще ставили себе целью задавать какой-то стиль – а если все-таки и задавали, то это был стиль, как правило, не сильно изысканный. Не та была среда, не те традиции. Мало кто в Донецке понимал эти изыски и тем более — способен был их органично культивировать. Кранц представлял собой одно из немногих исключений. И поэтому мог показаться интересной альтернативой в донецкой бизнес-среде, если бы судьба дала ему шанс развернуться.

Кстати, показательно, что убили его после встречи с одним донецким художником. Пишут, что они обсуждали несколько будущих проектов, что Кранц вообще покровительствовал этому человеку, купил несколько его картин и развесил их в своем офисе. Что вообще был склонен к меценатству. Вся эта гуманитарная пена, впрочем, не мешала ему оставаться четким прагматиком — великолепно считать варианты и иметь железные зубы при заключении сделок. Он проявил себя как прирожденный бизнесмен, умеющий изобрести эффективную схему, снять с нее максимальную «сметану» и правильно распорядиться прибылью. Один его знакомец, показавший мне могилу Кранца на Мушкетовском кладбище, предостерегал от слишком романтического восприятия его личности. («Какой романтик? Работать с ним было – как ходить по минному полю. За ошибку мог сгноить, если ты сам был виноват. Дилетантов ненавидел и не терпел рядом с собой»).

О характере его доводилось слышать разное, но, похоже, Кранц имел свой гонор. И вполне может быть, что именно это (гордость, высокомерие, независимость – назвать можно по-разному) послужило причиной его смерти. По расхожей версии, весьма распространенной в сети, судьба Кранца была предрешена после того, как он отказался слить капиталы с делом Ахатя Брагина. Пусть каждый, рассуждал Кранц, будет достаточно силен сам по себе – ну, а бизнес определит сильнейшего. Вышло совсем не так. Сильнейшего определил совсем не бизнес.

Выстрелы на Овнатаняна прозвучали одновременно и как приговор, и как анонс. Донецкие криминальные войны «нарисовались» не тогда, не в ноябре 1992 года – их зерна зрели уже несколько лет. Но без этого толчка всходы могли появиться не так быстро. Ведь в любой войне важны не только причины, но и повод – так же, как и подача этого повода. Если бы не эффектная постановка в Сараево, Первая мировая война могла получиться совсем другой. Или вообще не получиться. Точно так же и у донецких «лихих 90-х» тоже были всякие варианты сценариев…

Ясенов