Вряд ли мания создавать рок-группы охватила донецкую молодежь именно после фильма «Ар-хи-ме-ды», показанного в 1976 году. Мания такая действительно была, но она распространилась несколько раньше. А вот у нас… Мы посмотрели «Ар-хи-ме-дов», сбежав с каких-то не особо принципиальных уроков. Причем, чтобы усугубить дерзость, не пошли в близлежащий ДК, а поехали в центр города, купили билеты в «Красную шапочку», где и насладились музыкалкой, о которой у нас в школе уже говорили.

 

Там была показана правдивая история молодежного вокально-инструментального ансамбля, ведущий исполнитель которого, разрываясь между карьерой профессионального музыканта и работой на заводе, выбирает последнего. В этой роли мы не без удивления увидели Кузнечика из любимого «В бой идут одни старики». На нас история о сознательном музыканте подействовала парадоксально. Мы не захотели идти на завод. Мы возжаждали стать музыкантами.

 

Нас было трое. Мы учились в одном классе. Главный, Вовка Кравченко, даже знал несколько гитарных аккордов. Он заверил нас с Вовкой Москвиным, что научит нас этому искусству в два счета. Инструмент у него был. Мы мало что понимали о распределении ролей в рок-группе. Ну, знали, что есть ритм, соло и бас. Соло считали самым важным, бас – наоборот. Мне бас и достался. Играть я не умел совершенно.

 

Прежде чем хоть как-то освоиться с инструментом, мы решили более важное дело – придумали название. Через  15 минут название пришло. И какое – «Рубины»! Полный шик и блеск. Мы были в восторге. Трудно сказать, кто его предложил и почему. С рубинами у нас тогда в мозгах связывались только звезды Кремля. Может, оттуда, из напитанного пропагандой подсознания, идея и вынырнула?

 

Мы провели на квартире у Кравченко несколько сессий, в ходе которых Москвин, парень ловкий и сообразительный, продвинулся в овладении инструментом весьма серьезно (и даже отчасти затмил тезку-учителя), а меня безуспешно пытались заставить «подбирать басы». Потом мы вдруг сообразили, что нам не хватает ударника. Гитар могло быть и две, но без барабанов групп не бывает, это знал даже первоклассник. Приняли стратегическое решение: басы долой, а меня переквалифицировать в ударника. Я не сильно протестовал: новое дело представлялось интересным и импонировало мне своим агрессивным характером.

 

Барабанов на квартире Кравченко не нашлось. Не было их и в нашей школе. Купить новую установку легальным образом мы и не мечтали – она стоила так запредельно много, что даже мечта об этом вызывала смех. Мы взяли паузу на размышление. Ребята продолжали практиковаться, постепенно шлифуя свои кустарные навыки. Я, пользуясь новым статусом, сладостно бездельничал и ехидно критиковал товарищей. «Рубины» терпеливо ждали шанса.

 

Наконец, кто-то из Владимиров нашел вариант. В школе №33 обнаружился знакомый, близкий к их рок-группе. Нам предлагали приехать и договориться о том, чтобы, используя их ударную установку, проводить там репетиции. Предупредили, чтоб легких переговоров мы не ждали: парни – настоящие звезды, уже выступали в ДК Ленина и вообще, пользуются обожанием всей школы и плевать на все хотели. Так что лучше туда ехать с какой-то суммой – так у нас еще есть шансы. Не представляя, какая сумма потребуется, мы осторожно сбросились по червонцу. Каждый доставал эти очень серьезные для школьника деньги по-своему. Мне пришлось слегка распотрошить свою копилку – бутылку из-под шампанского, в которую разные добрые самаритяне (в основном – дедушка Михаил Васильевич) бросали монетки по десять копеек. Вытряхнуть сто гривенников из бутылки через горлышко оказалось почти сизифовым трудом – тем более, что требовалось соблюдать конспирацию, а в доме постоянно толклись родные и близкие. Но я справился. Мешочек, стыдливо наполненный монетами, и я присовокупил к общему фонду.

 

Нам, редко выбиравшимся дальше Ветки, казалось, что 33-я школа находится почти у пределов ойкумены. Но желание стать звездами погнало бы нас и на Петровку, если бы понадобилось. На месте все оказалось значительно проще, чем нам рисовали. Ребята из школьной рок-группы не демонстрировали никаких признаков звездной болезни, в общении были замечательно просты, в делах – поразительно бескорыстны. Репетировать на ударной установке разрешили совершенно бесплатно. И, в качестве бонуса, предложили остаться и посмотреть, как работают они.

 

Мы, на свою голову, остались. Парни сыграли несколько популярных тогда шлягеров (типа «Там, где клен шумит над речной волной» или «Крокодил зеленый»). Увидев, как залихватски молотит по барабанам ударник, я в один из первых разов в жизни четко осознал свою ничтожность. По лицам Кравченко и Москвина я понял, что и они тоже динамично переоценивают ценности. Мы тихо досидели до конца репетиции, вежливо попрощались с александровскими гениями. И удалились в направлении Ветки. Возвращались мы в полном молчании.

 

Так умерла группа «Рубины».

 

Дома я тихо затолкал в бутылку свои гривенники. Потом с их участием мне купили подарок на день рождения. Кажется, это были первые в моей жизни часы. С прекрасным, глубинно-синим циферблатом и светящейся в темноте фосфорной разметкой. Несколько раз я надевал их в школу, хотя нам это категорически запрещали. В те дни все девочки были мои (мальчики, впрочем, тоже). Тогда я и понял, что звездой можно стать, вовсе не играя в рок-группе.