Донецк у каждого свой. И лучший Донецк у каждого – это, наверное, город его детства и молодости. Мы попросили вспомнить это время Виталия Заблоцкого — профессора, доктора философских наук. И он вспомнил — о волшебнике из книжного магазина, о рухнувшем доме на Розе, о старом трампарке на Богдана, о рекордном заказе в «Чебурашке», об истинно народном футболе…

 

«Фонтан рядом с Минугля подсвечивался волшебной иллюминацией»

— Ваше первое впечатление от Донецка — это…

— Донецк был первым большим городом, который я увидел. Было мне лет пять, и мы приехали к моему дедушке (двоюродному) – Григорию Федоровичу Федосову, заведующему книжным магазином №130, по улице Университетской. Он и проживал тогда по Университетской, напротив первого корпуса ДонГУ. «Я покажу вам вечерний город!» — многообещающе произнес дедушка. И вечером мы пошли на площадь Ленина, к фонтану рядом с Минугля, который подсвечивался волшебной иллюминацией, и всё это казалось —  и было! —  чудом. Дедушка казался устроителем и дирижером этих свето-водных потоков, которые то, казалось, иссякали, то снова били в полную мощь.

— А в своем книжном магазине он уже не казался волшебником?

— Чудо продолжалось и там. Обычно мы оставляли свой «Москвич-407» недалеко от памятника Пушкину, в тени раскидистых деревьев по проспекту Гринкевича. Сначала заходили в магазин «Военная книга» — он прямо напротив памятника Пушкину был, потом там был долго магазин игрушек, сейчас не знаю что. А потом отправлялись к заветному магазину. Кстати, теперь это вспоминается особенно отчетливо – крайне малое количество автотранспорта всюду. Иногда перебираю открытки с видами Донецка начала 70-х. Везде – одна-две машины. И возле оперного, и по улице Артема, и даже рядом с вокзалом… Итак, дедушкин книжный. Мы увозили домой (в поселок Донское Волновахского района) стопки новых книг. Сказки. Фантастика. Альманах «Глобус». Библиотека приключений («золотая рамка») и всё-всё. В августе каждого года – новые учебники к новому учебному году. До первого сентября я их успевал все прочесть, поэтому учиться было легко.

— Но вообще, насколько помнится, в 130-м магазине были не только книги…

— Еще в дедушкином магазине были большие стенды с коллекционными марками. Самолеты. Хищные птицы. Вулканы. Метрополитен. Живопись. К филателии я вернулся уже гораздо позже, очень развивающее занятие. В отличие от шахмат и политики – успокаивающее. Уже гораздо позже, в бытность студентом, я с приятелями-однокурсниками регулярно – практически на каждом большом перерыве посещал памятный магазин. Многое там было уже по-другому, и марок давно уже не было – но нас влекли новинки, мы старались ничего не пропустить.  Кстати, заметным событием в жизни университета всегда была выездная торговля магазина «Академкнига». По каким-то причинам он размещался не в областном центре, а в Краматорске. Иногда магазин организовывал торговлю в фойе главного корпуса. Да и мы иногда – рейсовым автобусом –ездили в Краматорск, чтобы порыться в книгах в более спокойной обстановке. Теперь отголоски былого книжного ажиотажа можно увидеть иногда на «Книжном Арсенале» в Киеве, но все это уже немного не то…

 

«Дом обрушился как раз напротив нашего общежития»

— Приезжая в Донецк из вашего Донского, вы наверняка старались посмотреть что-то еще, кроме «фамильного» книжного магазина…

— Обязательно. Помню, как мы каждый приезд обязательно останавливались рядом с оперным театром. Это почти всегда было летом, и казалось, будто сами стены храма искусств излучали тепло и сияние. Мы с папой шли к монументу, на котором установлена «тридцатьчетверка». Среди папиных боевых профессий была и профессия механика-водителя танка. Долго среди документов я находил серую книжечку с изображением боевой машины. Только под конец жизни он рассказал, как организовывал ремонт подбитых танков (тех же Т-34) во время корейской войны – правда, в тыловых условиях, недалеко от Владивостока. А в Луганске, куда мы ездили к дяде (маминому брату), на центральной площади вообще стоял настоящий танк времен первой мировой – кажется, английский «Марк». Причем не на пьедестале, а просто на мостовой. Можно было лазить по огромным гусеницам, барабанить по крыше и т.п.

— Донецкий цирк помните?

— Да, с классом мы приезжали в новый цирк. Его тогда только построили. Все производило феерическое впечатление. Фокусники (целый аттракцион «Человек-невидимка» Отара Белоусова). Акробаты. Дрессировщик Саакян на бегемоте. Женщина-каучук Норовсамбу (правда, она заболела, и ее номер был заменён). Клоуны – в особенности, хотя именно в Донецком цирке нам не пришлось видеть никого запомнившегося. В детстве прочел массу книг по истории клоунады. Всегда было интересно, что человечество нуждается в паяцах, шутах и скоморохах. В куклах-петрушках. А в нашем поселке на сцене заводского клуба с немного жалкой группой выступал трогательный Тапсик – очень остроумный. Видимо, фронтовик – без нескольких пальцев на руке.

— Историю об обрушении козырька здания цирка помните?

— Это случилось, когда был уже студентом. К счастью, никто не пострадал. Любопытно, вскоре после этого перед нами, студентами, выступали архитекторы, проектировавшие именно этот цирк. Они как раз получили, кажется, Государственную премию за архитектурный ансамблю площади Ленина в Донецке (Вигдергауз, Цимиданов и еще кто-то). Конечно, мы им и вопрос о цирке не преминули задать – они отшутились, не особо смущаясь.

— Кстати, как студент, должны были слышать и о другой донецкой катастрофе — обрушении жилого дома по Розе Люксембург…

— Еще бы, ведь это случилось напротив нашего общежития ДонГУ №3. Случилось это ночью, несколько человек погибли. Студенты оказывали помощь пострадавшим. Правда, я всего этого не видел – готовился дома (в Бердянске) к экзаменам. Жизнь в общежитии особенно не располагала к занятиям – с учетом того, что с первого по четвертый курс включительно каждый советский студент жил в комнате с двумя иностранными. На первом я жил с боевыми ребятами из Африканского национального конгресса. Потом они отправлялись учиться дальше. Возможно, в диверсионную спецшколу (в Крыму) или в обычные вузы. Помню их боевые листки с изображением зулусских воинов. С копьем и овальным щитом. Листок назывался «Сечаба» — так и племя какое-то их называлось. И самого молодого парня так звали – Сечаба. Он быстрее всех научился говорить (и ругаться) по-русски. Стоило ему уйти из-под опеки старших товарищей, как он напивался с очередными интернационалистами — историками, физиками или романо-германцами.

 

«Всегда и всюду было ощущение родного места и безопасности»

— На каком факультете университета учились?

— В 1978-м поступил на истфак ДонГУ. Тогда, кстати, и началось близкое знакомство с городом Донецком. Много ходил по улицам, переулкам, площадям, набережным – любимый город, что тут скажешь. Донецк долго был единственным большим городом, где я вообще бывал (за исключением Одессы, куда ненадолго съездил с родителями, мама моя в 1950-м закончила Одесский строительный институт). Только уже на практике (музейной) съездил в Питер, потом на другой практике (преддипломной) – в Киев, уже после армии – в Москву. Теперь уже, побывав в разных европейских столицах (а служил под Алма-Атой), скажу, что не стал любить Донецк меньше.

— Он никогда не производил на вас впечатление небезопасного места?

— Нет, абсолютно. Сколько в нем прожил (в Киев перебрался в 2005) , всегда и всюду было ощущение родного места. И безопасности — хоть в самом центре, хоть в глухом углу парка им.Ленинского Комсомола, хоть на «Текстиле» за полночь. Конечно, имело значение, что я несколько сезонов провел в степях на раскопках, да и служба в алма-атинском конвойном полку закалила и огранила донецкий характер со всеми его плюсами и минусами (ценю и дорожу и теми, и другими).

— Что любили в Донецке больше всего?

Если говорить о донецких пенатах, ангелах и «духах» места, то у меня в этом отношении вкусы совпадают с большинством дончан. Бульвар Пушкина – и тот, прежний, и новый, но другой. Сквер позади горсовета – даже до того, как там появились кованые фигуры. Парк имени Ленинского Комсомола. Парк Щербакова. Ботсад. Книжный рынок на «Маяке» (а раньше – под стенами стадиона «Шахтер»).

— А самое-самое место? То, которое больше всех грело душу?

— Наверное, это место в самом центре Донецка – там стояло в окружении пыльных абрикос и акаций старенькое одноэтажное здание под черепицей, на углу проспекта Богдана Хмельницкого и Университетской. Это  было трамвайное кольцо – и место отдыха трамваев. Они тащились со звоном и скрипом через улицу Артема и успокаивались там на какое-то время. Потом как-то враз исчезли все эти трамваи, и домик исчез, и депо… Примерно на этом месте воздвиглась облгосадминистрация.

— От студенческих лет осталась привязка к каким-то донецким объектам?

— Памятное и ностальгическое место – «ставки» ниже университетских  общежитий  по ул.Розы Люксембург. Там у нас всегда проходили занятия по физвоспитанию. Там же – на асфальтовых полях — проходили легендарные сражения чемпионата истфака по минифутболу – правда, я не видел ни одного матча этого чемпионата. Сражения были не на шутку – с травмами, растяжениями, переломами, не говоря уже о каких-то ушибах и ссадинах. Эти ставки оставили и не только светлые воспоминания. Однажды там средь бела дня утонул спортсмен-байдарочник. Мы шли гурьбой с физкультуры, а от пристани как раз отъезжала «скорая», оставляя на дощатом настиле накрытое брезентом (или простыней) тело – длинные ноги в тренировочных брюках (как и нас) и полукедах. Неделю или две рядом с байдарками непременно присутствовал катер. Потом всё вернулось на круги своя, и вроде трагических ЧП больше не случалось.

 

«Каждый книжный магазин в Донецке был по-своему памятен»

— А где вы жили в Донецке?

— За почти 30 лет сменил 3 места обитания. Сначала — в университетском общежитии на улице Розы Люксембург (1978-1983) , потом на улице 50-летия СССР (ниже пригородной автостанции у Крытого рынка (1985-1990), потом на Артема в районе ДПИ (1990 — 2005)…

— В последнем случае могло появиться ощущение какой-то особой близости к старой истории города, какой бы короткой она ни была…

— Нет, особого такого «исторического» ощущения не было. Дом был не юзовский, хотя интересный. В соседнем подъезде жил Саша Момот, известный бизнесмен. Его убили прямо перед моим подъездом, у входа в спортзал ДПИ…

— Ваш любимый донецкий маршрут?

— Как в «Улиссе» Джеймса Джойса прослеживается маршрут Блума, так и в Донецке у меня много лет был маршрут, по которому я обходил донецкие книжные. Их практически всех уже нет. Нет дедушкиного 130-го, нет «Дома книги» (или почти нет) – туда, кстати, дедушка перешел работать и работал до пенсии (а ушел из жизни почти в 99 лет, до последнего выезжая каждый год 9 Мая на Саур-могилу). Нет «Подписных» на набережной (там же – «Медкнига»)… Каждый книжный был по-своему памятен, в каждом можно было часами читать какую-то случайную книжку, да и по карману студенту было приобресть пяток каких-то букинистических изданий для общего развития.

— Чувствуется, что с книгами у вас особенное отношение…

— Да, я студентом в основном проводил время в читальных залах. Мои же однокурсники осваивали донецкие пивбары. «Чебурашка», «Тюрьма» — это были основные явки. Наш Коля Быстрицкий, добродушный полноватый парень со здоровым румянцем, стоял как равный среди равных в очереди – среди металлургов и шахтеров, пришедших в бар после смены. Когда подходила очередь, работяги провозглашали: «Девять бокалов!» «Семь!» Коля же говорил: «Шестьдесят!!» или «Семьдесят шесть!!» (на всю компанию, которая подтягивалась в течение часа).

— Вы сами к ним не присоединялись?

— Почему же, случалось. Когда-то заглянул в «Чебурашку». Напротив сидели и молча пили два горняка после смены. Бутылка водки. Четыре бокала пива. И одна сосиска. Когда они ушли, половина сосиски оставалась в тарелке недоеденной.-

— Пиво в годы нашей молодости еще найти надо было сначала…

— Да, пиво тогда нужно было искать — особенно бутылочное. Оно было, помнится, только «Жигулёвское», и тут особенно важны были оттенки. Знатоки и ценители всегда спрашивали: «Донецкое» или «Рутченковское»? Первое брали всегда, от второго нередко отказывались ( но не мы, студенты). Вообще всем, не жившим во времена дефицитов, эти реалии трудно ( если вообще возможно) представить.

 

«Бывало, встречали легендарных футболистов у пункта приема стеклопосуды»

— На терриконы не поднимались?

— Поднимался, а как же. В том числе — на тот, самый знаменитый, «футбольный», у стадиона «Шахтер». Правда, не в день матча. Вот в шахту только не опускался. Договорился уже со своим студентом (ныне он уже кандидат ист.наук) — он работал на шахте им.Скочинского, что он устроит мне спруск — но там как на грех случилась авария, и все сорвалось

— Какие у вас были отношения с донецким футболом?

— Дружеские. На матчи «Шахтера», конечно, ходил. И на стадион «Шахтер», и на «Локомотив». Поддерживали любимый клуб, когда ему грозил вылет в первую лигу. Шли огромной толпой с развернутыми знаменами – нам открывали задние ворота – и нас, студиозусов —  приветственным рёвом встречал стадион – ясное дело, все мы в толпе проходили бесплатно. Того горняцкого духа, который витал тогда в чаше стадиона, давно нет. Хотя команда играет, разумеется, намного лучше и результативнее. «Миша, Гол!!» — просили, умоляли  тогда трибуны, когда Соколовский устанавливал мяч (его «точка» была за пределами штрафной, примерно в 22-х метрах от ворот, причем не по центру, а левее или правее) , чтоб пробить штрафной. И Миша чаще всего забивал. А если горняки забивали гол, это слышал весь город.

— И Старухину много всего кричали…

— «Бабуся!!» — кричали ему. «Уйди с поля, что ты ходишь пешком!?» — смеялись и пеняли болельщики. А он шаркал, бродил, сгорбившись, — и вдруг преображался, очередной раз взлетал над штрафной и забивал – снова! —  головой. И снова «ходил пешком», будто потеряв в голевом эпизоде всю энергию… Как раз в 1979 году Старухин стал лучшим бомбардиром чемпионата СССР. У нас на истфаке состоялась памятная встреча с коллективом «Шахтера» — и с «Бабусей» в том числе. А жили футболисты просто, не чета нынешним. Наши ребята с истфака, бывало, встречали легендарных членов команды горняков у пункта приема стеклопосуды. И это не роняло, а возвышало тогдашних кумиров.

 

«Не нравилась в Донецке какая-то отстраненность от правдоискателей»

— Многие из вспоминающих то время с особым чувством говорят об отсутствии рекламы на улицах…

— Это да. Но была ее замена – плакатная живопись. Это с самого детства мне нравилось в Донецке. Особенно по стенам зданий по Ленинскому проспекту. Гигантские многометровые полотна – портреты передовиков-шахтеров. «Бригада Негруцы дала сверх плана…», «Участок Стрельченко победил в соревновании…»  Это были замечательно исполненные плакаты – с хорошей подсветкой, и чувствовалось, что въезжаешь в столицу шахтерского края… А лет через двадцать я видел легендарного Ивана Стрельченко почти каждое утро в трех шагах от дома — на углу улиц Артема и улица им.25-летия РККА. Стрельченко возглавлял на склоне лет ЦБНТИ (в здании по Артема, 60), и перед началом работы – а иногда и в течение рабочего дня – курил на означенном углу. Я с ним познакомился по делам. Теплый и памятный вышел разговор с Иваном Ивановичем, — потом он всегда приветливо здоровался при встречах. Интересно, что в один ряд со своими горняцкими подвигами на шахте «Трудовская» Дважды Герой Соцтруда ставил то, что именно благодаря его усилиям была учреждена газета «Вечерний Донецк». На здании ЦБНТИ мемориальная доска, посвященная Ивану Ивановичу, и я продолжал здороваться с великим горняком так же, как здоровался с живым. В 70 лет Стрельченко умер от инфаркта…

— Донецк для вас – прежде всего дончане?

— Иван Стрельченко – несомненно. Из истинных корифеев, людей с ярким и независимым мышлением, вспомню академика Валентина Карловича Мамутова. С моим другом – журналистом Дмитрием Корниловым (тоже дончанин и донбассовец с большой буквы!) – мы приходили к академику поздними вечерами в Институт экономики (напротив универсама «Украина») – в коридорах уже был выключен свет, мы натыкались на кадки с пальмами, Мамутов встречал нас в коридоре, мы шли на его голос. До полуночи шли разговоры о прошлом и будущем донецкого края, о геополитике и ак далее. Конечно, тогда – во второй половине 90-х – нам никому и в голову не могло прийти, до чего дойдет дело в наши дни…

— Что вам нравилось в Донецке, примерно ясно. А что не нравилось?

— Трудно сказать… Наверно, все же избыточная тяга к коллективу, коллективизму, отстраненность от правдоискателей, меньшинства… Преобладание начальства и слабость гражданских, самодеятельных начал.. Робость перед «Хозяином», кем бы он ни был. Стремление (у местных элит) всегда «договорится» с киевским начальством, а не пытаться играть свою роль. Все это сказалось и еще долго будет сказываться…