Для журнала "Вести. Репортер" подготовил шесть впечатлений донецких людей о том, как для них прошел минувший военный год. Люди самые разные, общее в их текстах — спокойное достоинство и вера в будущее, пусть оно и не кажется сейчас самым светлым. Слушаем этих людей… 

 

 

 

 

Александр Пешехонов, архитектор, 60 лет:

 

Я – художник в душе, и всегда ищу в великих произведениях живописи былых веков если не ответ на вопрос о причинах событий, то хотя бы некоторое утешение от того, что когда-то люди могли достойно пережить беду… Фантасмагории Босха, «Безумная Грета» Брейгеля, «Бедствия войны» Гойи, «Всадники Апокалипсиса» Дюрера и, наконец, великий спор Микеланждело и Леонардо на стенах палаццо Веккио о том, как должна выглядеть война. Красота обнаженного тела, благородные лица, грациозные позы воинов, готовящихся к битве при Кашине — и лишенные всего человеческого, искаженные злобой и яростью лица всадников в схватке за знамя в сражении при Ангиари.

 

Занимаясь вопросами восстановления, я посещал разрушенные города и поселки, видел слезы и страдания людей. И вы знаете, я убедился в том, что в нашем Донбассе, несмотря ни на что, победила трактовка Микеланджело. Я имею в виду наших жителей. Они не держат в руках оружие, но они тоже воины. Потому, что погибают. Да, в их душах кипела ярость на врага, их сердца терзала боль утрат и лишений и лица их не всегда были светлыми и одухотворенными… Но они были прекрасными, потому, что в их глазах светилось достоинство и вера в свою правоту.

 

Как бы это не звучало кощунственно, но война для меня оказалась в какой-то мере и полезной. Я научился по-иному ценить то, к чему привык раньше и воспринимал как должное: свет и тепло в доме, тишину за окном, смех детей, спокойные лица стариков… Ценить дружбу и верность. Думаю, в душе многих из нас был свой Страшный Суд, когда мы решали для себя: остался ли твой друг твоим другом, брат – братом, сестра – сестрой или они навсегда исчезли из твоего мира. Возможно, Господь рассудил бы иначе, но каждый из нас имеет право принимать решения самостоятельно.

 

Раньше люди создавали свои собственные точки отсчета в океане мирного времени: это было при Хрущеве»… «при Брежневе»… «при Горбачеве»… Теперь в Донецке все эти разные периоды слились в один и слово ему – «это было до войны». Пошел отсчет нового времени. Мы живем во время войны. Но мы обязательно будем жить и «после войны». Жизнь продолжается.

 

 

 

 

Энрике Менендес, экс-предприниматель, участник группы «Ответственные граждане», 31 год:

 

"К такому жизнь меня не готовила» – говорит популярная в интернете фраза. Не сойти с ума, не оскотиниться и просто выжить – вот три задачи, которые решались в течение года. Как и большинство людей в Донецке, я прожил год не своей жизни. До войны – предприниматель, чей бизнес хорошо развивался, теперь – волонтер, который, как и мои друзья, занялся гуманитарной помощью потому, что нашему региону это было нужно, а не потому, что этого хотелось.

 

Воспоминания фрагментарны – вот мой офис еще работает, а из окна уже виден дым над донецким аэропортом. Это 26 мая, первый авиаудар по Донецку. А вот я уже один в городе – выслал свою семью и все мои сотрудники тоже разъехались кто куда. В какой-то момент в городе остались считанные единицы из знакомых.

 

Июль – в город входит «славянская» колонна Стрелкова и наша жизнь изменилась навсегда. После этого – 4 месяца работы на раздаче гумпомощи и постоянная попытка объяснить всему миру, что нельзя так поступать с городом.

 

Хочется видеть перед собой перспективу. Работать на конструктив, а не только спасение. Чаще видеть дочь в конце-концов. Один вопрос – когда?

 

 

 

 

Юлия Андриенко, корреспондент газеты «Университетские вести», 39 лет:

 

Когда-то мечтала отдыхать на море дольше, чем десять куцых дней, предоставляемых стандартной путевкой. Это было не по карману, но удалось в этом году. Пансионат на море стал прибежищем для моей семьи почти на три месяца после подвалов Авдеевки, где мы прятались от бомбежек. На море смотреть в конце мы уже не могли.

 

Квартиры моей на пятом этаже в Авдеевке, уже нет. Еще в январе в ней вылетели окна от взрывной волны, через несколько дней попадание в крышу. Откуда прилетело? Не знаю, снаряды гимнов не поют, да и какая разница. Теперь у нас, как в песне «вместо крыши – небо голубое». Стараюсь гнать от себя образы, заливаемой дождями квартиры, торчащей из стен арматуры и испорченной мебели. Главное – мы с детьми живы. Наша семья еще в октябре переехала на съемную квартиру в Донецке. Для меня это родной город: здесь я учусь, работаю, и душа моя тут ликует. Всегда мечтала переехать сюда, но не думала, что Господь воплотит мечту таким образом.

 

В этом году я оканчиваю университет по специальности журналистика и получаю два диплома: один – родного Донецкого национального, другой – вуза РФ. Признаюсь, о таком я даже не мечтала. Сейчас усиленно готовлюсь к защите.

 

Этот год показал, что вокруг меня гораздо больше людей, чем я думала. В моей судьбе приняло участие столько человек, что сложно и перечислить. Те, с кем мы учились 20 лет назад, не спрашивая, высылали деньги, помогали коллеги, соседи, а незнакомый продавец на рынке Донецка, узнав, что мы из Авдеевки, подарил вещи моей маленькой дочери.

 

Я стала более сентиментальной, а еще хозяйственней. Пять видов блюд из одной крупы? Легко!

 

 

 

 

Владислав Русанов, писатель-фантаст, 48 лет:

 

Минувший год, военный год, изменил всех.

 

Лгут те, кто рассказывает, что в их жизни ничего не поменялось. Мы, жители Донбасса научились не замечать ненависть к себе и скрывать свою ненависть под маской равнодушия. Мы научились отличать на слух работу гаубицы и миномета, по внешнему виду воронки определяем, что прилетело.

 

Лично я научился улыбаться, когда хочется утопиться, и находить убедительные ободряющие слова для окружающих тогда, когда уже сам ни во что не веришь. Я научился сохранять каменное лицо, когда звонят и говорят: «Помнишь такого-то? Погиб под Авдеевкой. Завтра похороны».

 

Мое «нет» перестало обозначать «может быть, если поуговариваете». Я могу ударить человека, но, слава Богу, пока еще не могу выстрелить.

 

Я научился любить тех, кто прожил этот год в моем городе и не изменил ему. Не важно, какие мотивы двигали этим человеком.

 

Самое главное, что я понял, что не только Донецк нужен мне, но и я нужен ему. Может, это больная фантазия, но я ощущаю, что я здесь не просто так. Кому-то и зачем-то это нужно.

 

 

 

 

Татьяна Новикова, педагог, 32 года:

 

Сложно сказать, каким был этот год. События разбросаны в памяти осколками мозаики: снаряды, выстрелы, разрушенные дома, смерть… Все никак не складывается в единое целое, поэтому сложно анализировать. И…не дай Бог сложится.

 

Мы все это время жили в Донецке. Когда бомбили наш район, ненадолго выезжали в Макеевку. Там было немного безопаснее, но отчетливее слышны залпы с аэропорта и Ясиноватой. Лето принесло минометные обстрелы, отсутствие воды и света. Зима добавила отключение отопления, сорванные уроки в школе и очередную порцию гибели мирных жителей. Это факты. С эмоциями сложнее. Кажется, будто все, что ты видел в фильмах, становится твоей реальностью. Трудно подобрать слова, чтобы передать страх при виде пустого летнего города. Когда в парке в четыре часа дня нет ни одного человека, когда смотришь в окна пятиэтажки напротив, а свет горит только в двух окнах. И ты каждый вечер с надеждой поглядываешь — не появился ли где еще? Но после очередного обстрела радуешься тому, что светятся хоть эти два. Невозможно найти слова, чтоб утешить тех, кто потерял близкого или в один миг лишился жилья. И чувство, с которым смотришь на тело убитого, а после идешь на работу, непередаваемо. Факты никогда не объяснят, как страшно выходить на остановке, где пару часов назад погибли люди, как больно видеть цветы и поминальные лампадки каждое утро. Сложно объяснить, почему так тяжело, но необходимо врать детям, что все будет хорошо. Когда ребенок, прижимаясь к тебе, каждый день спрашивает:

 

-Мама, это далеко стреляют?

— Да, да, далеко. (а гулкий звук снаряда превращается в свист)

— Мамочка, это от нас, правда?

— Конечно, солнышко, от нас (дом от резкого удара, сотрясаясь, будто подпрыгивает)

— Ой, мамочка, мне страшно, я боюсь!

И тишина…гулкая, жуткая, предвкушающая очередной удар.

— Мам, а я пойду завтра в школу?

— Нет, в школе стекла выбиты.

 

За этот год стало ясно, что не уйти от судьбы не так уж и страшно. Страшнее, когда не можешь уйти от себя. Понимание того, что ты не в силах ничего изменить опустошает, лишает сил и желания жить. Просыпаться от выстрелов, видеть смерти горожан, смотреть в глаза ребенку и понимать, что назад дороги нет, а впереди…

 

Как-то мой преподаватель сказал: «Надежда не умирает последней, она не умирает никогда». Каждый раз, глядя на свой разрушенный город, я вспоминала эту фразу. Когда же наступило перемирие, никто из дончан не верил, что будет тихо. Все ждали новых ударов, очередных ножей в спину. Наши дети до сих пор рисуют вместо цветов подвалы, наши старики вынуждены снова испытывать голод, наши храмы и кладбища разрушены и заминированы. Но город жив, он выстоял и восстанавливается. Ночью, как прежде мерцает огнями, а утром пахнет весной. Каждый дончанин чувствует его ритм. Это особое чувство можно называть гордостью, патриотизмом, родством…,а можно ничего не говорить, просто знать – пока жив город, будут живы невидимые нити, связывающие нас всех. Это дает силу, помогает выстоять, в очередной раз доказывает, что надежда не умирает никогда!

 

 

 

 

Ольга Матвиенко, преподаватель вуза, 47 лет:

 

В прошедшем году сбылось мое давнее желание. Меня тяготило потребительство как стиль и смысл всей нашей довоенной жизни, и я втайне мечтала о «настоящем» – о том, что не покупается ни за какие деньги. Война в Донецке решительно вернула меня к настоящему. Как в детстве, я снова умею радоваться мелочам: яркому солнечному дню, первоцветам во дворе, прогулке в парке, вечеру в уютном домашнем кресле с книгой в руках, просто минутам тишины. Когда не стреляют.

 

Мой донецкий дом находится в условной «зеленой зоне», но это не защищает от войны. Помню, зимней ночью началась канонада, я глядела на мирно спящую дочку и размышляла, не пора ли ее будить, чтобы спуститься в подвал. В тот раз обошлось. А один «прилет», на день влюбленных, запомнился особо. Осколок мины, которая тогда взорвалась в самом центре Донецка,  попал на университетскую кафедру, где я преподаю. Эту страшную «валентинку» мы сохранили на память.

 

Я заново влюбилась в родной город. Конечно, он мне нравился и до войны. Я никогда не мечтала уехать из Донецка. Но вот такого пронзительного, щемящего чувства раньше не было, – когда смотришь на дымящиеся руины и следы артобстрелов как на собственные раны. И желаешь ему поскорее выздороветь.  

 

Заметно изменилась городская атмосфера. Много нуждающихся в помощи, и мы стараемся по мере сил помогать другим: поделиться продуктовым пайком, отдать детские вещи, раздобыть лекарства (многие основные сейчас в дефиците), помочь деньгами. Теперь я знаю по имени-отчеству оставшихся соседей, мы поздравляем друг друга с праздниками, обмениваемся гостинцами. И искренне радуемся возвращению домой уехавших. Самое тревожное время – лето 2014 г., когда велись ожесточенные обстрелы Донецка, я с дочкой провела в безопасном Запорожье, у сестры. Но дом все равно ничто не может заменить…

 

Я по-прежнему работаю в университете, преподаю любимую историю зарубежной литературы. Успела прошлой осенью издать книгу собственных украинских переводов немецкой и австрийской поэзии. Думала, после всего пережитого не смогу переводить… Смогла. Жизнь продолжается, и это замечательно.