04.08.2017

Расставание с гландами

На тему «Так лечили в Донецке» каждый может рассказать свою историю, и не одну. Вот какую мы получили от Павла Григорьевича Ехилевского. Точнее — от его брата. Еще точнее — от Павла Григорьевича, но рассказ написал его брат. Итак, давным-давно в одной донецкой клинике…

«Напоминаем: проект был чисто литературный. Просьба не беспокоиться тем, кто
рассчитывает увидеть здесь что-то другое. И еще просим учесть: все эти произведения
писались несколько лет назад. А некоторые — и вовсе много лет тому назад.»

Этот рассказ написал мой брат Степан. О нашей жизни. И о нашем городе.

«Доктор, я могу умереть? – Конечно!»
«Мы вступим в НАТО…, по самые Нидерланды!»
(спонтанные ассоциации)

В детстве мне нравилось болеть. Все тебя жалеют, в школу ходить не надо. Лежишь себе на кровати с никелированными шариками и читаешь толстые потрепанные сказки Верховины с их поганинскими царями и песиголовцами. Выздоровев, узнаешь, что задавали и приносишь пятерки.
Последняя ангина случилась на двадцать восьмом году в начале лета. Накануне доел из холодильника гущу клубничного компота. Температура под сорок держалась две недели. Боль в горле напоминала не отключающийся паяльник. Слюна стекала из уголка рта. Глотать и говорить я не мог. Пить было нечем. Врач скорой сказал «ничего страшного», и в инфекционное отделение областной больницы я добирался своим ходом. Стараясь не упасть, жестами ответил на анкетные вопросы в приемном покое. Бестактно освободил рот от очередной порции скопившейся слюны в раковину, на мгновенье опередив бросившуюся наперерез медсестру с мусорной корзиной. В итоге был госпитализирован в состоянии средней тяжести. С некротической ангиной.
Кивком познакомился с соседями по палате и лег на свободное место. Панцирная сетка оказалась чем-то вроде гамака. При переворачивании на живот пятки упирались в затылок. Чтобы слюна не текла на пол, сердобольная нянечка подставила ведро. Через пять минут его насовсем унесла сурового вида техничка.
На обход каждый день приходил новый врач. Возле моей койки сопровождающая сестра произносила «здесь ангина», и он, молча, проходил мимо. Говорить я все еще не мог, поэтому контакта не получалось. Три раза в день приносили еду и без лишнего любопытства уносили обратно. Каждые четыре часа кололи два миллиона единиц пенициллина. Обычная доза в восемь раз меньше.
Паяльник свирепствовал. На шестые сутки без сна начались галлюцинации. Открытыми глазами белым днем смотрел штриховые мультфильмы о пушкинском Петербурге на белой стене больничной палаты.
Стояла летняя жара. Ночью окна открывали настежь. Из соседней палаты раздавались душераздирающие вопли менингитной больной. Впервые испугался, что могу умереть. Странно, но мысли о конечности жизни пришли только через шесть лет.

Меня спасла профессор. Присев на край кровати, она стала осматривать, ощупывать и простукивать, задавая удивительно точные вопросы, требующие подтверждения или отрицания простым движением головы. Никогда не забуду ощущение ее литой профессиональной силы. Мне стали делать капельницы. После первой я заснул как убитый. Нарыв слева прорвало, я начал пить, склонив голову набок и глотать жидкую манную кашу. Вернулась речь.
Это было время борьбы с пьянством и алкоголизмом. Мой сосед ухитрялся покинуть инфекционное отделение и прямо в больничной пижаме шел три километра по городу до ближайшего ликероводочного. Выстаивал очередь примерно такую, как в мавзолей и с бутылками возвращался в палату. На следующий день у одного из больных обострилась язва. С зеленым лицом в градинах пота он мучился, не имея возможности открыться врачу. Ну, я возьми и брякни, мол, не надо было пить…
Меня чуть не съели. Выяснилось, что я ничего не понимаю вообще, и от водки в принципе не может быть плохо.
Из больницы меня выписали сильно похудевшим, велели продержаться пол года без ангины и удалить гланды. Я вышел на улицу, держась за стенку.
Чуть не забыл. Медсестры тогда подрабатывали нянечками, и полы в палате мыла высокая, молодая, до судорог красивая крашеная блондинка.
И еще. Все пожилые нянечки с придыханием говорили о молодом интерне, с отличием окончившем мединститут. Шесть лет назад я тоже получил на физфаке красный диплом со средним балом 5,0. Но в больнице захотел стать врачом. Слава богу, в тот год в мединституте закрыли вечернее отделение.
В конце осени после всех анализов и санации полости рта я лег удалять гланды.
В операционную вошла женщина лет двадцати восьми – сорока пяти со внешностью совы и фигурой тумбочки. Я у нее был не первым. Белый халат, фартук, шапочка, маска, лоб и стекла очков были густо забрызганы мелкими алыми капельками.
Обколов горло новокаином, врач вдавила меня в кресло коленом и принялась довольно настойчиво орудовать глубоко во рту холодными, колючими и острыми инструментами. Гортань реагировала непроизвольными спазмами и кровавым клекотом. «Приятного аппетита» — хихикнула сова, уронив отсеченную миндалину в мой пищевод.
Время от времени она брала пинцет с шершавым марлевым тампоном и быстрыми неожиданными движениями смазывала горло неприятно теплой, соленой жидкостью. И только спустя годы я понял, что она не смазывала, а вытирала. И тепло-соленая мерзость на шершавом тампоне – моя кровь.
В палату меня отпустили своим ходом. Я прохрипел спасибо, обещал первые дни не напрягать горло и не поднимать тяжелого. Через десять минут пришла сестра-хозяйка и попросила перенести под лестницу сложенные в коридоре железные спинки от больничных кроватей.
Выписали меня через пару дней. С тех пор ангины нет, и сказки я почти не читаю. Зато на осмотре у проктолога прошу не нащупывать гланды, так как их удалили полжизни тому назад.

Pavelech