Вот рассказ Сергея Богачева, который рисует перед нами Донецк 1979 года. Он, в общем-то, о футболе — но совсем не только о футболе. Он — о городе и о жизни…

 

Он всегда о ней тосковал. Большую часть года ждал и считал дни. Их редкие встречи, в основном летом, были для него на вес золота. Она же, как летняя птичка, появившись неожиданно, могла издать какой–нибудь чирикающий звук или писк, улыбнуться загадочно, а потом опять пропасть на несколько месяцев.
Со временем, в силу обстоятельств, их свидания становились все дольше, и он был готов терпеть любые её странности и капризы, лишь бы не расставаться с ней. Он без нее болел.
Поначалу она об этом не догадывалась, потому как постоянно была занята своими, очень важными, без сомнения, делами. Даже, когда ощущала на себе его взгляд, делала вид, что не замечает. А он всегда боялся ее потревожить, разбудить, нарушить покой.
Взгляд его был теплым и добрым настолько, что ей порой становилось неловко:
— Деда! Не смотли на меня! – громко кричала на него маленькая Тоня и пряталась за большого плюшевого медведя. Буква «р» ей ещё долго не давалась.
— Антонина! Имею право! Я твой дед! – и Жора одевал на голову светлую парусиновую шляпу, чтобы прикрыть лысину. Она очень любила эту шляпу. Её можно было мять, топтать, а потом шлепать деда ладошками по лысине.
Шляпа заставляла её выбираться из любого укрытия – действовала, как блесна на хищную рыбу.
Георгий Николаевич сейчас мял эту шляпу в руках и вспоминал, как они с внучкой ходили на площадь Ленина в тринадцатый гастроном за мороженым, а потом на бульваре доедали его, наклоняясь вперед, чтобы не запачкаться – донецкая жара смертельна для любого мороженого.
Тоня нагло пользовалась слабостью деда и требовала с него мороженое в таких количествах, которые никогда бы не позволили родители, тем более, в тех местах, где они жили и работали последние пять лет. Тонин папа имел специальность горного инженера и был уважаемым человеком на своей шахте, но какое же мороженое на крайнем севере – там и без того холодно.
Последний раз дети – Тонины родители – звонили Георгию Николаевичу из Магадана с вопросом, какой у него размер старого плаща. Это значило, что они покупают подарки и скоро будут. Никогда о своем приезде не предупреждали заранее, появлялись в дверях неожиданно и шумно – в этой семье любили приятные сюрпризы.
В этом году что-то задерживались. Даже если учесть, что дети как обычно, завезут ему внучку после Сочи, а сами поедут на работу – уже август был в разгаре. Тоне до школы оставалось три недели – когда же им мороженого поесть вдоволь? Уже в пятый класс должна была пойти его любимая внучка. Одиннадцать лет – взрослая и смышленая барышня. Скоро совсем вырастет, свидания начнутся, любовь, институт, не до него будет…
С такими грустными мыслями Жора брел вниз по Гринкевича. Зашел в кафе «Шоколадница» проверить, делают ли взбитые сливки как раньше, удовлетворенный ответом бармена и прохладой подвального помещения, наметил сюда поход с внучкой. Весь путь домой Георгий Николаевич проделал неспешным шагом по теневой стороне Университетской, неся в авоське треугольный пакет молока и две городские булки.
— Шо плетешься, как неживой! Там твои уж полчаса на лавке под подъездом ждут! – дворничиха Зинаида с метлой наперевес и пустым ведром в левой руке пропустила вперед себя, чтобы не переходить ему дорогу.
— Дай бог тебе, Зина хорошего любовника за добрые вести! – Жора радостно развел руки, будто готов был её тут же расцеловать, но тетка с хохотом увернулась.
Тоня завидела своего любимого деда как только он появился из-за угла.
— Деда!!! – навстречу ему бежала девчушка ростом совсем немного пониже его самого. Каждый год он несколько дней привыкал к тому, что внуча стала на полголовы выше, разговаривает другими словами и учит его обязательно чему-то новому.
Тоня повисла на нем, как и раньше, за исключением того, что теперь она не могла оторваться от земли ногами – рост не позволял.
Семейный вечер проходил при открытых окнах, позволявших сквозняку проветривать квартиру деде на третьем этаже, с неумолкающими разговорами о прожитом годе, о новостях и планах.
По такому случаю запекли в духовке курицу на бутылке из-под кефира и натолкли пюре – сам Жора такого себе никогда не позволял. И вовсе не потому, что не хватало денег, вовсе даже нет. Жора был аскетом – эти привычки остались у него с войны. Ему хватало пожарить кружок любительской колбасы, разбить туда же яйцо и прямо со сковородки есть это все в зале, просматривая программу «Время». Для Тони это было любимым блюдом. Потом еще вымакать сковороду горбушкой мягкого хлеба, запить
лимонадом – и вот оно, счастье.
— Па, вот отработаем до нового года, и институт нам квартиру обещает. Повезет – на новом микрорайоне получим, представляешь? – дочь Георгия Николаевича Ольга служила в том же исследовательском институте, что и ее муж.
— Это где? Новые дома на окраинах, далече от центра… — Жора категорически не воспринимал общественный транспорт и предпочитал ходить пешком, потому обувь его горела как после футбольного матча.
— Говорят, на Мирном. Это в сторону Жданова.
— Ох, и выселки… — пробурчал Георгий Николаевич, указывая зятю, что он забыл подлить в рюмочку.
— Па, да хоть за городом – наконец-то у нас свое будет, — ответила ему дочь, снимая передник, — давайте поднимем бокалы за наше счастье, за наше будущее!
— Ага! За Антонину, надёжу нашу и опору! – Жора по такому торжественному случаю из серванта выдал любимые хрустальные рюмки на ножке и теперь наслаждался не только их содержимым, но и звоном чешского стекла.
Утром Ольга с мужем убыли в аэропорт, а Тоня наслаждалась своей любимой кроватью. Такая перина была только у нее – покойная бабушка запрещала ее стелить еще куда-нибудь, так и повелось. Сквозь открытое окно, выходившее на Щорса, уже был слышен звук проезжающих автомобилей, метла дворника и пение скворцов. «Мо-ло-ко» — протяжно запела продавщица в длинном переднике. Она со своей тележкой и двумя бидонами молока шла дворами аж от проспекта Ватутина, где на углу был молочный магазин. На ее клич спускались люди с бидонами и стеклянными банками. Полная, добродушная молочница профессионально наливала каждому мерной алюминиевой кружкой на длинной ручке – кому по литру,кому по три. Дверь хлопнула. Это дед Жора вернулся. За молочком спускался.
Началась у Тони царская жизнь – омлет лучше деда Жоры никто на свете лучше не делал, и теперь каждый ее день будет насыщен какими-то событиями, большими и маленькими радостями.
— Деда! А на детскую железную дорогу пойдем? А в музей? И на пляж ты обещал, на ставок! – все это Жора выслушал за завтраком.
— Тихо, тихо, Тоня! Ну то ты… успеем, конечно. Все сделаем. На вот тебе, компота, как ты любишь, — дед отлил внучке из стеклянной банки компот из красной смородины, которую она так любила.
Настали для деда Жоры те самые неспокойные дни, о которых он так мечтал весь год. Неугомонная Антонина заваливала его десятками вопросов, и он с удовольствием искал на них ответы. Ловится в Кальмиусе рыба? А что за танк стоит на Артема? А он настоящий? Почему детская железная дорога такая короткая? А как привезли к Юности самолет? А он настоящий? Почему завод слышно везде, когда он гудит? А ставок второй, он глубокий? А первый? Почему троллейбус гудит? А как в футбол зимой играют? А им почему не холодно? А пошли в Арктику мороженое шариками поедим!
Всякое их путешествие по городу заканчивалось возле танка. Как правило, первую половину дня дед и внучка проводили в соответствии с заранее намеченной программой, а когда наступал вечер, Тоня с дедом Жорой шли в сквер. Там собирались поклонники команды «Шахтер», самые ярые болельщики, знавшие о команде все подробности, вплоть до мелочей.
Георгий Николаевич имел авторитет в этой среде, знал всех лично. После каждого матча авторитетные эксперты, собиравшиеся на «брехаловке» — так называлось это место в народе, перемывали косточки всем игрокам, разбирали матч поминутно и делились последними новостями.
Антонине было интересно отчасти – она много не понимала, но старалась вникнуть, потому как страсть к футболу у нее была такая же пылкая, как и у её деда. В этот раз вокруг лавочки собралось человек пять завсегдатаев, оживленно делившихся мнениями по поводу происходящего в футбольном мире.
— Интересно, сколько дадут виновным?
— А кто виноват? Кто ж теперь узнает? — Эээ… Нам все равно правды не скажут, а пацанов жалко, да…
— Ты слышал, Жорик? Пахтакор на три года в вышке оставляют. И все игроками скидываются, чтобы вытянуть.
— Справедливо, как по мне… — Жора сразу говорил, что будут какие-то меры приняты.
11 августа утром из аэропорта Донецка вылетел самолет ТУ – 134, на борту которого в числе прочих летела в Минск футбольная команда из Ташкента. Через некоторое время случилось столкновение с другим таким же пассажирским самолетом. Возле Днепродзержинска. Все погибли.
— Теперь, какое место они не займут, хоть и последнее, в первую лигу уйдет тот, кто на ступеньку выше в таблице, — обсуждали новость корифеи болельщицких наук, потрескивая семечками и пуская облака дыма из своих папирос. Жора позволял себе курить нечасто, но здесь это было ритуалом.
— Нам то что, слава Богу, прошли те времена, когда до дна очки считали! – парировал один из дедов, что стоял справа от лавки, — сюда ходи, что ж ты, малая!

Пока мужики разговаривали за дела околофутбольные, их внуки рубились тут же на лавке в шашки. Тоня сильна была не только в «Чапаева», но и в настоящую игру, и болели за нее все Жорины товарищи, а играли по-честному, не поддавались.
— Да не дадут нам золото, не да-дут… — парировал Гоша, один из главных аналитиков сообщества.
— Гоша, шо ты предлагаешь? Крылья сложить и сдаться? Да сколько можно в хвост дышать этим всем Динамам, да Спартачам столичным… — возмутился Жора, поглядывая на доску с шашками.
— Предлагаю смотреть на вещи реально. Не дадут. Вон, Динамо отбирает себе на срочную всех мало-мальски талантливых пацанов, а потом что? Не отпускает. Так и в Москве, так везде. А мы что? Горняки – не милиция и не армия. Славик Чанов прыгал, прыгал и допрыгался вон… Торпедо захотело – Торпедо получило.
Тоня, громко стукая по доске, убила три шашки подряд и торжественным объявлением: «Следующий!» огласила свою победу.
— Гоша, если бы Заря вот так сопли пускала, да всех боялась – никогда не стали бы чемпионами Союза, — парировал Жора.

— Ой, Жорик, то когда было? Семь лет назад. И где они теперь? Вон, телипаются на дне таблицы. Разобрали их всех по одному. Все. Нет команды.Такие правила. Жора, ну шо ты как маленький?
К дискуссии о шансах «Шахтера» на чемпионский титул подключились и остальные присутствующие эксперты. Каждому было что сказать, что вспомнить и использовать в качестве подкрепления своей точки зрения.
— А что Чанов? Предатель и есть… Столичной жизни захотел? И вот тебе, сидит там же, где и Заря, — очень крепко донецкие болельщики обиделись на Вячеслава Чанова – бывшего донецкого вратаря, и Владимира Салькова – бывшего главного тренера. Провальное выступление их нового клуба — московского Торпедо вызывало в речах донецких болельщиков нотку злорадства и удовлетворения.
— Ну ладно, ладно… Это жизнь, деньги, конечно, квартиры, машины – у них там в столицах с этим полегче, но наши же тоже не бедствуют. Мужики, давайте по честному. Захотят – смогут. А Торпедо у нас по графику последнее – в ноябре. Вот там и посмотрим, кто прав был, — констатировал Жора.
— А идут ведь неплохо, — Гоша трижды сплюнул через левое плечо.
— Вторыми были в семьдесят пятом, третьими в прошлом году стали, пора бы и золото домой привезти, Жора был непреклонным в своем желании увидеть эти награды в Донецке, — состав что надо! И Носов тоже – смотри, как свежий взгляд помог, а? Думали, без Салькова загнется Шахта?
— Не говори, Жорик… У меня кум в Киеве, так тот прям злорадствовал. Капец вам настал, говорит. Никогда вы нас больше не уделаете.
— Передай куму, мы еще не решили, что с ними делать, — парировал один из присутствующих.
— Вот Гоша заронил смуту в мою душу, мужики… — Жора отработанным десятилетиями движением выбил из пачки «Беломорканал» папиросу, смял ее в двух местах и закурил, выпустив смачную струю дыма вверх. – Гляньте, как лихо столица переманивает. Станем если чемпионами – сто процентов даю: гонцов засылать будут. И через партию, и через армию, и через
милицию – всех подключат. Стесняться не будут.
— А Носов нам на что? Только пришел на главного, и сразу сдастся? – обсуждение перешло в ту фазу, когда мужики вроде и не спорили вовсе, но уже говорили громко, без оглядки на окружающих.
— А Носов не господь. Он может скандал учинить, может с начальством зарубиться, но если уж будет надобно – так ни его, ни нас тем более, не спросят.
— Ага, прав Жора. Был бы Дегтярев, так тот в обиду не дал, а сейчас – чёрт его знает, чем может обернуться это первое место…
— Та его еще взять надо, Гоша! Мясо в затылок дышит, забивать не будем – так грош цена всем этим потугам! – спор о перспективах
чемпионства любимой команды набирал обороты.
Пока корифеи «брехаловки», аналитики и любители статистики, сгрудившись вокруг лавки, ожесточенно спорили о шансах на главные медали, к ним со стороны центральной клумбы подошел лысоватый мужчина с короткими бакенбардами типичной донецкой наружности – не красавец, но взгляд уверенный, походка крепкая.
— О чем спорим, мужики? – с улыбкой спросил гость. Его появление здесь не прогнозировалось, и было практически невозможным, потому вызвало некоторое замешательство и секундное затишье.
— Удивлены, не скрою… — Жора протянул Старухину руку. – Георгий, очень приятно.
— Виталий, — с улыбкой ответил нападающий, хотя ему представляться не было никакой необходимости.
Каждый из мужиков посчитал за честь пожать руку центральному нападающему, личное знакомство со Старухиным, – это большая честь для болельщика.
— О! А я тебя знаю, дядь! – воскликнула Тоня, оторвавшись от шашек. Всеобщее внимание к вновь пришедшему заставило её напрячь память – лицо его точно было знакомо. – Ты бабуля!
Всеобщий смех разрядил официальную поначалу обстановку.
— Ну, бабуля, так бабуля, как скажешь, а ты кто? – спросил Старухин девочку.
— Тоня. А тебя так и звать?
— Свои меня Виталиком зовут, а Бабуля, это так, ругают когда медленно бегаю.
— Так, а ты быстро бегай, Виталик. Бабуля – это же обидно наверно? – Тоня со всей своей детской непосредственностью не могла разобраться, почему этого здорового дядьку так прозвали.
— Тонь, я бегаю изо всех сил, ты же видишь? Мне ж не надо прямо быстрее всех быть. Мне надо в нужном месте оказаться. И потом, бац – и там.
— Дед говорит, что хоть ты и лентяй, но молодец. Да, дед? – Тоня посмотрела на деда Жору а все остальные искренне рассмеялись.
— Точно, внучка. Бабуля – талант! Спорим, вот, Виталий, будет Шахтер чемпионом или нет.
— Неблагодарное это дело, мужики. Сглазите. Вроде держим пока макушку таблицы, настроение такое, что может получиться.
— Дядя Виталик, мы тебя дразнить не будем, если ты обещаешь Локомотиву гол забить, — Тоня была в курсе ближайших планов деда – в понедельник после дня шахтера отвести ее на футбол. Дед каждый год брал её с собой на какой-нибудь матч, а если получалось, то и на две игры. Не мог же он её одну дома оставить, но и футбол пропустить – тоже не мог.
— Ух ты, я таких девчонок не видал еще. Ты что, по-настоящему болеешь? – удивился Старухин.
— Не, дядь Виталик. Я недавно болею. Это дед у нас болельщик настоящий, — Тоня кивнула в сторону Жоры.
Старухин залез рукой в правый карман и, сосредоточенно там порывшись, достал билет на игру с Локомотивом:
— Слушай, Антонина, ну один у меня, что поделать… Зато сектор центральный. Придешь завтра?
— А если обещаешь забить, то приду. Только с дедом. — Заметано. Забью. Приходи с дедом.

***

Всю дорогу домой Жора рассказывал внучке о том, почему Старухину удается забивать головой, как он первые матчи играл в Шахтере под фамилией Черных, и о странностях тренеров сборной команды, которые упорно не берут его в состав.
Завтрашний день обещал много интересного – Жора обещал после похода на ставок по пути на стадион зайти в Шоколадницу поесть сливок взбитых. Тоня их обожала. Знаменитая дедова яичница с любительской колбасой на ужин была особенно вкусной в этот раз – Жора добавил мелко порезанный помидор и посыпал сверху зеленым лучком. Лето все же, витамины надо детям давать, до мандаринов еще далеко.
Утром Тоня как обычно не спешила вставать, пользуясь тишиной в квартире. Тихо – значит рано еще. Жора встает с рассветом – всю жизнь учителем проработал до пенсии, в школе к семи утра уже бывал. Но почему так жарко? Солнце уже высоко.
Тоня, поправляя свои запутавшиеся волосы, вышла в коридор, чтобы глянуть, который час. Шишку на цепочке часов с кукушкой, висевших в коридоре, Тоня подняла вверх – стрелки показывали без четверти десять.
— Деда! Ты где? – Тоня пошла на кухню, но и там не было следов Жориного пребывания.
– Ушел что ли? – вслух рассуждала девочка, но на обратном пути заметила, что цепочка на двери накинута.
— Деда! Куда ты делся? – Тоня зашла в зал, где Жора любил спать летом на диване – там дверь балконная открывалась.
Скорая приехала быстро. Тоня даже не успела пижаму переодеть. Продиктовала доктору фамилию, имя, отчество, год рождения, все рассказала, что спрашивали. Доктор давление меряла, пульс, зрачки проверяла. Потом принесли носилки и врач спросила: «Есть кто из старших?»
— Мама вечером будет… — Тоня знала, что она прилетит сегодня.
— Скажешь маме, что дедушку вашего в больницу увезли с подозрением на инфаркт. В больницу Калинина. Кардиологическое отделение. Запомнила, девочка?
— А я? Мне можно? Я его не могу одного оставить, он меня никогда не оставлял! – сквозь слезы проговорила срывающимся голосом Тоня.
— Нет, девочка, тебе нельзя. Это реанимация, тебя не пустят. И потом, тебе же нужно маму дождаться. Запомнила?
Скорая помощь уехала без сирены – просто со включенной синей мигалкой. И сквозь ее стекла, покрашенные изнутри белой краской, было совершенно не видно, как доктор скорой помощи оказывает первую помощь больному…
Тоня ходила по квартире, не останавливаясь. Деда увезли, мамы еще нет. Что делать, как помочь ему? Только за сердце держался, ни слова не сказал. Хоть бы мама прилетела, хоть бы самолет не задержали. А что сейчас делать? Как быть? Ждать тут, пока дед там помрет? Так, а кого просить о помощи? Она никого не знает здесь… Хотя, почему никого? На трюмо лежал билет на
сегодняшний матч.
Где находится стадион Локомотив, дед Жора показал ей, когда шли на детскую железную дорогу кататься. Найти его было не сложно. Люди ручейками стекались ко входам на арену, где предъявляли билеты и заходили внутрь.
— Девочка, где твой папа? – спросил человек с повязкой на руке, стоявший возле больших ворот, одна створка которых была открыта для пропуска болельщиков.
— А он велел вперед идти, на сектор и билет вот дал, — Тоня предъявила бумажный лоскуток.
— Вот, родитель… Давай быстрей, там игра уже началась. И с места своего не уходи, отец же тебя искать будет, — посоветовал человек с повязкой.
Стадион шумел, волновался, свистел и гудел топотом ног – наши подавали угловой. За игрой Тоня не следила – она высматривала только одного человека, которого знала на этом стадионе. И она его высмотрела.
Нашла, как дед и рассказывал – у чужих ворот. Счет был в нашу пользу, и публика на трибунах радостно приветствовала каждый прыжок Старухина в попытке попасть головой по мячу. Подача – и под восторженные крики болельщиков он бежит к центру поля, обнимаясь с игроками в оранжево –черных футболках. Судья дал свисток на перерыв, команды отправились в раздевалки, и Тоня не успела добраться до нужного места – милиция не пускала ближе, а вечно пронырливые пацаны перегородили все подступы к выходу из подтрибунного помещения. Пришлось смотреть Тоне и второй тайм, но на этот раз она была настроена решительно и заняла место на подступах к коридору, в который должны были заходить команды.
Табло светилось цифрами 4:1 в нашу пользу. Гости уходили быстро и опустив головы, а хозяева принимали поздравления с очередной, такой важной победой.
— Дядя Виталик! – Тоня звала его изо всех сил, размахивая руками.
— Бабуся! – орала пацанва, оттесняя ее назад.
Тоня в ярости стала работать локтями, сопротивляясь толпе, выдавливавшей её.
— Дядя Виталик!!! – Старухин услышал, как его зовут непривычным для стадиона именем, и увидел свою новую знакомую, пытавшуюся прыгать повыше, чтобы он ее заметил. Каждый из болельщиков, пробившихся к коридору, стремился прикоснуться к Старухину, похлопать его и поздравить с победой. Некоторые тянулись с календариками, чтобы взять автограф.
Милиционеры, заметив, что с трибун люди ринулись вниз, попросили Старухина пройти в раздевалку и стали между ним и собирающейся толпой.
— Дядя Виталик! Дед в больнице! Дядя Виталик! Что мне делать? Я не знаю где это! – кричала девочка в его сторону. Все, что она успела заметить – это его жест, показывающий, что ей нужно обойти с другой стороны и ждать.
Он заметил. Он её запомнил.
Тоня поспешила вырваться из толпы и, поднявшись опять на самый верх трибун, спустилась с другой стороны, туда, где стояли автобусы. Ближе её опять не пустила милиция, но теперь она была умнее – пошла не там, где стояла толпа, а отошла в сторонку и подождала.
Приветственный свист означал, что футболисты «Шахтера» вышли к автобусу.
— Пустите, пустите! – Тоня шмыгнула между милиционерами, стоявшими в оцеплении.
— Куда? Нельзя! – сержант пытался удержать ее за руку.
— Я к дяде Виталику! Мне надо! — Тоня как-то извернулась и побежала к автобусу. Старухин не садился в него, высматривая девчушку в толпе болельщиков.
— Я здесь, дядь Виталик! – она махала ему руками и бежала навстречу.
— А дед где? Ты же обещала! – смеясь, встретил её футболист.
— Его скорая увезла, доктор сказал, что инфаркт, что мне нельзя, а я не знаю, где эта больница! И меня туда без взрослых не пустят! – она выпалила это все быстро, срываясь на плач от обиды на весь взрослый мир.
— Так, стоп… Что сказал доктор? Какая больница?

***

— Да будет жить, не переживайте, сделали все, что возможно… — заведующий отделением рассказал Тоне и «дяде Виталику» о том, что самое худшее позади – пациента вытянули с того света. Тоня плакала то ли от счастья, то ли от безысходности. Деда она увидела, но только через дверь. К нему были подключены какие-то провода, рядом стояла какая-то штуковина, похожая на их школьную вешалку, что стояла в классе, только на ней еще висели какие-то пузырьки.
— Пациент ни в чем не нуждается, все медикаменты у нас в наличии. Через время нужно будет его перевести в отделение. Когда – сейчас не скажу точно, вот там увидитесь. Но увидитесь – это точно, не расстраивайтесь, барышня! – доктор вытер с Тониной щеки слезы.
— Спасибо вам, доктор… — Старухин пожал ему руку и с озадаченным видом отправился к выходу, уговаривая Тоню не плакать.
Тут же, в дверях, они столкнулись с женщиной, бегущей в отделение в накинутом на плечи халате – Тонина мама, приехав из аэропорта, нашла в двери записку от дочки о том, что дед в больнице, ключ под ковриком, и она отправилась искать Жору.
— Тося! Тося! – мама кинулась ей навстречу, отрывая её руку от незнакомого мужчины. — Что с дедом, кто это, Тося?!
— Мам, не волнуйся. Уже почти всё в порядке с дедом. А это – Бабуся…Ой, прости дядь Виталик, ты же забил, а я обещала…