В этот пасмурный, но светлый день редакция сайта "Донецкий" поздравляет всех женщин, а особенно — тех, кто имеет отношение к нашему ресурсу. Желая им красоты и счастья, мы публикуем, соответственно, рассказ о символе и того, и другого. По крайней мере, того… Олег Измайлов в свойственной ему душевной манере повествует о том, как будущая народная артистка СССР Элина Быстрицкая, одна из главных красавиц советского кино, в военные годы жила и работала в Сталино…

 

Обычное дело для Донецка — через него проходили линии жизни многих ставших впоследствии известными людей, но следы их затерялись в выцветших строчках забытых воспоминаний.

 

О том, что выдающаяся русская актриса, Аксинья из "Тихого Дона", тоже как-то связана с Донецком, в самой столице Донбасса, уверен, знают единицы. Между тем, Эллину Авраамовну в наш город, тогда еще Сталино, привели фронтовые дороги. Вряд ли ее взгляд трогали рассветы и закаты над ковыльной степью, удивляли бесконечные терриконы, ей, 15-летней, приходилось с утра до ночи трудиться в госпитале, о чем она много лет спустя сказала так: "Господи, я столько беды видела, столько смертей от ран, я так часто слышала взрывы бомб и снарядов, что это стало обыденным делом".

 

О том, что вместе с эвакогоспиталем Эллина прибыла е месту службы в Сталино на третий день после того, как наши войска очистили его от захватчиков, сама Народная артистка СССР рассказала несколько лет назад в интервью "Бульвару Гордона". Рассказывая о том, чем занималась лаборантка армейского ЭГ-3261 актриса Элина Быстрицкая, делилась страшными воспоминаниями:

 

— На все это (раны, отрезанные конечности — авт.) я насмотрелась в операционной, потому что, хотя и числилась санитаркой, работала лаборанткой. Хирурги меня звали, когда нужно было сделать анализ крови, определить ее группу, так вот, там стояли тазы, в которых лежали ампутированные конечности. В приемном покое солдаты лежали в ужасной грязи — их же доставляли прямо с передовой, — и страшнее, чем разорванные, окровавленные шинели и гимнастерки, чем облепленные глиной сапоги, были вши, ползущие прямо по полу".

 

Кроме всего прочего, Быстрицкая вспомнила, что прифронтовой Сталино, лежавший в руинах и погружавшийся ежевечерне в плотный мрак, был не только непригляден, но и конкретно опасен. От госпиталя до квартиры, вспоминает актриса, ходила, сжимая в кармане шинели остро заточенную металлическую расческу.

 

Вот, собственно, и все. В том, "бульваровском" интервью у Эллины Авраамовны просто не было нужды вспоминать о жизни донецкой больше и подробнее. Да и что еще было вспоминать? Война с ее ужасами — далеко не самый желанный объект памяти…

 

Но, как иногда это случается, донецкая биография легендарной советской актрисы была неожиданно дополнена с той стороны, о которой можно было догадываться, да ни за что не догадаться.

 

Так случилось, что в 2003 году питерский журнал "Нева" опубликовал воспоминания старого фронтовика Константина Машинина. Может, у этих бесхитростных, искренних, но в целом совершенно рядовых воспоминаний не было бы шанса попасть на журнальные страницы, но имя Быстрицкой эту возможность запискам бывшего военфельдшера предоставило.

 

Присовокупив их к воспоминаниям самой актрисы, мы узнаем гораздо больше. Причем, не только о Быстрицкой, но и о некоторых подробностях жизни в Сталино сразу по освобождении его.

 

Например, о том, что под госпиталь, в котором лаборанткой работала юная Эллина, приспособили "Центральную поликлинику" — почти наверняка это Первая горбольница, чьи корпуса занимали некогда часть площади Ленина. Когда эвагогоспиталь прибыл в Сталино 11 или 12 сентября 1943 года, было еще не до восстановления города, фронт еще был совсем рядом. Машинина, раненого в ноги и спину, привезли 5 октября. Японских военнопленных, которые споро потом работали на разборке руин улицы Артема, тоже еще не видать было, но жизнь налаживалась. Машинин вспоминал, что уже ходили по городу немногочисленные трамваи. Ходили с такой скоростью и так часто ломались, так часто пассажиры толкали вагоны, замиравшие от недостаточной подачи электроэнергии, что граждане предпочитали пешком ходить, а не ездить общественным транспортом.

 

"К нам часто в палаты приходили шефы: девушки из средних школ с учительницами с Рученкова (так в тексте — авт.) и Стандарта (районы города), реже — шахтеры, которые рассказывали о восстановлении затопленных шахт и о своем тяжелом и опасном труде. Девушки декламировали стихи, плясали, пели под гитару, приносили собранную ими литературу. Мне подарили книгу "Берко-кантонист" С. Григорьева. На торжественные вечера они приглашали нас к себе в школы, угощали кондитерскими изделиями собственного производства. Приглашали нас и в детские сады", — вспоминает фронтовик.

 

Машинин приводит и ряд интересных мелочей, которые могут пригодиться краеведам. Например, рассказывает, что выздоравливающие уже в ноябре-декабре 1943-го ходили на концерты в "драмтеатре имени Артема, послушать музыкантов из Прибалтики с очень красивыми духовыми инструментами", а иногда — и на киносеансы в кинотеатр им. Шевченко, "который спасли местные женщины за самогон, упросив румынских подрывников не разрушать уже подготовленное к взрыву здание".
Драгоценные для любителя донецкой истории детали той жизни…

 

Из воспоминаний Машинина мы узнаем, что молоденькая Эллина Быстрицкая была в госпитале не одинока, вовсе не без присмотра. Ее мать, Эсфирь Исааковна Быстрицкая, служила шеф-поваром госпиталя. С ее разрешения Машинин однажды начал провожать Эллину от госпиталя до квартиры. Одной заточенной расчески было, конечно, недостаточно, куда надежней девушке было, когда рядом шел военный с пистолетом в кармане.

 

Машинин так вспоминает начало короткой дружбы с Быстрицкими.

 

"Вечером в подвал, где располагался пищеблок, пришла юная темноволосая девушка с двумя косичками и обратилась к Эсфири Исааковне: "Мама, я закончила работу, пойду домой". Эсфирь Исааковна ответила: "Элочка, подожди, я тебя покормлю, а потом пойдешь". Зная, что на улице уже темно, я обратился к ее матери: "Разрешите проводить?" На что Эсфирь Исааковна ответила: "Я была бы вам очень благодарна, если бы вы это сделали". Я быстро оделся в длинную не по росту шинель и пошел провожать девушку с пистолетом ТТ в кармане. Проводы стали постоянными. В госпитале я лечился пять месяцев. Из-за образовавшейся трофической язвы мне была сделана повторная операция. В это время Элину провожали мои товарищи. В феврале 1944 года после выздоровления Эсфирь Исааковна пригласила на прощальный ужин меня и капитана, татарина, командира батальона (фамилию не помню). Он тоже провожал Элину, когда я не мог вставать после повторной операции.

 

К нашему приходу семья была в полном сборе: хозяйка дома — Эсфирь Исааковна, старшая дочь Элина и маленькая Софья, как мне показалось, дошкольного возраста. Отец семейства, военный врач-инфекционист, служил вдали от семьи. Домашний уют напомнил нам родной дом: родителей, братьев и сестер, с которыми не было связи. Мы сидели в теплой небольшой уютной комнате у стола, в кругу дружной гостеприимной семьи. Настроение было хорошее. Мы рассказывали о себе, о наших семьях, о скором возвращении в свои части, которые за время лечения ушли далеко на запад… В их квартире хорошо запомнилось небольшое кресло со спинкой, стоявшее у стены, на котором сидели Элина к Эсфирь Исааковна по краям и в середине я, под конец встречи раскинув руки на спинке. Отдохнув в домашней обстановке, как бы получив благословение и напутствие на удачу в боях и счастливое возвращение, мы на прощание обнялись".

 

Так жизнь свела простого питерского паренька, носившего в себе с той поры 4 осколка, и будущую всенародную любимицу, одну из звезд советского кинематографа 50-60-х, Эллину Быстрицкую. Много лет спустя им удалось накоротке встретиться несколько раз, и вспомнить войну, госпиталь, юность и свойственную ей жажду жизни и счастья. А также Сталино/Донецк — разрушенный войной промышленный центр. Сколько после того сорок третьего года им довелось таких еще увидеть. Война, она ведь все города и веси причесывает однообразно — на свой ужасный и дикий вид.

 

Олег ИЗМАЙЛОВ