Донецкий национальный технический университет – старейшее высшее учебное заведение города. Образован в апреле 1926 реорганизацией из горного техникума, который существовал с марта 1921 г. В апреле 1935 было принято решение создать на базе Донецкого горного, металлургического и углехимического институтов единый — Донецкий индустриальный институт (ДИИ). 19 марта 1960 г. реорганизован в Донецкий политехнический институт (ДПИ). Статус университета получил после прохождения аттестации в 1993-м.

Однажды году так в 1923-м курсанты-шахтеры (так назывались в то время студенты Донецкого горного техникума), придя в родное учебное учреждение, с негодованием увидели на досках следующий текст: «По случаю дня Казанской Божией матери занятия отменяются». Но еще более сильные эмоции испытали они, когда увидели те же слова, написанные на доске объявлений знакомой всем рукой ректора Мухачева. Конечно, ректор был человеком верующим, не скрывал этого и поступил по совести, но разве это оправдание? Хорошо еще, что в те времена парторганизацию техникума возглавлял Никита Хрущев — молодой, но уже проверенный большевик. Ректора одернули. А некоторое время спустя ему пришлось уйти. По собственному желанию. Не вписался в коллектив. Как говорится, авария — столкнулся с жизнью.

Экзамены как пережиток

До революции в Юзовке существовала политехническая школа, готовили в ней специалистов среднего и младшего звена. После октября 1917 года она канула в небытие. Зато каким-то образом выжил Горловский горный техникум, основанный еще в 1876 году. Но Горловка уже бесповоротно утеряла статус главного промышленного центра Донбасса. Поэтому в декабре 1920 года в Донецкий губнаробраз создал комиссию во главе с помощником начальника Юзовского горрайуправления ЦГКП (Центрального правления каменно-угольной промышленности) Исаем Марковичем Пугачем. Целью ее положили обследовать состояние и работу Горловского горного техникума с последующим преобразованием его в вуз и перемещением в Юзовку.

Донецкому техникуму выделили двухэтажное здание бывшего коммерческого училища. Для студенческого общежития отдали дом бывшего ночлежного пункта земства, для мастерских и лабораторий — 10 разрушенных казачьих казарм и конюшен. На ремонт и оборудование помещений раскошелились на семь миллионов рублей (правда, трудно сказать, какую реальную стоимость имел тогда один «лимон»). Для обучения установили трехгодичный срок. После годовой практики выпускники получали гордое звание — «инженер узкой специальности».

Первых студентов набрали с большим тщанием и социальным смыслом. Пролетарии любой ценой должны были составить большинство студентов (в смысле, курсантов-шахтеров). Для особо отсталых, дабы подготовить к учебе в техникуме, учредили рабфак. В результате, подавляющую часть студентов составили таки передовые рабочие заводов и шахт, причем не какие попало, а с трудовым стажем 10-15 лет. Из 208 человек (первый набор техникума) их оказалось 164. Остальных рекрутировали из учащихся той самой Юзовской политехнической школы, которая погибла под обломками старого мира. Зачисляли, отметим, без вступительных экзаменов. Это считалось то ли просто излишним, то ли буржуазным пережитком.

Громовой удар красного студенчества

Из статьи И. Замдберга «Традиции» («Социалистический Донбасс», 15 июня 1946 года): «Типична история студента первого набора Булгакова Г.Н. Сорокалетний человек, отец семейства, он работал токарем на Сталинском металлургическом заводе и без отрыва от производства учился. Чтобы попасть на занятия, ему ежедневно приходилось проходить 6 километров туда и обратно. Но твердыня науки была взята — Булгаков стал инженером».

Пролетарски ориентированные студенты отвечали родной власти любезностью на любезность. На митинге, посвященном открытию техникума, слушатель первого курса Николай Ачкеев говорил: «Как жили трудящиеся и шахтеры Донбасса? В лачугах, в нищете. Читать, в лучшем случае, учились по трактирным вывескам. Спасибо Советской власти за ее заботу о нас. Красное студенчество на подлые происки мировой буржуазии готов ответить громовым ударом».

Первый звонок в торжественной обстановке дали 30 мая 1921 года. Провели митинг, с пламенной речью выступил И. Пугач. А чуть раньше был произнесен другой зажигательный спич. Исполнил его славный революционер Артем, прибывший в Юзовку как раз с целью инспектировать подготовку техникума к запуску. Он произнес фразу, которую с тех пор считали долгом вставлять в каждое издание об истории вуза: «Я уверен, что на месте создаваемого техникума в будущем вырастет высшая горная школа». И ведь прав оказался товарищ Артем!

За фунт хлеба и приварок

Первым студентам пришлось несладко. Выделенные помещения были весьма слабо приспособлены для организации учебного процесса. Пришлось студентам для начала объединиться в бригады механиков, электриков и строителей. После занятий они каждый божий день работали по 3-4 часа, доводя помещения до кондиции. Если учесть, что время было весьма голодное, трудно понять, как люди выдерживали такое напряжение. Паек включал в себя всего фунт хлеба и какой-нибудь, как тогда говорили, «приварок». Единственно, помогал революционный энтузиазм. Эти несгибаемые люди построили кочегарку, электростанцию, мехзавод. Узкоколейку проложили. Провели отопление, водопровод. В декабре 1921 года вступило в строй общежитие на 100 мест, заработали столовая, баня, прачечная, парикмахерская.

Хотя в августе казалось, что все кончено: студентам было отказано даже в том скудном рационе, какой поначалу выделялся. Делать нечего, пришлось объявить перерыв в занятиях. Наиболее рьяные продолжали заниматься благоустройством помещений, другие (их все-таки оказалось большинство) ушли работать на предприятия. Надо было как-то спасать семьи от голода.

Пайки отменили по простой причине: не стало денег. То, что отпускалось народному образованию, уходило на борьбу с беспризорностью (по тогдашней формулировке «на помощь голодающим детям»). Число беспризорников в Донецкой губернии приближалось к 50 тысячам. Да и общая ситуация в регионе не благоприятствовала. Разруха, знаете ли, под городом шастает Махно-не-Махно, но какая-то нечисть. Опять же, постоянные перебои с электроэнергией. Иногда свет вырубался в разгар лекции. Но в темноте несгибаемые студенты тоже не скучали. Кто-то запевал, песню подхватывали все присутствующие. Так и коротали время до следующего озарения.

От «Ясиноватского вокзала» — до «крейсера Коминтерна»

О студенческом быте. Его, как такового, не было вовсе. Об уровне общежития говорит хотя бы то, что впоследствии его переоборудовали под гараж. Вообще-то официально оно именовалось «Домом пролетарского студенчества», но из-за кошмарной перенаселенности общежитие называли «Ясиноватский вокзал». Позже, когда помещение разделили перегородками, ему подыскали более пристойное наименование — «Крейсер Коминтерна». Даже в таком хлеву умудрялись, однако, поддерживать какой-то порядок. Следили за чистотой, подбирали окурки с полов. Играть на музыкальных инструментах разрешалось только по выходным, да и то, в строго определенные часы.

В общежитие, впрочем, поместились не все. Довольно большое количество студентов прописали в доме № 58 по 8-й линии. Когда вселялись, знали, что соседями окажутся торговцы-перекупщики. Отнеслись к этому без восторга, хотя и спокойно. Но прошло совсем немного времени и отношение к вольным торговцам в корне изменилось. Нэп потихоньку начали «щемить», на торговцев навесили ярлык «спекулянты» и выселили из дома № 58.

В 22-м году помещения техникума были, наконец, доведены до ума. Вступило в строй второе общежитие. Теперь студенты работали после занятий уже не каждый день, а всего раз в неделю. Относительный порядок был наведен и в таком непросто деле, как организация учебного процесса. Здесь пролетарский энтузиазм мало чем мог помочь. Требовался специалист. И таковой нашелся в лице профессора Рождественского. К 1923 году его стараниями подготовили «методическое кредо» — так называлась инструкция по учебной работе. Он сумел понять, что нужно новой власти, и нашел требуемую степень сочетания труда с учебой. Для работы в мастерских отводился целый день. Разбивались на бригады и отводили душу в жизнеутверждающем труде за токарным станком, кузнечным молотом или, скажем, в литейном цехе. За спиной у студента неусыпно бдел преподаватель, осуществляющий связь теории с практикой.

Своеобразные практические занятия предусматривались и при изучении социальных дисциплин. Изучаются, скажем, крестьянские войны периода развитого феодализма, а отдельный вечер выделяется для обсуждения жизни и деятельности Степана Разина. Шли еще дальше. Наладили связь с городским театром, и юзовские служители муз по воскресеньям ставили для студентов спектакли на революционные темы. Ну а после представления, и это вполне логично, устраивалось коллективное обсуждение с участием преподавателей.

Отвлекались от учебы в кружках: драматическом, хоровом, шахматно-шашечном (для последнего, специально закупили «4 пары шахмат и 2 шашек»). 1 апреля 1922 года вышел первый номер студенческой газеты «Техника и коммунизм». В ней работали те молодые люди, в чьих душах физика умудрялась сосуществовать с лирикой. О характере публикаций в «Технике» дает представление вирш С. Доронина от 1923 года:

Мы испытываем муки ошибок,
Безумную радость побед!
Мы идем среди слез и улыбок
Мы, может, иногда плохо видим,
Мы, может, иногда ошибаемся,
Но сомнений, сомнений в сердцах у нас нет.

Какой досуг в стране победившего социализма без лекций и диспутов? Они были регулярны и отменить их не могло никакое стихийное бедствие. К примеру, в декабре 1923 года в городском клубе имени Энгельса проходил диспут на тему «Кому нужна вера в Бога». На улице мело, погода свирепствовала. Но вот в дверях появился краснолицый молодой человек и, перекрывая шум дискуссии, сообщает, что замело подъездные пути к металлургическому заводу, так что прекратился подвоз кокса. Чем это чревато — не студентам горного техникума объяснять. Все в едином порыве бросились на выход, организованно проследовали до подъездных путей, к утру их расчистили — дали заводу кокс, а тут и время идти на занятия подоспело. И что вы думаете? После занятий студенты отправились в клуб имени Энгельса, и диспут продолжился с новой силой! Конечно, выяснилось, что Бог не нужен никому, кроме всяких недобитков, которых надо поэтому добить.

Очень узкие специалисты

К концу 20-х в техникуме (он стал в 1926 году институтом), как в целом по стране, усилился идейный прессинг. Народ боролся с троцкистскими и зиновьевскими загибами. Ну а после знаменитого «шахтинского дела» под подозрения попала вся техническая интеллигенция, имевшая несчастье получить высшее образование в дореволюционной России. Началось решительное изживание «узкоспецовских» настроений (это когда специалист хочет проявлять свою компетенцию в той отрасли, которая соответствует его обучению, а не в общественной жизни). Вот как ядовито описывает представителей старой интеллигенции Борис Радевич в книжечке «Донецкий индустриальный», выпущенной в 1960 году: «Позавчера, за преферансом, под звуки рояля и аккомпанемент скрипки (чтобы не услыхали новые хозяева), некоторые спецы шепотком передавали друг другу, что за рубежом готовится поход на Советскую власть. Тех инженеров, которые перешли на сторону народа, пытались «обработать» посулами и угрозами: «К товарищам переметнулся? Попомните, батенька, добром это не кончится».

В январе 1928 года бюро окружкома в своем постановлении подчеркнуло: «Провести работу среди студентов в направлении изжития ими узкоспецовских настроений и создания таких, когда студент считал бы своей задачей готовиться быть в будущем и хорошим специалистом и хорошим общественно-политическим работником». И работа закипела! В результате бесчисленных собраний и диспутов нежелательные настроения решительно изжили. В институте остались только проверенные кадры. Так что чуть позже, встретившись со своим преподавателем математики Абрамовым, Н. Хрущев, бывший тогда уже при силе, мог спокойно сказать: «Спасибо вам, Григорий Самойлович, за ваши синусы и косинусы!».

Вот так и начиналось то большое дело, которое впоследствии станет известно всей стране под названием Донецкий политехнический институт, а теперь — технический университет.

***

Есть вопрос
Кто такие «лушпайки»?
Гости шахтерской столицы спрашивают часто, очень часто: «Что такое лушпайки?», мы даже начинаем подозревать, что подсолнухи растут исключительно вблизи терриконов и на остальной части земного шара не водятся. Один американец, прибывший к нам из Техаса, долго разглядывал толстый слой шелухи от семечек под лавочкой на бульваре Пушкина, раскладывал их на ладони, пытался выговорить без акцента «лушпайки», короче говоря, вел себя, как попавший в Затерянный мир натуралист. Однако вопрос: «Кто такие лушпайки?», признаться, поставил нас в тупик. После продолжительных расспросов выяснилось, что наш знакомый из России побывал в Донецке на футбольном матче. И видел, как какой-то мужик вдруг вскочил и заорал: «Ах, вы х… лушпайки!» В связи с этим можно предположить: лушпайки — это не только шелуха семян подсолнечника, но и отдельные индивидуумы, не оправдавшие возложенных на них надежд. Притом, как правило, довольно дорогостоящие индивидуумы…

Из книги «Город, который построил Юз»