Ария болгарского гостя. Непомерно огромный рассказ о визите в Донецк 17-18 апреля 2015 года. Сугубо личные впечатления, предельно далекие от обобщений.

 

Последний блок-пост на пути к Донецку, перед Широким. Жесткой проверку никак не назовешь. Нашими пропусками никто не поинтересовался – как не сделали этого и на предыдущих четырех блок-постах, украинских и ДНРовских. Наверное, нам повезло, нарвались на хороших «контролеров». Говорят, бывает иначе. Кому как повезет. Все, что связано с Донецком, сейчас укладывается в эту грустную формулу – «кому как повезет»…

 

 

 

 

 

Режим ожидания

 

Город в центре практически нетронут. Его целость удивляет всех, кто видит Донецк сквозь гигабайты военных сводок. При этом, даже если стоишь на площади Ленина, хорошо слышны звуки отдаленной канонады. Ненароком проедет танк, пройдут парни с автоматами… Все это ну уж никак не позволяет отождествлять город с тем, каким мы его знали и любили. Пусть внешне он и остался таким же.

 

В начале проспекта Ильича встречаю (совершенно случайно!) Рамиля Замдыханова – легендарного донецкого публициста. Со свойственным ему миксом грусти, юмора и сарказма Рамиль рассказывает о своей жизни и о перспективах, которые сейчас кажутся совершенно туманными. Мы, конечно, говорим и о городе, который любим. Рамиль выдает могучий образ: «Знаете, коллега, когда я смотрю вокруг, вижу какие-то мощи святого Донецка». «Святой» не стоит понимать слишком буквально, Рамиль слишком ироничен, чтобы быть пафосным. Что он имеет в виду? То, что в последнее мирное десятилетие Донецк становился все лучше, чище, красивее. И что этот образ усердно развивался и культивировался на местном уровне (успешно) и на общеукраинском (совершенно безрезультатно). А сейчас? Сейчас мы видим какие-то истончившиеся остовы. Все вроде бы на месте, но лишено привычного содержания – того, что для нас и наполняло понятие «Донецк»…

 

Война сделала то, о чем мечтали многие за пределами Донбасса. Донецк стал другим, и в прежнее тело уже не вернется. Из него выйдет что-то совершенно иное, и это стоит учесть всем, кто хочет сюда вернуться. Возврата в прежний Донецк не получится, чем бы ни окончилась война. Тот, кто его любит, верит, что Донецк будущего будет как минимум так же красив.

 

Если выйти утром на набережную Кальмиуса, может возникнуть иллюзия, что война уже кончилась. Это не набережная – конфетка! Тротуары вымощены плитками. Литые ограды. Велодорожки. Детские площадки. Мамы с колясками. Молодежь, которая продолжает физически совершенствоваться, как бы ни гремело вокруг. И много хозяев собак. Это, кстати, тенденция в Донецке – целый ряд моих знакомых никуда не уехал, потому что имеет на руках домашнее животное. Почему-то они не верят, что где-то еще, кроме Донецка, их питомцы смогут комфортно существовать.

 

Когда сидишь на лавочке у Кальмиуса ранним апрельским утром, вдыхая неповторимую донецкую щекочущую свежесть, мир кажется прочным, как танковая броня, а раскаты канонады – весенним громом. Редко где в Донецке так хорошо, как на набережной и на бульваре Пушкина. Так было, так есть. Во всяком случае, пока.

 

Мы едем к вокзалу, отмечая, насколько свободнее стало в городе за последний год. Припарковаться – не вопрос в любой точке. Говорят, что в последние недели людей стало больше. Но количество машин от этого не слишком увеличилось. Улицы пустоваты. Многие парадные здания Донецка частично или полностью законсервированы. Как и многие жилища. Город как будто переведен в режим ожидания. Все, что в нем есть (кроме того, что уже уничтожено) готово к употреблению – но не все задействовано, и кто знает, когда наступит время оживления…

 

 

 

 

Цветы города

 

Почитав источники (век бы их не читать!), вы уверены, что в Донецке из женщин остались только пожилые тетеньки, которым некуда деваться. И они притулились где-то в подвале, покорно сложив сухие лапки в ожидании очередной «градины». Есть еще вариант – опять-таки бабки, по своей тупости не желающие бросать жилье, цепляющиеся за него, отбросив все доводы разума, отказываясь понимать, что в модульном домике для переселенцев на Харьковщине, Одесщине, Бердичевщине им (конечно же!) будет значительно лучше.

На самом деле, в Донецке полно молодых девушек с продуманным макияжем, хорошо одетых, явно озабоченных тем, как они выглядят. В первый же час пребывания здесь мы увидели молодую дончанку в подвенечном платье на ступеньках драмтеатра – там шла какая-то фотосессия, и свадьба была не фейковая. Обильно представлены также приятно выглядящие дамы среднего возраста. Они мало улыбаются, но они так же эффектны, как и в дни мира, когда приезжие немцы, венгры и корейцы цокали языками и говорили, что нигде не видели столько красивых женщин, как в Донецке.

 

Упрямых пожилых тетенек тоже хватает. Но они очень разные. Во дворе дома на Театральном проспекте встречаем даму, копающуюся на своем огороде. Один ее сын живет в Киеве, другой – возле города Вашингтон (именно того самого!). Есть варианты откочевать в одном из этих безопасных направлений. Но она пока здесь. В гости к детям наведывается, в родной город возвращается. Почему? Может быть, потому, что здесь – могила мужа? Он умер пару лет назад. Память о нем до сих пор в ней жива. Огородик у нее просто волшебный – множество разных цветов, идеальный газон, пир оптимизма.

 

Есть и совсем другие тетеньки. Вот однокомнатная квартира 21 дома 1 по Колхозному проспекту на поселке шахты «Октябрьская». Здесь, на первом этаже пятиэтажной «хрущевки», живет Татьяна Васильевна Барановская. Эта героическая пенсионерка с самого начала войны остается в своих стенах. Ну, нет – на пару недель отлучалась в Дружковку, чтобы порешать кое-какие бюрократические вопросы. А так – все время на линии фронта, на одной из самых простреливаемых окраин Донецка. В доме не топили с середины декабря. Периодически (и надолго) исчезает свет. Большинство соседей испарились – из 40 квартир обитаемы, дай Бог, 7-8. Несколько раз рядом с домом падали снаряды – в итоге, стекла выбиты, окна заколочены. Свет дали на днях после месячного перерыва. Это очень сложно себе представить – как человек прожил зиму без тепла, без света, без соседей. Правда, у нее есть кошка, с которой можно общаться, когда становится совсем страшно.

 

В ночь с 17 на 18 апреля на поселке шахты «Октябрьская» опять стреляли, и громко стреляли. Несколько часов Татьяна Васильевна просидела в коридоре с книжкой. Так она всегда делает, когда рыцари добра и света с обоих сторон начинают выяснять отношения. Старается убедить себя, что здесь, в коридоре – ее личное бомбоубежище. В ту ночь снаряд влетел в очередную пятиэтажку на поселке. Тяжело ранило женщину. Еще одну донецкую женщину…

 

 

 

 

Мир иной

 

Мы — на Щегловском кладбище. Разговор с Андреем, парнем из ритуальной бригады. Он никуда не ушел с Щегловки, несмотря на довольно неприятные осенние и зимние обстрелы. "В один момент нас трое только в бригаде осталось. Начальник сказал — ребята, я вас пойму, если вы тоже уйдете. Просто закроем кладбище для захоронения…" Мы остались. Потом к нам еще пацаны подтянулись. Сейчас работаем в нормальном режиме. Бывало всякое. Один раз несли покойника, и метрах в 50 от нас бахнуло что-то серьезное. Мы покойника оставили там, где были, а сами убежали к себе в конторку. Так он до утра там и пролежал, пока все не стихло. Утром вернулись и захоронили, как положено…"

 

Щегловское кладбище расположено так себе. В непосредственной близости боевые действия вроде не ведутся. Это вам не Иверское кладбище, нашпигованное снарядами. Но следы войны  все равно очевидны. Есть памятники, изрешеченные осколками, разбитые вдребезги. Выгоревшие участки, почерневшие кресты. "Внизу, в балке, стояла батарея ДНР, и через кладбище стреляла по Авдеевке и Спартаку. А те — в ответ. В общем, Щегловка оказалась между двух огней", — объясняет Андрей.

 

Что еще обращает на себя внимание? Новые могилы. Очень много новых могил. По сравнению с тем, что тут было год назад, экспансия захоронений заметна невооруженным глазом. Прошлогодние "новички", лежавшие у края кладбища, теперь оказались в глубине территории…

 

 

 

 

А жизнь идет…

 

«Поедешь на кладбище – имей в виду, что 17-я маршрутка ходит сейчас редко. Может, раз в час», — предупредил меня друг. Испугавшись такой перспективы, я воспользовался такси. По дороге мы обогнали штуки три 17-х. Когда в Донецке не сильно стреляют, здесь хорошо ездят.

 

Пока ехали, таксист поделился проблемами. У них всегда проблемы… «Нет больших заказов. Так, пара километров – и все. Народ перестал делать длинные концы. То ли боятся, то ли деньги закончились. Максимум две сотни в день – это не заработок, при нынешниих ценах. Сегодня три с половиной часа простоял, пока пришел ваш заказ», — жалуется наш рулевой – мужичок лет 55, с лицом, знававшим лучшую жизнь. С нами ему повезло, получился «длинный конец» — проехали полгорода, в том числе раздолбанную Путиловку, над которой в периоды хронических обострений постоянно носятся снаряды.

 

Надо понимать: когда говорят, что какой-то поселок «стерт с лица земли» — мы имеем дело с очередным преувеличением. Испепеляющие гиперболы сыплют на наши беззащитные головы бессмысленные СМИ и безответственные лица. В донбасской войне ценность массовой информации стремится к нулю. Отличить правду от неправды на расстоянии невозможно. Правду мы видим своими глазами. В Донецке нет окраин, стертых с лица земли. Есть сильно пострадавшие. Но нет ни одной, куда не ходил бы транспорт, где были бы отключены все коммунальные блага, где полностью замерла бы жизнь. Даже Путиловка, Октябрь и 15-й участок, вплотную прилегающие к зоне боев. Да, иногда надолго пропадает свет. В некоторых домах нет тепла… Ну, это особая тема. Там, где нет половины жильцов, тепло не включат, потому что, если в наглухо закрытой квартире порвет батарею, зальет всех соседей. Такие дома стоят пока так — холодные. Все равно, скоро лето. Что делать с этой проблемой дальше, предпочитают пока не думать. Может быть, найдется какое-то решение.

 

Люди довольны тем, что есть. Они-то ждали совсем жестокой зимы, с полным отключением всего. А так – прожили, протянули, слава Богу, спасибо коммунальщикам. На поселке шахты «Октябрьский» в домах под вечер загораются огни — они есть даже тут, по соседству с печально знаменитыми Песками. Утром люди, пережившие еще одну ночь, идут на съежившийся до минимума рынок, выискивают себе поесть подешевле. Рядом с разбитым вдребезги торговым павильоном – хлебный киоск, возле него – небольшая очередь. Хлеб только что привезли…

 

На бесполезном пока железнодорожном вокзале продолжает работать продуктовый супермаркет из ахметовской сети «Брусничка». Кто из нас не видел в Интернете фотографии донецких магазинов с душераздирающе обнаженными полками? О нарастающем дефиците любят поговорить и дончане. Ну что ж, посмотрим. Заходим в «Брусничку», ожидая увидеть унылые пустоши. Но нет. Не в этот раз. Единственное зияющее дупло на весь торговый зал – отдел алкоголя, там лишь несколько бутылок водки. Почти совсем нет пива – везде, не только в «Брусничке». Это любимая тема донецких мужчин. Верят, что скоро с этим наладится – обещали перезапустить донецкий пивзавод. Представить Донецк без пива – все равно, что святого Владимира без креста…

 

У Южного автовокзала, в «Первом республиканском супермаркете» (новая, уже чисто ДНРовская сеть) — другая картина. Здесь водки и прочего пойла – хоть отбавляй, оно в основном весьма дешево. Сорта какие-то небывалые, в основном российского происхождения. Есть и пиво. В отличие от «Бруснички», обозначены цены в рублях и гривнах. Российская валюта в обиходе появляется медленно, но верно. На моих глазах молодому человеку кассир вместо 5 гривен предлагает взять 10 рублей. Пожав плечами, покупатель соглашается. Ему все равно.

 

В ресторане «Латинский квартал» встречаемся с Людой Ч. Она живет на Буденновке. Этот поселок оказался в сравнительно безопасной зоне Донецка, настоящих ужасов войны не пережил. Но… «В центре магазины снабжаются получше. У нас постоянно проблемы то с одним, то с другим. Слава Богу, хоть не голодаем пока», — говорит она. Смотрим меню, видим там диковинные блюда европейской кухни. Не веря, подзываем официантку, интересуемся, что из гастрономических чудес можно заказать. Улыбающаяся девушка заверяет: все, что занесено в меню, здесь приготовят, чтоб мы не сомневались. Второй этаж «Латинского квартала» обесточен. «А все равно посетителей не набирается на два зала. Дай Бог, чтобы первый этаж заполнили. Вот мы и отключаем второй, чтобы электричество зря не жечь», — объясняет официантка. На первом этаже в субботу, в 14 часов из примерно 20 столиков заняты 5-6. В дни мира, место в «Латинском квартале» нужно было заказывать заранее…

 

Это бизнес, детка…

 

Несколько лет назад на пересечении Театрального проспекта и бульвара Пушкина появилось заведение «Львiвська майстерня шоколаду» — одна из ячеек всеукраинской сети с отменным кофе и фирменными сладостями. В апреле 2015 года было настоящим шоком увидеть эту точку в рабочем состоянии, хотя и немного в другом месте, со всеми ее примочками, включая качественный украинский язык официантов. Как хозяева сети договорились с властями ДНР, трудно сказать, хотя легко представить.

 

Прошлым летом и осенью в Донецке наблюдались конвульсии тихо умирающего кинопроката. Лишь иногда кое-где порой вдруг проскакивал залетный фильм, вопреки законам физики пронзивший пространство и блок-посты. В апреле 2015 года на кинотеатре «Звездочка»  красовались фирменные плакаты вполне актуальных картин – «Инсургент» и «Робот Чаппи». Обе на тот момент еще шли в киевских кинотеатрах. Говорят, «Звездочка», как и в мирное время, получает новинки из всеукраинской сети «Кинопалац». Тоже как-то договорились с нынешними донецкими властями.

 

В массе своей, Донецк считает, что живет в блокаде. Поговорив с людьми, причастными к циркуляции грузов, понимаешь: полной блокады нет и не будет, потому что она обоюдоневыгодна. Слишком многих устраивает нынешняя пропускная система, которая кормит множество причастных и, в общем-то, не дает умереть с голода жителям Донецка. Да, вздутые цены, дефицит ряда жизненно важных товаров – но к этому начинают привыкать, это начинают закладывать в долгосрочные жизненные планы. Хотя кто сейчас в Донецке планирует дольше, чем на неделю?

 

По-настоящему пугает людей отсутствие лекарств в аптеках. Оказалось, что психологически человеку труднее воспринять это, чем пустые полки в магазинах. Кое-что уже не купишь ни за какие деньги. Значит ли это, что больной дончанин остается один на один со своей проблемой? Вовсе нет! Как ни удивительно, клиники работают, в городе осталось довольно много врачей. Есть совершенно поразительные примеры, когда к особо ценным докторам везут пациентов даже с территории, подконтрольной Украине. Это сложно, но это можно. Захочешь вылечиться — договоришься…

 

Медицина функционирует даже в самых простреливаемых районах. Вот 21-я больница на Кремлевском проспекте. Напротив – несколько домов с отчетливыми снарядными отметинами. Залетало и на территорию самой больницы. В последний раз – совсем недавно, в начале апреля. Ну и что? 21-я больница и раньше, и сейчас славилась одной из лучших в городе хирургий. Работают…

 

Найти работу в нынешнем Донецке – задача, достойная Геракла. Тот, кто трудозанят, смиряется с мизерной зарплатой или с ее многомесячными задержками: альтернативы-то все равно нет. А где-то платят аккуратно, месяц в месяц. А где-то и зарабатывают неплохо. И даже – о чудо! – появляются новые рабочие места. 40-летний Владислав, инженер с завода «Норд», уехал прошлым летом отсидеться в Россию, а на прошлой неделе вернулся в Донецк, на прежнюю должность. Просто ему в Россию на мобильный позвонил начальник и сказал, что нордовский босс Валентин Ландик начал увольнять тех, кто долго не появлялся на предприятии. Умолял вернуться, а то место можно потерять. Владислав вернулся.

 

Мало кто из живущих в Донецке может похвастаться уверенностью в завтрашнем дне. Мне, по крайней мере, такие не попадались. «Даже Путин уже не знает, что с нами будет», — говорит мой героический родственник Владимир Леонтьевич, под обстрелом заделывавший выбитые окна моей квартиры. Люди знают одно: им нужно выживать здесь и сейчас.

 

 

 

 

 

Пессимизм и оптимизм

 

Глупо надеяться, что за несколько дней визита ты сможешь адекватно оценить психологическое состояние людей, живущих в Донецке постоянно. Но все же… Бросается в глаза выросший уровень пессимизма, апатии. Может ли быть иначе, если люди месяцами живут бок о бок с гноящимся конфликтом, который никак не решается, и путей его решения не видно? Те, кто надеялся на скорое «Путин придет», поняли, что этого не случится ни скоро, ни поздно. Те, кто хочет возвращения украинцев (верьте – не верьте, но такие тоже есть в Донецке), убедились, что это может произойти только в результате еще более серьезных обострений. Те, кто никого не ждал и хотел просто жить, осознали: просто так жить им не дадут.

 

Донецк неулыбчив. То есть, сейчас он таков, каким его хотели представить до войны люди, не сильно его любившие. На улицах и в транспорте – явный приоритет хмурых. Востребован так называемый «юмор висельника» — шутки по поводу обстрелов, разрушений, холода и голода. Этот юмор, разумеется, идет тоже без улыбок. На фоне всеобщей мрачности очень ярко выглядят те, кто все-таки находит повод для веселья. Прежде всего, это молодежь – такое впечатление, что она продолжает жить на своей, мирной волне. Парни вполне модного вида вертят в руках огромный смартфон и громко обсуждают вопросы, полярно далекие от калибра минометов и гуманитарных конвоев. На бульваре Пушкина, на красивой лавочке с коваными грифонами, сидят две девушки. Проходя мимо, мы слышим, о чем они разговаривают. Они разговаривают о парнях.

 

Поводов для пессимизма в Донецке множество. И порой кажется, что Донецк погружен в это состояние по самые брови. Но, конечно, это не так. Сколько себя помню, мне всегда бросалось в глаза это удивительное свойство дончан – умение сохранять бодрость духа в самых сложных обстоятельствах (а сложностей здесь всегда хватало). Люди барахтаются в многочисленных проблемах, ищут обломки оптимизма и стараются цепляться за них. Тот, кто хочет выплыть – у того получается.

 

38-летний Александр Васильевич Странников до войны был прекрасным инженером-дорожником, делал дела в одной всем известной донецкой суперкомпании. Работа закончилась еще до войны. За все эти месяцы так ничего нового и не нарисовалось. Живет какими-то случайными заработками и прошлыми запасами. «Честно скажу – временами хочется просто выть от безысходности. Главное – я же понимаю, что мы никому не нужны, и что это все выгодно как одной стороне, так и другой, а значит – не скоро кончится. Но у меня на руках – больная теща. Ее надо постоянно лечить. Я не могу позволить себе расклеиться», — и он улыбается своей хитроватой улыбкой, в которой нет ни следа отчаяния.

 

Другому Александру на 14 лет больше. Он живет в прекрасном двухэтажном доме на поселке «Красный Пахарь», там периодически стреляют очень и очень. В дни мира, этот дом был уютной колыбелью большой семьи из пяти людей и трех ужасно лохматых собак. Теперь Александр остался в этом доме один. Близкие отправлены в безопасное место, а он держит «виртуальную оборону». «Знаешь, я уже прошел стадию полного мрака. Когда осколками от снаряда изрешетило ограду и повыбивало стекла – вот в такие минуты понимаешь, что такое настоящий ад. А сейчас… Жив – и слава Богу. Что толку грустить? Может, будет хуже, а может – нет. Посмотрим…» — рассуждает Александр с нечеловеческим, тибетским спокойствием.

 

Многие в Донецке достигли этой степени просветления – когда за отчаянием открываются какие-то новые дали. Когда понимаешь настоящий смысл знаменитой фразы лейтенанта Скворцова: «Ребята, будем жить!»