10.04.2010

Из чего получилась Юзовка

Самой уникальной чертой Донбасса в мозаике русской индустриализации — и в европейской индустриализации в целом –было физическое и социальное первопроходство, которое характеризовало регион.  Юзовка поднялась в голой степи в малонаселенном районе, где немногочисленные жители не имели ни средств, ни желания обеспечивать  рабочей силой быстрое экономическое развитие, которое привел в движение Юз. Очень важным для развития региона было то, что иммигранты, которые приехали в поисках работы, поселились  во вновь образованных поселениях, не имевших сформированной ранее социальной структуры или местных институтов. Русская аристократия образовала остов общества и местной власти, и ее правление было в целом усилено политикой владельцев шахт и  металлургических заводов. Коварный деспотизм Юза придал особенный окрас социальному развитию, но сама суть региона, как  трудоспособной конгломерации городов осталась, независимо от характера отдельных работодателей. Ни местная власть, ни местная администрация не подпадала под влияние  гражданских органов этих индустриальных областей.

При  стабильном экономическом и культурном прогрессе, социальное развитие отставало. Возможно, самой отличительной чертой  развития Юзовки было подавление представительных организаций, которые могли бы дать населению стремление к самоуправлению и опыт, необходимый для успеха в этой сфере. Царское правительство и работодатели  стремились к тому, чтобы держать все политические и профессиональные организации за пределами Донбасса, хотя единство целей этих двух сил было не всегда очевидным. И все же они работали сообща, преследуя именно эту цель политической монополии.  Однако не  систематическое ограничение представительных организаций имело наибольший эффект в Юзовке. Скорее, настойчивая работа «Новороссийского общества» по установлению тотального контроля над жизнью поселения предотвратило развитие местных общественных организаций. И еще более важно то, что недостаток у населения опыта по работе  в таких организациях могло стать причиной проблем в годы политического кризиса.

В нашем изучении полувекового развития Юзовки мы обнаружили только три вида организаций, у которых был какой-то опыт самоуправления. Самым »живучим»  и важным был потребительский кооператив. У нас нет  данных о том, что участие в таких организациях было всеохватным или что оно выходило за рамки владения акциями  или получения экономической прибыли. И все-таки когда мы подходим к изучению политической ситуации в Юзовке в 1917 и 1918 годах, мы видим, что кооператив продолжал играть большую роль в городской жизни, принимая на себя функции и роль других организаций (включая местные советы), которые не могли ее осуществлять.  Другие две организации, которые мы обнаружили, были комитет по распределению денег от штрафов и санитарно-надзорный комитет,  причем ни один из них не имел какого-то долгосрочного значения для формирования социальной или политической структуры поселения. Опыт еврейского  комитета с его собственным  управлением, высоким уровнем политической организации и с предположительным участием в сионистском движении был ограниченным и имел лишь +непрямое влияние (если вообще имел таковое) на юзовское общество и Донбасс в целом.

Как мы уже продемонстрировали, «Новороссийская компания» препятствовала муниципализации Юзовки, несмотря на рост населения и экономическое развитие. Никакие коммерческие или промышленные интересы, имевшиеся в Юзовке,  не были способны состязаться с тотальным контролем, который осуществляла компания Юза.  Это проявлялось не только в том, что население было  не способно  хотя бы попытаться влиять на такие вопросы местного характера, как налоги и городское развитие. Острое расхождение между донбасскими промышленниками и земскими властями означало, что  промышленники осуществляли контроль над  вопросами здоровья и образования. То есть, врачи и учителя, которые в любом другом месте имели  большое влияние  на формирование критического взгляда на старый режим, были ограничены зависимостью от работодателей и пристальным контролем со стороны заводского и шахтного начальства. Этот «третий элемент» русского общества был минимален в Донбассе. Хотя из медицинской литературы мы легко можем увидеть ту роль, которую играли доктора, указывая на недостатки в условиях труда и проживания рабочих, их влияние было ограничено рамками их круга. Их обращения к начальству на шахтах и рудниках яростно и эффективно блокировались промышленниками, и усилия создать такую комплексную  социальную организацию, как Екатеринославская кооперативная  больница, терпели неудачу ввиду непримиримой позиции работодателей.

Второй чертой донбасского общества было его расслоение. Первый изъян, ослаблявший общество, был этнический. Иностранцы, являвшиеся катализатором для развития промышленности Донбасса, оставались иностранцами, и их экономическая первостепенность всегда была важнее, чем их физическое присутствие. Как мы видели, иностранцы исчезли из производственного фундамента довольно рано и даже на более низких уровнях, с наблюдательными функциями их редко можно было встретить  в последние годы столетия. При этом отсталость России и нежелание промышленников  осознать технические нужды своей экономики означали, что на командных постах в промышленности преобладали иностранцы — до и после 1917 года.

Но Донбасс был русским по сути. Русские населили его и дали региону его рабочую силу.  Русские предприниматели были также численно превосходящими, хотя большинство их предприятий оставались второстепенными по экономической важности. Конгресс Угольных Предпринимателей был демонстративно русским по мировоззрению и преданности. В Донбассе русские эксплуатировали русских в большей степени, чем националисты того времени и современные советские историки хотят признать.  И при этом, история Донбасса – не история классовой борьбы. Это в большей степени история комплексной  социальной и экономической дифференциации в среде русских рабочих. Первая линия раздела – между заводскими рабочими и шахтерами. Мы видели, что на протяжении половины столетия обе группы благодаря повышающейся шкале оплаты труда  могли создавать и обеспечивать семьи на свою собственную зарплату. Лучшие условия на сталеплавильных заводах  Донбасса быстро привлекли поселенцев, в то время как шахтеры  оставались переселенческой мигрирующей группой, чувствительной к любым колебаниям в экономике и политическом устройстве Донбасса.  Мы наблюдали различия в ведении хозяйства, образовании и медицинском обслуживании, вытекающие из этого. Такие различия создали два различных общества: заводские рабочие, стремящиеся к современной культуре, образовали поселение, напоминающее  городскую среду — и шахтеры, застрявшие в переходном периоде  от села к промышленности.  Важно помнить, что вследствие этих условий, шахтеры были моложе, а сочетание молодости и отсутствия семейных обязательств и привязанности к рабочему месту  легко переходили в радикальную жестокость во времена кризиса.

Внутри юзовского рабочего класса мы также видели внутренние различия. Шестьсот или около того владельцев домов, которые в первом десятилетии 20-го столетия представляли около 10% заводских рабочих, дают пример обуржуазивания, поскольку они уже владели собственностью и начинали действовать  как владельцы собственности. Для большей группы рабочих это возвышенное положение остается предметом стремления, который находится на расстоянии руки и вполне достижим, поскольку они видели, как сосед получил этот статус. Как показал наш анализ заработной платы, была довольно большая группа рабочих, которые, обладая профессиональными навыками, получали не только большую зарплату и имели высокие социальные стандарты, но и  требовали большей безопасности труда. Неквалифицированного работника увольняли при спаде производства, и хотя квалифицированный рабочий также мог быть уволен о время кризиса, он мог быть уверенным, что все равно сможет заработать. Неудивительно, что юзовские рабочие обнаруживали преданность своему рабочему месту. Завод «Новороссийского общества» был надежным кормильцем, более надежным, чем какое-либо  другое место, в котором они побывали или о котором им рассказывали. Мы неоднократно наблюдали, что во времена политических и социальных кризисов они полагались на защиту завода, готовые сражаться с любым, кто представлял ему угрозу. Если рабочие этого завода и обнаруживали какую-либо групповую сознательность и общий интерес, суть этой сознательности лежала в защите средства к существованию. Корни этой сознательности  лежат в экономических и физических условиях, которые рабочие нашли в Юзовке.

Разделение русских и украинцев действовало на протяжении всего периода. Украинский селянин меньше всего хотел идти в шахту или на завод в качестве наемного работника, пока советский режим не заставил его сделать это. Его связи с деревней были сильными и непосредственными. Донбасс поэтому оставался в составе Украины, но не был ею. Стремления и надежды рабочих, даже самых революционных, были сосредоточены на России, в то время как в сельской местности и в традиционных городских центрах, таких как Харьков, в ходу была популярность украинской государственности. Даже внутри революционного движения это расхождение было очевидным. Ни у одного движения не было иммунитета против этого. В стане большевиков разногласия по линии Киев- Харьков были более серьезным фактором до середины 1920-х, чем по линии донбасские московиты против украинских «аборигенов».

Четвертым этническим образованием в Донбассе были евреи. Наряду с заводскими рабочими, они  пользовались  социальными и экономическими выгодами индустриализации Донбасса. Евреев, иммигрировавших в Донбасс в ранние годы, ненавидели как аутсайдеров и власти, и рабочие. Несмотря на такое притеснение со всех сторон, еврейское общество  разрасталось и процветало.  Как мы видели, с 1884 года большая часть евреев вела маргинальное существование  в ранние юзовские годы, но уже к началу Первой мировой войны они поднялись экономически и заслужили некоторую долю признания даже в Конгрессе Угольных Промышленников. Сообщество развивало свои собственные организации, настолько сильные, что религиозная и образовательная система пережили все бури и штормы революции и гражданской войны. Евреи остались в Юзовке, перенося всеобщие тяготы, перепадавшие на долю большинства жителей города, но не страдая от каких-то особенных ужасов, которых было много у других еврейских сообществ по Украине в те годы.

Что касается этнического состава Донбасса, то тут выделяется одна черта: социальное и экономическое расслоение шло именно по этническим линиям. Из еврейских и русских владельцев шахт никто не был представителем поселка. Подавляющее большинство рабочих Донбасса были русскими, и было какое-то количество русских купцов  и ремесленников. То, что было от еврейского рабочего класса в Донбассе, не было занято на шахтах и заводах, но работало на еврейских купцов и ремесленников. Большинство евреев было занято в торговле и обслуживании — сектор, в котором трудилось немного русских. Украинцы в основном были заняты в сельском хозяйстве за пределами шахт и заводских поселений. Такая экономическая структура могла только обострить недостаток общения и понимания, который существовал между этими сообществами.

Но в первые 50 лет истории Донбасса были заложены основания для совсем другого общества. Прежде всего, улучшилось питание, поскольку семьи и потребительские артели получили возможность самостоятельно использовать свой доход. В то время как свободный доход возрастал, выбор становился легче, все больше и больше рабочих поднималось над маргинальным образом жизни. Услуги здравоохранения  стали не только широко доступны, но и все чаще использовались населением. В этом отношении Юзовка оказалась впереди любой сельской  части России, и ее возможности могли сравниться с некоторыми большими центрами. Все эти физические улучшения привели к удлинению срока жизни рабочих, и мы видели, что если существенная часть населения в более раннем периоде оставляла поселение, то в 1917 году она все еще оставалась на месте и проявляла экономическую активность, добавляя дополнительный элемент стабильности населению, в котором мы уже заметили некоторую тенденцию к консерватизму.

Жилищные условия также улучшались, хотя здесь документы дают более разноречивый материал. В отличие от продуктов, жилищные условия были только косвенно под контролем рабочих. Если наниматель не хотел предоставлять ничего, кроме бараков и землянок, рабочим оставалось либо принять это, либо уходить. Было очень немного примеров, в основном на шахтах, когда можно было за относительно дешевую ренту  взять землю и построить на ней собственный дом. Число бараков и жалких землянок постепенно сокращались, хотя в шахтерских поселениях они оставались популярными и составляли значительный элемент жилого фонда даже на некоторых больших шахтах вплоть до 1917 года. Там, где исчезали землянки, появлялись семейные квартиры, а это создавало совсем другую атмосферу в Донбассе. С годами мы наблюдаем сокращение числа квартирных хозяев, берущих квартирантов, чтобы дополнить свой заработок.

Но лучшим индикатором того, что жизнь могла измениться во всех направлениях, была сфера образования. И не только потому, что образование становилось доступнее для все большего количества молодых людей, оно само по себе было большим преимуществом. Техническое и коммерческое образование распространялось в Донбассе, давая возможность тем, кто его получал, подняться вверх по социальной лестнице, а также обеспечивая гарантированные преимущества детям тех, кто благодаря денежному успеху желал лучшего социального статуса. Образование также распространялось среди детей шахтеров. Возможно, более важным был тот факт, что образование разрушало некоторые барьеры, которые удерживали общество Донбасса внутри традиционных рамок. Молодые девушки начали не только массово ходить в школу, но и проявляли равные способности и продолжали обучение после начальной школы. Это было распространенным в Санкт-Петербурге, но совершенно новым в Донбассе — и явным признаком того, что развивалось новое общество. Не менее важным стало разрушение межнациональных барьеров внутри общества, доказательством чему служил тот факт, что к 1917 году в Юзовке сотни молодых русских и евреев ходили в одну школу. Правда, две таких смешанных школы были частными, предназначались для молодых девушек и охватывали только 15% юзовских школьников. Большая часть юзовской молодежи обучалась в приходских раздельных школах. Стоит также отметить, что эти дети в большей степени представляли средний класс, чем рабочие семьи. И все же, в этом явлении мы можем увидеть разрушение этнической изоляции и надежду на более равное и терпимое общество в будущих поколениях.

Образование способствовало распространению культуры. Библиотеки и читальни, театры и музыка, а также легитимное взрослое образование появились в Юзовке и Донбассе на переломе столетия. Заглушаемые в течение многих лет страхом и недоверием центральной и местной элиты, эти блага были наконец-то разрешены для рабочих. Все выдающиеся достижения, которые были характерны для российских городов 50 лет назад, появились в Юзовке. Финальным аккордом было признание муниципального статуса и выборы городской Думы в августе 1917.  К тому времени, как этот долгожданный шаг был сделан, в Юзовке уже был учрежден Совет рабочих и солдатских депутатов, в шахтерских поселениях вокруг Юзовки выгоняли владельцев шахт, а их собственность «национализировали» шахтеры.

Бесплодно гадать, могла бы Юзовка походить на  Питтсбург и Ньюкасл в будущем. Юзовка существовала в рамках Российской империи — и стала вначале Сталино, а потом Донецком. В развитии Донбасса решающим фактором были политики. Именно политический выбор, сделанный  угольными промышленниками и царскими властями в Санкт Петербурге и Екатеринославе, сформировал каркас, внутри которого развивалось общество Донбасса.

Перевод : Ирина Ясенова

Ясенов