Безусловно, Лев Львович Берберов был самым колоритным главным архитектором Донецка. Не трогая его профессиональные качества (их профессионалам и оценивать), анализируя только то, что говорят о нем люди как о человеке, нельзя не оценить типажность. Пламенный азербайджанец, друг зверей, любитель женщин (и любимец их же), балагур и заводила, великолепный организатор и способный менеджер. Яркая личность, что и говорить. Ко всему прочему — единственный главный архитектор города, занимавший этот пост трижды.

 

Занимаясь «делом Берберова», я натолкнулся на статью из любимого мною за кряжистый стиль и сочную кондовость «Социалистического Донбасса». Она была опубликована в номере за 22 октября 1963 года. Заголовок – «Следы архитектора Берберова». Автор – Всеволод Руссов, тогда еще молодой, в будущем – корифей. Читаем этот очень характерный документ эпохи без сокращений.

 

Как Берберова в вандализме обвинили

 

«Кто из архитекторов не мечтал о славе, о том, чтобы оставить след в памяти людей? Пусть даже у немногих людей, пусть совсем-совсем небольшой след, но все-таки способный сохранить имя зодчего на годы.

 

По всей вероятности, думал об этом и Лев Львович Берберов, покидая не так давно Горловку, где он не один год пребывал на посту главного архитектора города. Думал о том, что вот подошел конец его пребывания в Горловке, а ни тебе адреса прощального, ни банкета, ни проводов с цветами и оркестрами. И мемориальной доски, по всей вероятности, на доме не повесят. Будут проходить люди мимо дома и внимания не обратят на то, что в свое время в нем жил архитектор Берберов.

 

Лев Львович горестно вздохнул и стал припоминать все плохое, что случалось с ним в Горловке. Каких-либо оскорблений или ущемлений не припомнилось. Наоборот, горловчане были к нему весьма почтительны, обращались вежливо. В магазинах даже разрешали с опозданием на год выплачивать взносы за товары, купленные в кредит.

 

Если кто и беспокоил изредка главного архитектора, так это только работники домоуправления, в ведении которых находился его особняк. Изредка они напоминали Берберову, что надо, наконец, внести плату за квартиру. Каждый раз Лев Львович возмущался этими напоминаниями и каждый раз денег не платил.

 

Вот и сейчас, перед отъездом, Берберов вспомнил о домоуправлении, и сердце его вздрогнуло от возмущения:

 

— Хамство какое! Ну что ж, допустим, задолжал за пять месяцев. Беда какая. Гроша ломаного не заплачу. Будете знать, как беспокоить. У меня, может быть, вдохновение, мысль архитектурная появилась, а они о квартплате галдели…

 

Рассуждая так, Берберов ходил по комнатам своей горловской квартиры – двухэтажного государственного коттеджа, который ему предстояло оставить в связи с переездом.

 

Вот он остановился перед электросчетчиком, хитро подмигнул ему:

 

— Порядочно накрутилось. Хорошо, что я контролеров в дом не пускаю и денег за свет не плачу. Вот уеду – пусть приходят снимать показатели…

 

У телефонного столика Лев Львович тоже немного задержался. Аппарат напомнил о том, что живя в Горловке, он, Берберов, не уплатил за телефон ни копейки. Оплата целиком шла за счет возглавляемого им учреждения.

 

— Хороший телефончик, — пробормотал Берберов. – А что если того, взять его с собой, на новое местожительство.

 

Раз-два, и вот уже телефонные провода оторваны от стены. Легкость, с которой была проделана эта операция, понравилась архитектору, и в голове родился план дальнейших действий. Мурлыча себе под нос: «это мне пригодится и это – тоже» он зашагал по квартире и стал срывать электровыключатели, патроны.

 

С треском летела на пол штукатурка, пыль поднималась столбом. Но Лев Львович ничего этого не замечал. Когда был «с мясом» вырван последний патрон. Берберов на минутку задумался. Но только на минутку. В следующее мгновение он уже был в кухне и, кряхтя, выворачивал газовую плиту.  Потом наступила очередь встроенного шкафа, дверей, лестничных перил…

 

И только когда буквально все в особняке было разгромлено, Лев Львович утомился. Погрузив в машину вместе с вещами казенный телефон и другие предметы, Л. Л. Берберов покинул дом.

 

Отдавая ключи от особняка домоуправляющему, Лев Львович как бы между прочим, заметил «Расписочка, кажется, полагается что квартиру я вам сдал в абсолютном порядке».

 

— Разумеется, — ответил домоуправляющий и тут же набросал соответствующий документ, затем он пожелал жильцу успеха на новом месте – на посту главного архитектора Донецка.

 

Лев Львович укатил в областной центр, а несколько дней спустя все в Горловке уже знали, что архитектурой с их родном городе ведал совсем не зодчий, не советский интеллигент, а варвар, обыватель, мелочный и злобный.

 

Возмущению горловчан не было предела. Выходит, Л.Л. Берберов, как ни говорите, а след в Горловке все-таки оставил. Наследил, как хотел, и в доме, и в памяти людей.

 

На новом месте, в Донецке архитектор Берберов наследить еще не успел. Но кто теперь может поручиться, что Лев Львович в один прекрасный день не начнет сокрушать стены в только что полученной квартире, срывать двери в подъездах или обрывать таксофоны? Чего не сделает обыватель ради славы, хотя бы и самой дурной! Умудрился же один древнегреческий гражданин, по имени Герострат поджечь прекрасный храм Артемиды Эфесской и пролезть таким образом в историю…»

 

Наезд 1954 года

 

Как говорится, конец цитаты. Комментировать не будем – не знаем, не присутствовали. Нравы эпохи допускают тут в равной степени как соответствие истине, так и санкционированный «наезд».

 

Теперь из наполненного проблемами и странными рождениями хрущевского 1963 года перенесемся в исполненный надежд и смутных предчувствий хрущевский же 1954-й. В это время Берберов занимал пост главного архитектора Сталино во второй раз и уже в течение двух лет. И вот его заслушали на кафедре строительного факультета Донецкого индустриального института им. Никиты Сергеевича. Тема – «Планировка, застройка и архитектурное оформление города Сталино в прошлом и будущем».

 

Очень быстро выяснилась странная штука: землеотвод для новых объектов осуществляется без привязки к генеральному плану, который был подписан еще в конце 40-х, но окончательно так и не согласован. Берберова упрекнули в такой нехорошей практике. Ответ его был неожидан и дерзок: «Мы даже довольны тем, что окончание и утверждение генерального плана затягиваются. Такое положение не снимает ответственности с проектных организаций и благоприятствует нашим коррективам на месте». В итоге, отмечал автор отчета о мероприятии, кандидат технических наук Ф. Слипченко, имеют место недопустимые отступления от практики социалистического планирования, а как следствие, возникает ситуация, когда «мутить» могут и проектировщики, и строители, и вообще все участники процесса.

 

Далее Берберова обвинили в абстрагировании от выработки единой градостроительной политики. Мол, руководители шахт и заводов озабочены только тем, как развивать сопутствующие поселки и микрорайоны. Им все равно, как это вольется в единую структуру огромного города. А Берберов, по долгу службы призванный регулировать процесс, смотрит сквозь пальцы на такое феодальное местничество.

 

Но окраины – дело такое. Берберову указали на целый ряд планировочных решений, которые дико смотрятся в центре города. Кто придумал размещать травматологию у главной улицы города, где шум и пыль? Кто сдвинул дворец спорта «Шахтер» ниже отметки улицы Складской? Кто разрешил застраивать территорию, отведенную под Административную площадь? В общем, один сплошной хаос. Вместо него Ф. Слипченко, как нетрудно догадаться, предлагает четкую программу градостроительной оптимизации Сталино, разработанную на его родном строительном факультете ДИИ. Вот только одно улучшение, которое предлагалось оппонентом:

 

«При существующем положении грузопотоки неизбежно направляются по главным улицам, вдоль почти всего города. Не развиты поперечные улицы, дороги и подъезды, особенно в западном направлении, где на протяжении значительной части Сталино проходит железнодорожная ветка нормальной колеи, которая разобщает город и усложняет связь его с отдельными районами. Ликвидация этой ветки, которая мешает развитию города, давно назрела, тем более, что завод имени Сталина имеет более близкие и удобные в эксплуатационном отношении подъезды со стороны станции Мушкетово и городской бойни».

 

Как мы теперь видим, не удалось Слипченко добиться съема этой ветки, известной нам как«Дорога жизни». Но «наезд» на Берберова показателен. Такое ощущение, что всю свою карьеру главного архитектора Лев Львович  приравнял к сидению на пороховой бочке. Что тому было причиной – свойства характера, специфика профессии, особенности воспитания, нюансы ситуации?

 

Такой человек

 

Обратимся к двум оценкам, которые этому яркому человеку дали люди, его знавшие. Первый – Николай Пети, сын архитектора с таким же именем и фамилией, одного из главных соратников Берберова. В свое время мы писали об этом. Цитируемтот рассказ: «Он, не будучи выдающимся творцом, оказался прекрасным администратором и организатором. Этот пламенный азербайджанец мог уговорить любого и «пробить» что угодно. Обожал слабый пол. И был непомерно эксцентричен. Николай Пети рассказывал в семье, как уже впоследствии, когда Берберова  перевели в Баку, навещал его там и чуть не умер со страху, когда к обеденному столу вышла… самая настоящая волчица. «А, не обращай внимания!» — махнул рукой гостеприимный хозяин. Страсть к диким животным впоследствии приведет к ужасной трагедии в семье Берберовых, от которой содрогнется вся страна…» Трагедия случилась в 1978 году – лев, взятый в семью Берберовых, насмерть загрыз маленького сына Льва Львовича и серьезно травмировал его жену. Сам Берберов к тому времени уже умер – знатоки допускают, что именно потеря хозяина и «сорвала крышу» молодому льву.

 

Второе свидетельство принадлежит дончанину Михаилу Краснянскому: «Нашим соседом по лестничной площадке был приятель моего папы, тогдашний главный архитектор Донецка талантливый художник и веселый человек Лев Львович Берберов. Он был страстным любителем всякой живности, и когда я  попадал в его квартиру, то обязательно наступал на черепаху, садился на ежа и пугался его очень маленькой, но непрерывно и пронзительно-визгливо тявкающей собачонки. Это тот самый Лев Берберов, который позже, оставив свою донецкую семью,  сбежал в Баку со своей красавицей-секретаршей». С той самой, которая впоследствии и пережила трагедию со взбесившимся львом.

 

В общем, впечатление Берберов производил.

 

В Википедии написано, что родился он в 1903 году. Между тем, в музее института «Донбассгражданпроект» фигурирует совсем другая дата – 1914 год. Ну, в общем, небольшая разница, согласитесь.

 

В 1937 году молодой, в любом случае, Берберов закончил Бакинский индустриальный институт. Следующий год провел в мастерской академика архитектуры К. Алабяна. Затем три года – архитектором ленинского района Москвы (у черта на рогах, будущие Черемушки и Теплый Стан). Во время войны работал в центре управления военного проектирования. А в 1945 году за какие-то особые заслуги был направлен в Сталино – принимать дела от главного архитектора города Алексея Аввакумовича Мизерницкого.

 

25 июля 1947 года, как деликатно пишут, «был переведен в резерв приказом Управления по делам архитектуры при Совете Министров УССР». Но в 1952 году Берберов – вновь в кресле главного архитектора. Потом, спустя четыре года – горловская «ссылка». Потом – недолгое возвращение в областной центр и окончательный уезд в Баку, где Берберов вскоре оставил архитектуру и целенаправленно занялся выращиванием животных. «Мой муж Лев Львович обожал всякую живность, — говорила Нина Берберова — Поэтому в нашей стометровой квартире, помимо меня, дочери Евы и сына Ромы, было много зверей и птиц». Жизненный круг замкнулся.

 

В Донецке главным наследием Берберова считается ДК Франко, фундаментально перестроенный им вместе с вышеупомянутым Николаем Пети. Кроме этого, его имя значится среди, например, создателей углового дома на перекрестке проспекта Гурова и бульвара Пушкина. Ну, и конечно, после Берберова остался целый ворох воспоминаний и легенд, всюду сопровождавших этого пламенного, еще раз повторим, азербайджанца…