03.09.2010

Дончане на «Северном полюсе»

Первым донбасским полярником был легендарный Георгий Седов, погибший у острова Рудольфа в безнадежной попытке достичь Северного полюса. Несмотря на отдаленность Дикой Степи от арктических льдов, наши люди и впоследствии попадали туда. Но на культовых дрейфующих станциях «Северный полюс» их, насколько известно, не было. Вплоть до 1984 года, когда океанолог Роман Кишкань прибыл на станцию «Северный полюс-26» в составе второй смены.

Романтика

Полярная романтика еще не была замшелым мифом в конце 70-х – начале 80-х, когда формировались жизненные интересы Романа. Сын одного из самых известных донецких архитекторов, он мог спокойно выбрать дело, которое свяжет его с родным городом. Но получилось иначе. Литература о героических полярниках нашла отзвук в мальчишеской душе. За этим пришел серьезный интерес. Когда настал момент выбирать будущую специальность, Роман уже не сомневался. Он поехал в Ленинград и поступил в Высшее инженерное морское училище имени адмирала С.О.Макарова – на арктический факультет, по специальности «океанология».

— Это не океанология в духе Кусто, не биология. Это чистая физика, то есть — поведение жидкости, ее химические свойства, — объясняет Роман Владимирович.

Книжки про полярников читали многие донецкие мальчишки. Но только одного Романа Кишканя это подтолкнуло к выбору жизненного пути. Судьба!

В 1981 году Роман получил диплом инженера-океанолога. К этому времени он уже успел «пощупать» полярную жизнь. На четвертом курсе в компании нескольких однокашников участвовал в антарктическом рейсе. Была такая традиция на факультете: в качестве производственной практики, лучших отправляли за Южный полярный круг в учебное время. На НИС  (научно-исследовательское судно) «Профессор Визе» Роман с товарищами провел пять месяцев. Во время рейса судно обеспечивало первый авиаперелет советских полярников из Ленинграда в Антарктиду. «Профессор Визе» прибыл к берегам Антарктиды на побережье море Уэддела в районе мыса Норвегия. «Побережье», в данном случае, означает не золотые пески, а бесконечные глыбы шельфового льда и айсбергов, сползающих в море с материка. Новый 1980 год встретил на вахте в штурманской где-то на границе Атлантического и Индийского океанов между Южной Африкой и Антарктидой. Звон Кремлевских курантов увлажнял глаза, Родина казалось невероятно далекой…

Мечта

После получения диплома Роман, однако, вернулся в Донецк. Он устроился на работу в специальное конструкторское технологическое бюро «Турбулентность» при государственном университете. Организация считалась передовой, ее разработки ценились на союзном уровне. Вообще, донецкая школа гидродинамики тогда была уникальной, а возникла благодаря знаменитому Ивану Лукичу Повху, первому профессору Донецкого университета. КБ «Турбулентность» было его детищем, работать там полагалось за удачу и честь.

Но о Севере Роман Кишкань думать не переставал.

Работая в КБ, он бывал в самых отдаленных точках Союза – на Камчатке, во Владивостоке. К этому времени побывал на всех океанах, кроме Северного Ледовитого… Мечта в руки не давалась. Но давно известно: если над мечтой хорошенько поработать, она сдается. И вот в 1984 году, благодаря Роману Кишканю, «Турбулентность» выходит на арктическую тему. Никогда ничем подобным в КБ не занимались. И вряд ли бы заинтересовались, если бы не молодой ученый, которому так хотелось попробовать полярных будней.
В конечном итоге, Романа Кишканя вместе с напарником от СКТБ «Турбулентность» Валерием Проявкиным направили на станцию «Северный полюс-26».  И вот, в апреле 1984 два дончанина оказались на «СП-26», дрейфовавшей в севернее Новосибирских островов в Восточно-Сибирском море. Конечно, новобранцы сразу получили прозвище «шахтеры» — донецких людей в Союзе иначе не называли…

Север

Немного о сути дрейфующей полярной станции. Создается она на многолетних льдах в глубоководной части Северного Ледовитого океана. На здоровенную льдину высаживается группа людей, примерно две трети которых – ученые (гидрологи, метеорологи, магнитологи), а оставшаяся треть обеспечивает им условия для исследований (повара, радисты, врачи, механики). На льдине устанавливают сборные щитовые домики для жизни и работы – и в дрейф! Перемещаясь, льдина изменяется в размерах, трескается, опять смерзается… Во время сжатия льдов начинается торошение. Иногда юрты (круглые в плане утепленные палатки с окнами в виде иллюминаторов) поднимались на пятиметровую высоту движущимся ледяным гребнем и светили в полярной ночи своими иллюминаторами, как НЛО.

— Что испытывали, оказавшись в этом совсем не дружелюбном мире? – интересуюсь у Романа Владимировича.

— Если бы нас бросили на льдину без предупреждения – наверное, было бы страшно. Но ведь мы психологически к этому готовились! Я – так и вовсе, в течение многих лет рисовал себе эту ситуацию. Читал много литературы, особенно художественной, где вся «северная специфика» была драматически усилена. В общем, внутренний настрой был такой, чтобы эту ситуацию воспринимать как сложную, но терпимую. Бывали, конечно, всякие моменты… Когда ночью будит сильный глухой удар и треск – подскакиваешь с постели и какое-то время сидишь в ожидании самого худшего.

К счастью, на «СП-26» удалось обойтись без трагедий. Трещины во льду – это было довольно обыденное дело. Когда донецкие парни прибыли на станцию, практически каждый домик стоял на своем отдельном куске льда. Между этими островками были переброшены доски. Идет, скажем, полярник на ужин, ширина трещины — сантиметров 70. Возвращается с ужина – уже полтора метра, больше, чем длина доски. Доска плавает в воде, путь назад отрезан. И надо искать новое место для переправы…

Очень боялись периодов полнолуния. Как правило, с этим связана активизация приливно-отливных процессов, и льдину колет. 21 октября 1984 года случилось самое запоминающееся происшествие – «ломануло» очень серьезно, и кусок льдины с обиталищем донецких полярников за пару часов оттащило метров на 150. Порвались все кабеля, ведущие от дизель-станции – обрывки упали в ледяную воду, осветив окрестности ярчайшими снопами искр. Четыре дня полярники на отколовшемся от станции куске сидели без электричества. Учитывая возможность таких случаев, по всей территории станции заблаговременно рассредоточивают бочки с соляркой, чтобы обеспечивать топливом абхазские печки «Апсны». В хороший мороз 10 литров солярки улетает за ночь. Но горючего хватало, пока разводье не подмерзнет.

Потенциально, более серьезную опасность, чем трещины, представляли собой белые медведи.

— У нас на 30 человек было всего 5 карабинов и несколько ракетниц, — вспоминает Роман Кишкань. — Но ракетницы можно не считать. Это для медведя вообще развлечение. Серьезная тварь! Отпечаток лапы – примерно 25х20 сантиметров. Когти – как мои пальцы. Скорость развивает до 60 километров. И когда разгоняется, делает 12-метровые прыжки. Убегать бесполезно, лучше затаиться с подветренной стороны или где-то в укромном месте – он очень плохо видит, а вот на нюх воспринимает отлично, и на движущиеся объекты реагирует. Так и жили – 400 метров от дома до кают-компании (столовой) каждый раз шли, оборачиваясь. Однажды забрел на станцию годовалый медвежонок… Но знаете, этот малыш весит 150 килограммов! Долго он у нас бродил, гонял людей и собак. В конце концов, сильно «поломал» одного из станционных псов, и решили его пристрелить – потому что реальную же опасность представляет! Долго не решались– все-таки тварь краснокнижная, а Советский Союз относился к этому с большим уважением. Но, в конце концов, пришлось «положить». Жалко было – но что делать?

И все-таки, самой главной проблемой стал… начальник станции. Вместе с первой сменой на Большую Землю уехал ее командир – Василий Семенович Сидоров, человек-легенда, основатель антарктической станции «Восток», встретивший 60-летие на льдине. Половину жизни он провел в полярных широтах. Его сменщик (не станем называть фамилию – чего тревожить память) не выдержал напряжения – и ушел в запой. Просто: был человек – и человека не стало. Большой интеллигент, кандидат наук, все культурно и красиво – но, когда стало необходимо проявить силу духа, не выдержал и сломался. Он впервые зимовал. Когда увидел свое «хозяйство» — пришел в ужас от того, что все расползлось по кускам, а он должен это собрать, отвечая при этом за людей и технику. Продержался месяца полтора – а потом просто «ушел». Периодически это повторялось, причем в самом неприглядном виде. На Большой Земле правду узнали через полгода, схватились за голову и прислали замену.

Наверное, не зря говорят, что Север – самое подходящее место для проверки себя.

Донецкие

Всего на станции дончане провели более 7 месяцев — с мая по декабрь. На «СП-26» они привезли новую методику исследования свойств воды, по тем временам – весьма передовую. Специалисты из Ленинграда, которые по традиции обслуживали это направление исследований, отнеслись к пришельцам ревностно – но ничего не могли противопоставить: результаты наших говорили сами за себя.

Усовершенствовав методику, Романь Кишкань с напарником (уже другим, Сергеем Романчуком) вернулся в Арктику. Было это в 1989 году на «Северном полюсе-30». Донецкая установка получилась очень компактной и «скорострельной»: исследования подледного слоя океана, на которые у питерской бригады уходило 3,5 часа, производились за 20 минут. Роман отвечал за механику и гидрологическую часть, Сергей – за электронику и компьютерное обеспечение (уже тогда использовали микропроцессоры для разработки аппаратуры). Сам прибор был результатом сотрудничества двух донецких университетов – нынешних национального и технического и , конечно, ученых и инженеров СКТБ «Турбулентность».

— Это была часть большого военного заказа, который выполнял институт Арктики и Антарктики (ААНИИ), — поясняет Роман Владимирович. — Использовали ее военные или нет, сказать не могу. Это была абсолютно не халтурная работа. От американцев, конечно, отставали, но для советского уровня это было что-то! Получали интересные результаты, которые позволяли делать весьма необычные выводы…

Развить это, к сожалению, ни во что не удалось – скоро кончилась страна. Но донецких на «СП» запомнили. И не только за выдающиеся научные результаты, но и за традиционную крепость характера. На станциях всегда бывают энтузиасты-моржи, которые купаются в лунках. Был там один пятидесятилетний сухумец, который поражал публику, купаясь в проруби при температуре воды минус 1,7 (морская вода ведь не при нуле замерзает, а за счет солености – при чуть более низком градусе). Кишкань месяца полтора готовился, чтобы повторить этот подвиг. «Схема простая: перед ужином делаешь активную разминку, разогреваешься, полностью раздеваешься и в любую погоду выскакиваешь на улицу. Делаешь круг – метров 30-40, больше не стоит. И когда слышишь, что пятки начинают издавать стеклянный стук, пора назад. Дома хорошенько растерся – и на ужин». Полтора месяца таких занятий подготовили его к купанию в ледяной ванне. Он сделал это. Вместе с напарником до конца сезона в четыре месяца купались в той же лунке, куда погружали привезенный на испытания прибор. И все убедились, что Донецк – не менее морозостойкий город, чем Сухуми.

— Хотя, — говорит Роман — речь идет не о каких-то уникальных жителях города, вырвавшихся в полярные моря. Чтобы достигать поставленной цели, достаточно жить в Донецке, и проявить необходимую настойчивость. А характер он у всех дончан крепкий. Так что, достижения наши в Арктике в основе своей опираются на донбассовский дух, наш особый региональный моральный климат и произошли благодаря всем нам – «донецким».

Ясенов