Заполярный коммунизм

Известная российская журналистка Дарья Асламова в 2007 году побывала на Шпицбергене. Надо сказать, что там все еще влачит существование шахтерский поселок Барнецбург, который при советской власти был объектом вожделения угольщиков всей страны. Асламову поразили «перманентно горящие породные отвалы», распространяющие на всю округу запах тухлых яиц. «Ну и что?  У нас в Донецке отвалы всю жизнь горели, и ничего, люди жили», – невозмутимо прокомментировали ситуацию обитатели Баренцбурга. До сих пор там, в умирающем раю, как-то работают наши люди.

До развала Союза их было в десятки раз больше. Население Баренцбурга доходило до полутора тысяч человек. В сентябре 1968 года, когда на шпицбергенскую землю ступила дончанка Людмила Семенихина, там начинался «золотой век».

Зов Севера

Завербовалась Людмила просто. Шла в родном городе Донецк по проспекту Богдана Хмельницкого. На здании, где находилась городская прокуратура (сейчас тут – небоскреб «Столичный»), увидела вывеску компании «Арктикуголь» и объявление о наборе людей в Заполярье. Работала Людмила лаборантом в химической лаборатории на шахте Засядько, получала 60 рублей, и особых карьерных перспектив у нее не просматривалось. Девушкой она была свободной и не чуждой романтики. Шанс поработать в Заполярье показался ей сказочным.

Процесс набора контролировал начальник донецкого отделения «Арктикугля» Алексей Федорович Гайдаш. И, надо сказать, отсев был строгий. Подбирали тщательно, учитывали стаж работы, семейное положение (характерно, что мужчин брали почти исключительно женатых, а женщин – наоборот, холостячек). Основным параметрам Людмила соответствовала, впечатление на начальника произвела благоприятное – и ее зачислили в состав очередной партии.

Отъезд на Шпицберген мало походил на начало новой жизни. Даже рабочее место в Донецке за «полярниками» сохранялся – по истечении двухлетнего срока контракта они обязаны были вернуться туда, откуда уехали. То есть — просто эпизод на долгом трудовом пути. Но такой эпизод, о котором все они будут вспоминать всю жизнь, и который очень многим создаст мощную материальную базу (и, как надеялись тогда – обеспеченную старость). Ну, а пока – поездом до Москвы, оттуда до Мурманска, там – погрузка на теплоход «Сестрорецк», и – курс на Шпицберген!

По дороге попали в шторм. Трое суток корабль немилосердно болтало, и «сухопутные донецкие крысы» страдали в своих каютах. Голые скалы Шпицбергена после такой встряски показались Землей Обетованной. Высадились в порту и, пошатываясь («ходили, качаясь, еще дня четыре»), побрели наверх, в Баренцбург. Лестница в 200 с лишним ступенек – их Людмила Семенихина никогда не забудет.

В общем – здравствуй, Шпицберген!

Дело отца балерины Плисецкой

Этот арктический архипелаг в начале ХХ века отошел под управление Норвегии, но по договору от 1920 года, право на экономическое присутствие получали и другие страны. В 1935 году к договору присоединился Советский Союз. После Второй мировой войны на Шпицберген уже не вернулся никто из представителей «продвинутых» государств – добычу угля вели только норвежцы и СССР. А именно уголь стал причиной неожиданного возвышения этой группы островов, затерянных в ледяном океане.

Для работы на Шпицбергене была создан трест «Арктикуголь». Его первым директором назначили Михаила Эммануиловича Плисецкого. Его дочка, крошечная Майя, именно там, в клубе поселка Баренцбург, впервые выступила перед публикой. Оттанцевала в концерте художественной самодеятельности. Было ей тогда шесть лет, и все мы знаем, чем это кончилось. Самого Плисецкого, героя-кавалериста, арестовали двумя годами позже и расстреляли как врага народа.

Сейчас рассказывают, что уголь Шпицбергена был не так хорош, что в нем полно серы и что овчинка   с самого начала не стоила выделки. Вон, мол, западные компании потому и свернули свою деятельность на архипелаге, что не видели в этом экономической целесообразности. А советские – наоборот. Расширялись, строили новые шахты, довели объем своего присутствия до трех поселков. В лучшие годы русских и украинцев на Шпицбергене было в три раза больше, чем норвежцев.

Возможно, действительно, шпицбергенский уголь мало чего стоит. Возможно, в деятельности СССР на островах было больше политики, чем экономики. Но факт остается фактом: в 60-е годы заполярная угледобыча Советского Союза процветала. Овеянная традиционной советской арктической романтикой, она представлялась чем-то качественно другим, нежели шахтерский надрыв в донбасских недрах.

В такой вот атмосфере и появилась на Шпицбергене Людмила Семенихина.

Острова любви

Что поразило ее прежде всего? Бочка «дегтя». Так называли жители Баренцбурга бочку черной икры, стоявшую в столовой. Из нее можно было черпать, сколько организм выдержит.  Скоро бочка кончилась, ее убрали и больше такого эксперимента уже не повторяли. Но воспоминание осталось навсегда.

«Мы жили при коммунизме и сами того не сознавали», — говорит Людмила Георгиевна. В чем заключался коммунизм? В отсутствии материальных затруднений, прежде всего. Как уже говорилось, зарабатывали на Шпицбергене прилично (наша героиня получала 150 рублей плюс премии). Через полгода начинали начислять 10% северной надбавки, через год – 20%. А жизнь стоила недорого. На еду и одежду тратиться не приходилось. Дополнительные расходы? Ну, можно было взять спиртного помимо положенной на месяц бутылки водки. Ну, приобрести импортных вещей – их регулярно доставляли с континента (купленное затем отсылали в родные края в специальных ящиках – «юшарах»). Но, в общем, жизнь была сытной и обеспеченной – живи, ни о чем не беспокойся. Работай и старайся не попадаться на глаза белым медведям, которые совсем не прочь полакомиться отборными донецкими шахтерами.

Людмила Семенихина видела северных хищников только один раз – с борта вертолета, когда летела из Баренцбурга в другой советский поселок, в Пирамиду, участвовать в ликвидации страшного пожара 1970 года. И не медведи ассоциируются у нее со Шпицбергеном в первую очередь. А что? «Я не припомню никаких крупных конфликтов, которые бы там произошли. Там обстановка располагает к любви, к доброте. Экзотика, романтика. Одни голые скалы вокруг – но при этом, наслаждаешься жизнью», — передает моя собеседница свои ощущения. Как знать – может быть, ничего плохого не происходило, потому что большинство народа было из Донбасса? Тут ведь у нас все хорошие, не правда ли? Ну, или почти все…

Сны о чем-то большем

Они потом встречались в Донецке – ветераны Шпицбергена. Собирались в последнее воскресенье октября на площади Ленина и шли в ресторан «Донбасс» или «Москва» отмечать свое славное прошлое. Для каждого из них два года за Полярным кругом была лучшим временем жизни.

Больше стандартных двух лет мало кто выдерживал, хотя предлагали остаться еще на третий год. Все-таки на Шпицбергене было не так уж весело, несмотря на наличие клуба, бассейна, а также столовой, где одних салатов предлагали не менее 10 наименований. Но при этом – никакого телевидения, а иногда,  при магнитных  бурях – и никакого радио. С конца октября до конца февраля – полярная ночь, мало в кого способная вселить оптимизм. Ну да, соревнования и концерты. Веселый праздник 23 февраля – гибрид Дня Советской Армии и Масленицы, когда все выходили приветствовать первое солнышко. Но все это – эпизоды… Давила оторванность от Большой Земли. И слишком узок был круг этих людей: баренцбурговские полторы тысячи – это всего лишь пять стандартных девятиэтажек. Представьте себе, что ваш мир ограничивается одним кварталом, где все намозолили друг другу глаза до невозможности.

«Да и здоровье на Шпицбергене подорвать можно было серьезно», — говорит Людмила Семенихина. По ее предположению, радиоактивный фон в Баренцбурге явно завышен – хотя на официальном уровне всех, конечно, успокаивали. Плюс дополнительные атаки на иммунитет, связанные с особенностями производства. У самой Людмилы Георгиевны, в ее химической лаборатории – работа с ртутью. В общем, совсем не сахаром было это коммунистическое Заполярье.

Тем не менее, Семенихина вернулась туда еще раз. И на этот раз надолго – на четыре с половиной года. Этот загадочный мир, где романтика была суровой, а беззаботность выходила боком, неудержимо тянул к себе. В конце концов, если живешь на Шпицбергене второй срок, это становится твоей второй сутью. Север, как говорил Руал Амундсен, из себя вынуть невозможно…

Она бы вернулась туда еще. Но сначала помешали личные обстоятельства, а потом – развал системы, при которой заполярный уголь был кому-то нужен. Для Украины Шпицбергена как бы не существует – хотя ее граждане там все еще присутствуют. Когда Семенихина оформляла пенсию, ей так и сказали в донецких учреждениях:: «У нас Шпiцбергена немае!» Правда, потом президент Кучма издал приказ: засчитывать год на Шпицбергене за два. Ветераны северных островов – одна из немногих категорий населения Украины, которая считает Леонида Даниловича благодетелем.

А сны про Шпицберген Людмиле Георгиевне Семенихиной до сих пор снятся. «И какие это сны?» — интересуюсь я. «Хорошие. Во всяком случае, не ужасы с белыми медведями», — улыбается она.