16.05.2011

Щорса. От тюрьмы до сумы

Легендарный красный командир Николай Александрович Щорс был персонажем многослойным. Сын то ли железнодорожного рабочего, то ли крестьянина. Фельдшер. Поручик-пехотинец. Партизан. Муж еврейки Фрумы Ефимовны. Жертва предателя. Много всего намешано. Улица имени Щорса в Донецке – кучка разнообразнейших учреждений. Воинская часть. Таксопарк. Райотдел милиции. Управление СБУ. «Пожарка». Пара школ, несколько вузов. Крытый бассейн.  Магазины, рестораны. Почти полный срез жизни города. Трагически погибший Николай Щорс был непрост. Спокойно живущая улица его имени очень непроста…

И полна загадок. Вот дом. На нем – табличка: «Улица Дмитрия Гулиа». Во избежание вопросов (а они немедленно возникли у меня и у моего попутчика Александра Верного), тут же – еще одна табличка, побольше, она разъясняет, что Дмитрий Гулиа — это  абхазский народный поэт, писатель и общественный деятель. То есть, если кто-то подумал, что Дмитрий Гулиа – это творческий псевдоним Николая Щорса, тот все-таки ошибся. Улица Дмитрия Гулиа такой длины, что автобус с «гармошкой» заполнит ее всю. Она скромно ответвляется от Щорса – одна из сотен невидимых улиц Донецка, до которых никому нет дела, пока они неожиданно не встанут у вас на пути.

Империя подсолнухов

Маленький мальчик идет между терриконов, сбивая палками шляпки подсолнухов. Он абсолютно счастлив – по крайней мере, до тех пор, пока его не поймал сторож или хозяин плантации. Мальчик воображает себя то ли Ильей Муромцем, то ли казаком-разбойником. Где-то за зарослями подсолнухов притаилась Ветка. С другой стороны – таксопарк, место не менее романтичное, чем вражеские ряды в образе подсолнечных генералов. Если притаишься у обочины улицы Больничной в нужное время, мимо тебя, как на параде, будут проезжать пузатые «волги», мигая тебе зеленым глазом. «Такси свободен, прошу садиться!» Жители новых кварталов, которые тут строят со скоростью свиста, уже приспособились в случае необходимости тормозить такси сразу же у ворот таксопарка, получая тем самым незаконное преимущество перед жителями остального мира.

Маленький мальчик живет в начале 60-х.

В начале 60-х Таманский проспект еще назывался Больничной улицей. С тех пор изменилось не только это. Подсолнуховые поля, тянувшиеся между терриконом шахты «Центральная-Заводская №3» и проспектом Панфилова, отступили под натиском урбанизации. Однообразные желтенькие и серенькие кварталы победили все. Но не воинскую часть.

Конвойный батальон внутренних войск был передислоцирован в Сталино из Харькова в конце 40-х. Специфика работы требовала некоторой отрешенности – и батальон ее получил на окраине поселка Ветка, в прямом соседстве с подсолнухами. Любопытные мальчишки слышали, как из-за ограды доносится лай     овчарок, натаскиваемых на выполнение сложных задач, и командирский матерок. Так было много-много лет. Воинская часть – ветеран улицы Щорса, одна из ее констант. Разве можно забыть тех невыразимо страшных девиц, которые приходили под КПП и с тоской смотрели на ворота. По качеству девушек  было видно, что они хотят дружить с военными совершенно бескорыстно, а некоторые были даже готовы приплачивать. Наивные 70-е…

На мощной крепостной стене бывшей базы «Облпотребсоюза» — сразу пять рекламных постеров фильма «Служебный роман. Наше время». Перед расклейщиком явно стояла задача найти самое неподходящее место для рекламы. С задачей он справился блестяще. Мощная складская империя… Она распалась на множество удельных владений, «Облпотребсоюз» передал полномочия целому ряду частных лиц, которые пользуются этими площадями. Так в свое время великая Германская империя распалась на сотню княжеств и рыцарств. И каждый был по-своему доволен.

Жизнь мельчает. Но кое-кто устраивается.

Битва на школьном дворе

Возле горводоканала – огромная реклама другого рода, социальная. Хорошо одетый и безупречно причесанный джентльмен призывает взять субсидию для оплаты услуг этого самого водоканала. Не убеждает…

Светски болтая, мы с Верным пересекаем границу Ветки, сами того не замечая. Граница Ветки – вопрос философский. Для некоторых, она заканчивается на проспекте Панфилова. Для некоторых – ею не пахнет уже двумя кварталами ранее. Провести разделительную черту можно, если углубиться в историю рудника, давшего поселку названию. Но, поскольку историки врут еще более вдохновенно, чем журналисты, затея эта все равно никчемная. Так что условимся: где-то в промежутке между Тренева и Панфилова, светски болтая, мы пересекли границу Ветки.

Разница между соседними поселками в Донецке, на самом деле, минимальна и важна только для аборигенов. В любом случае, здесь, на бывшей северной окраине города, живет боевой народ, гордится своим прошлым и бесстрашно строит свое настоящее. Для этих людей нет сомнений и преград, а авторитет – только в том смысле, в каком его привыкли здесь понимать со времен криминального непокоя. Тут и сейчас просто. Рассказывают, что одна из местных матерей, чей сын оказался в местах отдаленных, написала Януковичу письмо с просьбой помочь и убийственным аргументом: «Виктор Федорович, ну ведь вы же сами были таким!». Ответа, насколько удалось узнать, не последовало…

Мы с Верным выходим на двор школы 48. Сбоку – пара бревнышек, на которых так и тянет расположиться с фляжкой ирландского виски. Верный рассказывает, что спортивная площадка школы два раза служила полем битвы между сотрудниками правоохранительных органов и местным населением. Обе случились в середине 90-х. В первой один из бойцов по кличке Дымок единолично отмолотил трех ППСников. Вторая битва была намного серьезнее – с битьем бутылок, с «розочками». Инициировали конфликт милиционеры, лежавшие на излечении в соседней больнице. Они же первые и убежали с места событий. Прямо по Наполеону: «Главное – ввязаться в драку, а там поглядим…»

Здесь, между Тренева и Панфилова, всегда жили люди, которых уважали по всему городу. Здесь былаКаменка– район, чьи бойцы были известны везде. Как-то одноразово, в середине 70-х, в трех домах по переулку Исаковского возникло сразу несколько харизматичных личностей. Сокура, Бёс, братья Тевяшовы, Цыган, Папа Карло, братья Толкуновы… Эти люди умели внушить к себе почтение. И Каменка гремела. До сих пор отголоски той славы кое-где слышны. Впрочем, квартал этот достоин отдельного разговора, мы еще вернемся сюда специально. Вернемся, разумеется, с самыми добрыми намерениями. С другими, здесь лучше не возникать.

Но одну деталь стоит описать сейчас и отдельно.

«Ромашка»

В глубинах Каменки, на небольшом отдалении от улицы Щорса, не привлекает к себе внимания скромного вида сооружение. Вроде сарай – но с окнами (причем на окнах – решетки). Вокруг – дорожка, уложенная плитами. Пройдешь мимо – и не заметишь. Но если иметь хорошо информированного проводника…

Ключ поворачивается в замке легко, сразу видно, что эта дверь не обижена вниманием. Включается свет – и глазам изумленного гостя предстает чистое, хорошо оборудованное помещение, в котором хоть сейчас проводи дискуссию на тему: «Есть ли жизнь на Марсе». Открываем холодильник – ну конечно же: банка корнишонов, сыр, рассол. Все, что надо для старта дружеской беседы. На холодильнике – так называемый «бумбокс», кассетный магнитофон то есть. Функционирующий умывальник. В углу, как перуанский божок – бюст Ленина, прикрытый соломенными шляпами. Хрустальная салатница, вентилятор. Картина «Сватовство майора». И ковер на одной из стен. И фотографии из жизни одной веселой компании.

Фотографиями увешаны все стены и даже отчасти потолок. Под ними – подписи, составленные из газетных заголовков. Вот лишь некоторые: «Шампанское пить – здоровье крепить!», «Вечный кайф», «Берегите джентльменов!», «Хроники всех стран, объединяйтесь!», «Наши бабы – круче АББЫ», «Морда красная и радостная», «Все на пикник!». Сразу видно, что это заведение контролируют люди веселые и творческие. На дверях – подборка алкогольных картин питерского художника Копейкина. То есть, люди еще и культурные!

Было бы неправильно, если бы такое заведение оставалось безымянным. Конечно, имя у него есть. И какое! Душевное, как застольный разговор, мягкое, как хорошая водка летним вечером. «Ромашка»!

«Ромашку» (название, кстати, взято по имени забегаловки из фильма «Афоня») построили в мае 1991 года. Время было так себе, хреновое время – жизнь расползалась по всем швам, настроение – непонятное, планы – смутные. Светлого и радостного в окружающем мире оставалось все меньше. И тогда группа товарищей решила создать себе свет и радость. По заказу сварили каркас из уголка, обшили его металлом, изнутри – фанерой, промежуток заполнили пенопластом. Строили на века. И «Ромашка» простояла 20 лет без каких-либо проблем! Отдыхали крепко, но и не без изыска. Случалось, играли скрипач и виолончелист из ближайшего музыкального общежития.

Резюме? Оно недвусмысленно. Хочешь быть счастливым – раздобудь немного уголка!

Чрезвычайщина

На перекрестке улицы Щорса и проспекта Мира, как специально, сошлись представители трех экстренных служб. «01» — центральная пожарная часть, возведенная в ранг главного управления МЧС. «02»(условно) — областное управление СБУ. «03» — станция «скорой помощи». Концентрация с одной стороны тревожащая, с другой – успокаивающая. Появляется мысль о неизбежном порядке на дороге и в мозгах. Все это, конечно, не так. Так называемые «тихие улицы центра» (а Щорса – их ярчайший представитель) обладают подлым свойством: они расслабляют. А в большом городе расслабляться нельзя, даже если вместо мата слышишь пение птиц!

Доказательство – другой перекресток Щорса, стык с проспектом Панфилова. По какому-то непонятному капризу художника, стоящие здесь светофоры не синхронизированы. В итоге, постоянно возникают аварийные ситуации. В конце 2010 года была история, когда молодая парочка на своей «Шкоде» врезалась во что-то навсегда. Уже много лет водители, попадающие в сеть идиотского перекрестка, жутко расстраиваются. Но, несмотря на близость экстренных служб, их яростного мнения никто не слышит.

Над перекрестком вообще витает какой-то злой рок. В середине 90-х здесь прозвучал один из взрывов «криминальных войн». Рвануло так, что в соседнем доме не осталось ни одного живого стекла.

А под зданием СБУ, конечно, всегда было тихо. Такие учреждения обладают редким свойством генерировать вокруг себя леденящее спокойствие. Внушительное здание с непременной запутанной планировкой. Гримасы социализма: для строительства сверхсекретного объекта привлекали студентов. Категорически предупреждали, что болтать об этом не стоит. Да кто болтал-то?

Тогда это еще называлось КГБ, и само корявое сочетание букв отбрасывало тень. Когда управление построили, рядом, на месте нынешнего монументам рыцарям долга, поставили бюст Дзержинского. Под ним была непонятно зачем придуманная удобная ниша, в которой некоторые не самые радивые ученики соседней школы прятали дневник, идя на занятия – чтобы некуда было ставить двойки. Фамилия одного из них была Кржижановский. Так еще раз встретились в истории  два великих польских рода.

Плоды просвещения

Если на улицу, как куски мяса на шампур, нанизаны высшие учебные заведения – значит, на этой улице бьется сексуальный нерв города, упругий, как тот самый шампур. Поэтому, несмотря на относительную оторванность Щорса от светской жизни, процент симпатичных дончанок тут странно велик. Не буду спорить – надолго они тут не задерживаются. Наука, наука…

В детстве – юный натуралист, Верный показывает на биологический корпус национального университета. С этим объектом у него связано одно из сильнейших воспоминаний. Как-то его и ряд других естествоиспытателей повели в святая святых – подвал биофака. Там юный Саша увидел незабываемое: ряды клеток, в которых пищали и мерзко воняли крысы. Зачем в этих закромах держали такое количество неприятных грызунов? Для опытов? Выращивали супероружие в предстоящих (неизбежно!) войнах с условным противником? Есть ли сейчас этот виварий?

В годы молодости автора маленькое здание рядом с биофаком служило нуждам гражданской обороны. Там учили надевать противогазы и накладывать марлевые повязки студентов всех факультетов. Тогда о подземельях этого учебного комплекса рассказывали всякие небылицы. Говорили, например, что начальник университетской системы ГО устроил в подземном бункере свои личные апартаменты для красивого отдыха – с диваном, телевизором и биде. Мол, водит туда женщин в обстановке строжайшей конспирации. Но одна, мол, в сердцах (что-то они там не поделили) рассекретила объект. Начальник системы внешне ну никак не тянул на подпольного донжуана. Но внешность ведь обманчива, особенно в таких делах. Были в Донецке два фотокорра, два еврея, страшные, как Патти Смит. Более удачливых ловеласов свет не видел!

Проходим мимо главного корпуса коммерческой академии, известной в советские времена как «Донецкий институт спортсменов и танцоров». Шутка. На самом деле, этот вуз назывался Донецкий институт советской торговли (как будто в Донецке была другая!). Шутники расшифровали аббревиатуру ДИСТ по своему усмотрению. Но доля правды в их варианте имелась! Процент артистов и футболистов в торговом был, наверное, повыше, чем в каком-то ином вузе города. Где-то тут учился лучший игрок «Шахтера» Виталий Старухин. Молва приписывала его поочередно то к биофаку, то к торговому…

В конце концов, это неважно. Старухин принадлежит всему Донецку, а не какой-то его отдельной части. Даже если это Донецкий институт спортсменов и танцоров.

Улица Печатников, площадь Скотопрогонная

Мы начинали наши похождения, как Алиса в Зазеркалье – шиворот-навыворот, с конца улицы Щорса. И вот мы – в ее начале. Старая часть, построенная еще в первой половине века. На карте оккупационных времен она значится как улица Печатников.

Впрочем – разве это улица была? Так – недоразумение. Два с половиной квартала.  Начиналась, правда, там же, где и сейчас. А заканчивалась, не доходя до Театрального проспекта, которого, впрочем, еще и близко не существовало. Тогда в районе университетского квартала вообще все было по-другому. Оттуда уходили автобусы междугородного следования. Станция находилась как раз на месте нынешнего главного корпуса национального университета. Ни одного печатного свидетельства ее существования пока не попадалось, но устных накопилось уже достаточно. Люди вспоминают эту автобусную станцию как главную в городе, до появления Южного автовокзала. Никаких удобств, туалет за полкилометра, неизбежный дикий рыночек. А перед станцией — огромная площадь с говорящим названием: Скотопрогонная. В протоколах заседания горисполкома конца 40-х годов зафиксированы жаркие дискуссии с требованием привести это далекое от гармонии пространство в цивилизованный вид.

С ним разобрались, проложив проспект Гурова. И Скотопрогонной площади не стало. Отвалился еще один кусок юзовской истории.

Пересекая проспект Гурова, улица Щорса падает к югу, завершая свой обратный отсчет. В недрах этих трех кварталов прячется три детских сада и одна спортивная школа. На перекрестке с Комсомольским проспектом – ПТУ и строительный техникум. Историческая часть Щорса так и сочится заботой о подрастающем поколении. Это, конечно, символично: без новых поколений некому поддержать старые традиции. А они были. В свое время, до войны, тут пузырился вариант Каменки: назвалось это «Новый участок», народ жил боевой, любил заниматься боксом и при малейшем поводе задирался в парке Щербакова с александровскими и смолянскими. Это был не центр, не окраина – так, не пойми что.

А сейчас? Стандартные домики выглядят разобщенно, как пассажиры автобуса. Вряд ли эти три квартала способны встать в едином порыве за какое бы то ни было правое дело. Впрочем, это можно сказать о большинстве донецких кварталов. Телевизор минимизировал уличное братство. Интернет помножил его на ноль.

Улица Щорса утыкается в территорию знаменитого бизнес-центра Первого Украинского Международного Банка. Здесь – изначальные дома улицы Щорса. Начинается она от денег. Заканчивается… Ну, мы там уже были. Воинская часть, придуманная для транспортировки зэков. Кто там в Донецке зарекался от сумы и тюрьмы?

Ясенов