03.05.2009

Буденновка. Большая жизнь

Буденновская старина

Андрей Земляной, мой гид по Буденновке, не такой уж патриот своего поселка, родные реалии оценивает по справедливости. Однако с удовольствием рассказывает местную трактовку донецкой истории. Трактовка прелюбопытнейшая: согласно ей, в 30-50-е года Буденновка считалась центром города. Да, покупать крепдешин все равно ездили в район ЦУМа – но главные вопросы решались здесь, в отдалении от «старого города». Ведь Донецк – это всегда промышленность, а в те годы главные шахты были сосредоточены именно на Буденновке.

Скептически комментируя местность, по которой мы движемся (частный сектор, мусорники, развалины), Андрей с удовольствием говорит о том, что именно на их поселке – старейшая в Донецке церковь. «Как – самая что ни на есть старейшая?» — уточняю я. «Во всяком случае, первая из тех, которые вновь открыли в конце 80-х, когда религию вновь разрешили», — соглашается на компромисс Андрей. Церковь возвышается над частным сектором Буденновки. Издалека у нее какой-то пряничный вид, вблизи проступает печать перестройки: красный кирпич очеретинского производства резко снижает впечатление. В двух шагах от православного Свято-Успенского храма – баптистский молельный дом. Битва за паству в воскресный апрельский день была явно выиграна прозелитами. Внутри молельного дома активно распевали какие-то хоралы, в то время как на дверях храма висел внушительных размеров замок.

Украдкой заглядываю во двор рядом с баптистской цитаделью. Преступное любопытство вознаграждается сполна: во дворе развернута агитационная палатка Партии Регионов, которую хозяин использует как гараж. Излишне спрашивать, за кого голосует местное население. Впрочем, это и без палатки ясно: на донецких окраинах оранжевый цвет воспринимают только в связи с командой «Шахтер». А Буденновка – окраина настолько донецкая, что хоть в хрестоматию вставляй. Улица Табунова – идеальный фон для съемок римейка «Большой жизни», если кто-то додумается до такого проекта. С 50-х годов здесь мало что изменилось: аккуратные саманные домишки, пыльные улицы с цветущими абрикосами и грязными подростками. Если бы навстречу нам из-за какого-то угла вдруг вывалилась ватага черномазых белозубых проходчиков в робах, это идеально завершило бы композицию.

Табунов и другие герои

«Кто такой Табунов?» — спрашиваю Андрея. «О, это такой человек!» — отвечает мой гид и увлекает меня к школе 139.

Серое двухэтажное здание без труда вписалось бы в римейк «Большой жизни». Не слишком обезображенное ремонтами, оно может всеми фибрами претендовать на статус памятника истории. Во дворе – спортзал: желтый барак с решетками на окнах, из фундамента вываливаются здоровенные кирпичи. На взгляд постороннего, если это и можно как-то использовать, то разве что для хранения картошки. Но Андрей уверяет: перед нами — действующий спортзал, и там вовсю идет физподготовка юных буденновцев.

На стене школы – табличка: «В этом здании в ноябре 1941 года был создан штаб подпольной патриотической молодежной организации г.Донецка». Перед глазами встают светлые лики неизвестных мне комсомольцев, которые в сумерках привычных классов договариваются мочить фашистскую нечисть и, создав подпольную группу, рассасываются по буденновским улочкам. Рядом со школой – памятник воинам-шахтерам. Рядом с ним – вполне живой отец в возрасте 45 лет объясняет дочери школьного возраста, за что, собственно, воевали эти самые шахтеры, а заодно пытается втолковать, что Гитлера победил совсем не Дуайт Эйзенхауэр. А за спиной посеребренного воина с автоматом ППШ и шахтерской лампой в руках – скромный обелиск, на котором и значится «Табунов Николай Петрович. 1905 – 1943».

В общем, был такой лейтенант Табунов, погиб при освобождении Сталино. Здесь и похоронен. Рядом со школой, в которой формировалось антифашистское подполье. Военно-патриотический очаг на пятачке у остановки трамвая номер 10 выглядит не слишком презентабельно, но очень искренне. Находясь в его сени, испытываешь убежденность: без Буденновки освобождение Сталино от немцев не прошло бы так гладко!

Семен и Саша

До открытия молекул атом считался мельчайшей из существующих частиц – а потом выяснилось, что там столько такого внутри, что разбираться и разбираться! Натура Буденновки примерно такая же: для непосвященного, это единый конгломерат, но при углублении в предмет обнаруживаешь сложнейшее устройство. Железные дороги и улицы дробят поселок на всякие там Ворошиловки, Алексеевки и разного рода «бисы». Собственно, Буденновкой-то у местных считается микрорайон вокруг центральной площади с памятником Семену Михайловичу, величайшему кавалеристу всех времен и народов. К нему мы и направляемся.

Мимо нас величаво проплывают два внушительных размеров пруда – «Алексеевские», уточняет Андрей. В их удивительно чистой (апрель все же!) лазоревой глади отражаются окрестные терриконы, красные многоэтажки, всепобеждающий камыш и радостные лица аборигенов. Для прибрежных компаний этот воскресный погожий день – замечательный повод воссоединиться с природой посредством пива и прочих бодрящих напитков.

Подъем, ступеньки, поворот, квартал. Вот и она – центральная площадь, известная как место одного из самых бесцеремонных убийств эпохи передела собственности (из автомата расстреляли  Евгения Минайлука по кличке «Седой», известного на поселке «авторитета). Сейчас здесь тихо. Все, что можно, уже давно поделили. Статный Семен Михайлович цепко озирает площадь. Почему скульптор пожалел для потомственного кавалериста лошади? Может, в бюджет не вписывался замечательный скакун, которого, по некоторым данным, звали Черчиль?

Тут же, как бы в плане компенсации, по площади проскакала амазонка на серой в яблоках кобыле. Если бы я чувствовал себя фигурой, равной Черчиллю, непременно подумал бы, что это представление, организованное специально к моему визиту. Но, судя по реакции населения, наездница на площади Буденного – дело привычное…  Приближаемся к Семену Михайловичу – и видим на его груди какие-то потеки. «Приезжие сделали, факт!» — авторитетно заявляет Андрей. Местные Семена уважают. Если бы увидели вандала за его позорным делом – оторвали бы руки и сказали бы, что так и было.

В двух кварталах от маршала – еще одно изваяние, не столь воинственное и еще более низкобюджетное. Цементный Пушкин, на лице которого единственный четко различимый элемент – огромные бакенбарды. Его стыдливо спрятали в тылу здания дворца культуры его имени, где до сих пор функционируют такие реликты, как народный духовой оркестр «Пролетарец» и детский театральный коллектив «Сорванцы». На стене ДК, ближней к Пушкину – вполне логичное: «Донецк – Россия!». Что еще можно было написать в непосредственной близости от светила русской поэзии? Рядом, во дворе трехэтажного желтого дома, за столиком – яростно жестикулирующая компания. «Пушкинские чтения!» — подумал я и наверняка был недалек от истины.

Марсианские хроники

В воскресный вечер над центральной Буденновкой витала тишь и благость, которую усугублял плакат «С праздником, дорогие буденовцы!» (такое впечатление, что плакат не снимают никогда , что праздник здесь вечен, как в саду Эдема). Но какое-то тревожное чувство не покидало душу. Причину его я долго не мог уловить, пока, наконец не понял: его источник — четыре красноватые пирамиды. Они угрожающе громоздились внизу, в балке. Впечатляющая горная композиция, терриконы шахты «Мушкетовская», скрывающие от глаз людских Чумаковскую ЦОФ.

У подножия этой композиции чувствуешь себя личинкой, заброшенной на Марс. Зелень еще не успела заползти на склоны, и терриконы с красноватыми, синеватыми и желтоватыми прожилками напоминают что угодно, только не земной пейзаж. Вот тут бы, на этой натуре, съемочный коллектив «Большой жизнь» и обломался – но зато могли бы развернуться Джордж Лукас и его приспешники. Молодая поросль из поселка, обтекающего терриконы аккуратно, как Миссисипи – остров Гека Финна, снует по склонам террикона без зазрения совести и малейшего колебания. На вершину протоптана удобная дорожка, которую совершенно бесплатно показывают приезжим.

Терриконы мертвы, хотя и активно пылят. Но двадцать лет назад в их недрах бушевало неугасимое пламя, и на окрестные домики падала всякая гадость от подсыпаемой  породы. Но люди жили. И они выжили. С огородов снимали урожай огурцов и баклажанов, а буденовские абрикосы славились каким-то особенным, утонченным вкусом. Что ж, немудрено.

Люди здесь живут, как жили. Правда, у некоторых появилась китайская машина «Джили». А так – без перемен. И даже местная достопримечательность, первый советский миллионер родом из Донецка, преспокойно существует в своем двухэтажном особнячке. Совсем недалеко от террикона, кстати. Как утверждают, вполне легальный миллион рублей он заработал в середине 80-х на авторемонте, получив какой-то хитрый доступ к источнику запчастей. Население Буденновки свято уверено: все, что происходит в Донецке впервые, происходит у них.

Ясенов