Проект «Донецк, я люблю тебя!», о котором мы рассуждали совсем недавно, пополнился очередным рассказом. Что особенно ценно для нас, его автор — один из завсегдатаев сайта «Донецкий». Зовут его Александр Верный, и он не имеет к литературе никакого отношения. Во всяком случае, прямого. Что не помешало ему написать абсолютно конкурентоспособный рассказ. Итак…

 

Пунктуальность — одна из самых неприятных человеческих черт. Неприятных — если чертой этой обладаешь ты, а окружающие — увольте.

Зарецкий стоял напротив драмтеатра у памятника, именовавшегося иначе «Головой», ровно за десять минут до назначенной встречи. Стоял, конечно, без цветов. Настя называла это старомодными манерами, что для бас-гитаристки рок-группы вполне объяснимо. Про конфеты и говорить не стоило. Однажды он пришел в гости с букетом и коробкой конфет. Настя открыла дверь, взяла цветы, чмокнула в щеку, бросила букет на подставку для обуви и покосилась на конфеты:

— Это кому? Я же сказала, мамы дома не будет.

Настя — это девушка с самыми рыжими волосами в Донецке. Месяц назад он увидел эти жгучие длинные волосы на другой стороне улицы и, перепрыгивая через ограды, извинительно поднимая ладони в ответ на мат водителей, побежал знакомиться…

Зарецкий прохаживался около памятника. Летнее солнце понемногу скатывалось за крыши домов. Бронзовый Пушкин, казалось, щурился в последних лучах. Где-то вдали заиграл саксофон. Бульвар начал заполняться людьми.

Пунктуальность Настасьи была своеобразной. Ровно в семь она позвонила и сказала, что репетиция затянулась, что сволочь Ракитин безбожно лажает, что ударник снова бросил пить, что она порвала струну (женскими пальцами на басу, на секундочку), что сегодня еще ничего не ела, что любит, что будет максимум через полчасика, что пока и что не мешай. Зарецкий вздохнул. Час-полтора ему предстояло бесцельно шататься по бульвару. Пушкин смотрел на него с пониманием.

Дав несколько кругов, Зарецкий сел на скамейку и закурил. Гуляющих по бульвару с каждой минутой прибавлялось. Начав с джазовых импровизаций, отрыдав «Гудбай, Америку», невидимый саксофон грянул «Дым над водой». Кто-то начал приплясывать.

Зарецкий снова глянул на памятник. Солнце русской поэзии закатило глаза, отвернулось и стало смотреть на прохожих.

На соседней слева скамейке сидели двое — один основательно седой, второй безупречно лысый, оба в старорежимных сандалиях, седой пил пиво. До Зарецкого доносились обрывки разговора:

— А по поводу вечной жизни, Иван Никифорович, не кипятись.

— Я спокоен, Иваныч!

— …У каждого есть чувство, что происходящее с ним в настоящий момент уже случалось.

— Точно. Я пиво уже когда-то пробовал.

— Сам дурак.

— Проходили, — отмахнулся седой. — Если время бесконечно, а число атомов во Вселенной хоть и безумно велико, но ограничено, значит, эти атомы когда-нибудь снова придут в комбинацию, подобную той, в которой они находятся сейчас. И снова буду я сидеть на бульваре, пить пиво и нести эту ересь. И это повторение будет бесконечно. Конец цитаты. Хорхе Луис Ницше. Нет. Фридрих Борхес. Какая к бесу разница? Пиво, кстати, отвратное. Просроченное, что ли?

— Хм… Интересно… Могу с легкостью доказать обратное!

Проследить за полетом мысли лысого помешал пухлый очкарик, грузно севший рядом с Зарецким.

— Не помешаю? — кратко уведомил он, трагически вздохнул и поставил на асфальт пакет, внутри которого весело звякнуло. Очкарик интимно снизил голос:

— Сейчас Серега подойдет… за стаканами пошел…

Зарецкий понимающе кивнул. Встать, что ли прогуляться? Не успел. Помахивая прозрачным пакетиком с пластиковыми стаканчиками, к их скамейке направлялся явно Серега. Присел.

Очкарик повернулся.

— Пьер, — протянул он влажную ладонь.

— Серега, — кивнул Серега.

— Дима, — сознался Зарецкий.

— Чуток виски, Дима, а?

— Так здесь же вроде нельзя пить.

— Так ты и не пей. Отхлебни. А потом и не пей. Пока вторую не налью, — пряча руки за пакетом с бутылками, Пьер до половины наполнил пластиковый стакан.

Молчаливый Серега достал из пакета и протянул плавленый сыр. Зарецкий взял стаканчик и закуску. Пьер налил еще два, спрятал виски в пакет, окинул взглядом бульвар, причмокнул губами, встретился взглядом с бронзовым классиком.

— Ну… За Сергеича не чокаясь, — и немедленно выпил.

Зарецкий, поразмыслив, что все равно еще минимум час делать нечего, опрокинул стаканчик. Пьер налил по второй, и вокруг зажглись фонари.

 

Если есть настроение —читаем дальше