09.10.2010

Судьба архитектора

Перемена участи

Его дед был человек необразованный, ремесленник, мастер цеха, краснодеревщик в Курске. Второй дед был мастером цеха в Белгороде. Они построили железнодорожные вокзалы в этих городах, потом объединили капиталы и взяли подряд на сооружение харьковского деревянного вокзала. Так, в семью пришел строительный бизнес. А потом пришла революция, и с ней настал конец бизнесу.

Молодой Георгий Навроцкий получал образование уже при Советской власти. Закончил семилетку, пошел на паровозный завод. Все это было тяжело и беспробудно. Но вот он как механик попадает в Украинский физико-технологический институт, один из ведущих научных центров Европы, в среду великих людей, будущих академиков. «Я вдруг увидел, как хорошо может жить человек. У нас ведь как было? Чуть что – морду в кровь. А тут – совсем другая жизнь: чисто и интересно», — вспоминал Навроцкий. Он решил учиться, и уже начал сдавать вступительные экзамены в железнодорожный институт, но тут встретил друга, который учился в архитектурном. Друг показал Георгию несколько учебных работ – и жизнь тут же изменила направление. «Это мое!» — сказал себе Навроцкий и подал документы в архитектурный.

Он успел проявить себя до войны — в Харькове, где они жили с матерью. Энергичный, талантливый, темпераментный – его уважали, начали ценить. Но полностью реализовался Георгий уже в другом городе – в Сталино, куда попал сразу после освобождения, в 1943-м. До войны он работал здесь на практике, ему понравился размах строительства и… уровень снабжения. Сомнений насчет «перемены мест» не было.

Сила партии

В конце 40-х Засядько крепко взялся за футбольный «Шахтер», доведя его в итоге до статуса «бронзового» призера чемпионата СССР. Серьезной команде нужен был серьезный стадион. Задачу эту поручили Навроцкому, точнее – авторскому коллективу под его руководством. Вот тогда он по-настоящему почувствовал, что такое сила партии.

Проект согласовывали в Киеве, в Академии архитектуры. На коллегии академии с критикой выступил некий оппонент, который настаивал на том, что для экономии трибуны должны быть земляные. Между прочим, именно по этой теме оппонент писал диссертацию. В общем, проект «завалили». У Навроцкого сложилась безвыходная ситуация: если бы он в течение недели не «умял» этот вопрос, в городе ему житья бы не дали. И тогда он пошел в обком, к первому секретарю Александру Струеву. Тот выслушал историю и возмутился: «Что за идиоты? Если делать насыпные трибуны, мы сроем весь парк и дойдем откосом до ставка! Иди отдыхай». Через два дня в городе Сталино проходит выездная коллегия академии архитектуры, обсуждается проект Навроцкого, все кричат «ура!» и говорят, что проект отличный. После партийного вмешательства вопрос «умялся» с легкостью необыкновенной.

Стадион получился интересный: с башенкой, с колоннами, итальянским двориком, с прочими архитектурными приятностями. Все это, к сожалению, было «убито» в 60-х, когда его расширяли: получилось грандиозное, но примитивное сооружение. Из-за этого Навроцкий и разругался с тогдашним первым секретарем обкома Дегтяревым…

Антисоветский заговор

Со строительством стадиона «Шахтер» связан еще один эпизод, который сейчас кажется анекдотическим, но тогда мог стоить Навроцкому головы.

В разгар строительства делегация из отдела спорта Сталинского обкома отправилась в Армению, где увидела схему дренажа стадиона «Раздан». Вернувшись домой, обратили внимание на то, что на «Шахтере» все устроено совсем по-другому. Попытки Навроцкого объяснить, что в засушливом климате Армении задача дренажа – подвести воду к полю, а не увести, как у нас, успеха не возымели. Архитектора заподозрили во вредительстве и антисоветской деятельности. Проблему должен был «разрулить» секретарь горкома Москвин на оперативке, запланированной прямо на футбольном поле.

Оперативка состоялась в присутствии нескольких ребят протокольной внешности, нетерпеливо переминавшихся с ноги на ногу возле «воронка» в ожидании вероятного клиента. Москвин выслушал обвинения, после чего предложил Навроцкому сказать что-то в свое оправдание. Навроцкий, понимая, что дело пахнет жареным, накануне успел отослать чертежи на экспертизу в Академию архитектуры, и немедленно получил в ответ правительственную телеграмму: «Ваше решение оптимальное! Президент академии Захаров». Эту телеграмму и предъявил Москвину.

Прочтя резюме, секретарь горкома рявкнул: «Что же вы мне голову морочите? Так, оперативка окончена. Все свободны. Хотя нет… Навроцкий, ты со мной, на всякий случай!» И под локоть провел архитектора мимо парней с «воронком».

Странный фасад

Дворец спорта «Шахтер» был постройкой революционной. Это был первый типовой специализированный спортивный комплекс в Советском Союзе. Вместо привычных спортзалов с лавками вдоль стен – многофункциональное сооружение с настоящими трибунами и с оригинальной архитектурой. Пошла целая серия зданий по всей стране. Появился новый тип таких сооружений.

История сыграла с Дворцом спорта «Шахтер» злую шутку. Когда его построили в 1952 году, его фасад был сориентирован на бульвар. Тыльная сторона здания выходила на промышленные склады – никто тогда и предположить не мог, что там будет образована вторая по значению улица города, Университетская. Когда это случилось, непрезентабельный тыл стал виден всем. Из-за этого и впечатление от Дворца странноватое…

Хотя он принес авторскому коллективу всесоюзную премию за лучшее здание 1952 года.

Башни без дома

Возможно, самым необычным сооружением Навроцкого был дом с башнями (Университетская, 6). Особую ценность это нестандартное жилье приобретает, если учесть, что построили его в хрущевские времена, в разгар кампании по борьбе с архитектурными излишествами.

Указ по данному вопросу вышел вскоре после того, как начали строить «дом с башнями». Вскоре в Сталино прибыла комиссия – проверить, в каком состоянии здесь находится борьба с излишествами (хотя, что самое любопытное, никто точно не знал, что конкретно имеется в виду – списка излишеств не существовало в природе). Когда стало известно о визите проверяющих, Навроцкий с прорабом по фамилии Щапов поняли: дому конец. На их счастье, комиссия сначала поехала по области. У строителей образовалась неделя. За это время процесс надо было сделать необратимым. Навроцкий с Щаповым бросили все другие дела и сосредоточились на возведении угловых строений – тех самых башен, которые составляют изюминку дома. Через неделю башни были готовы – только башни, промежуток между ними заполнен не был. Конечно, для приехавшей комиссии коварство архитектора и прораба было очевидно. Но не разбирать же готовую постройку!

Так город получил оригинальное сооружение, а Навроцкий – глубокое моральное удовлетворение.

Ясенов