Я провел эксперимент. И что же? Представители пяти крупнейших украинских городов, отвечая на один вопрос, удивительно совпали. Так редко бывает в нашей лоскутной стране. А вопрос был очень прост: «Почему неизвестный вам донецкий поселок Закоп называется именно так?». Все ответили: «Потому что там кого-то убили и закопали». О чем это говорит? О том, что стереотипы не изживешь за семь лет. И о том еще, что, давая имя младенцу, надо думать о последствиях. Когда рождался Закоп (а рождение было мучительным), думали мало.

 

Закоп возник задолго до того, как Дж. Дж Юз принял свое судьбоносное решение. В 1859 году, согласно данным переписи населения, здесь уже стояло оформившееся поселение величиной в 106 человек. Деревеньку в официальных документах того времени можно еще встретить как Любимовку. В наше время, это название если и употребляется, то в каких-то особо ультрапатриотических кругах.

 

В 1926 году Любимовка (Закоп) включается в состав города – впервые на официальном уровне. Но фактически, с самого начала Юзовки она влилась в заводское поселение. Правда, юридически, как явствует из источников, земля по-прежнему принадлежала сельской общине.  В описаниях поселка отмечается, что здесь жили «неквалифицированные рабочие». Возникли они из местных селян, которые однажды с немалым удивлением увидели под боком у себя копошащегося оборотистого британца и, как следствие– кучу дымящих труб и, будем прямо говорить, градирен. В конечном итоге, степная пастораль обернулась индустриальным пеклом. Жизнь не стала тяжелее – она и так была тяжелой, степная деревенская жизнь. Но она стала грязнее.

 

Градирня навсегда

 

Эти трубы и эти градирни остались с Закопом навсегда. Путешествуя по поселку сегодня, на заре нового века, видишь торчащие последствия британской экспансии. Огромная градирня, расположенная на слиянии Кальмиуса и Скоморошиной, просматривается отовсюду. Даже, наверное, если закроешь глаза…

 

Гнездо английского империализма

 

Металлургический завод подпирал Закоп с севера. А на краю поселка, как назидательный перст, возвышался дом, выстроенный Юзом для себя и своей семьи, а известный нынче исключительно как «дом Свицына». Старик-валлиец умер, не успев насладиться плодами настоящего жилищного комфорта (от недостатка которого, впрочем, не больно-то и страдал). Сыновья Юза еще лет пятнадцать пооперировали в Юзовке, а потом убыли в Британию. А дом оставили как резиденцию управляющему «Новороссийского общества». И поселился в ней Адам Свицын – первый условно русский «рулевой» английского проекта.

 

Дом Юза-Свицына при советской власти как только не использовался. А последние 20 лет успешно ветшал, дойдя до состояния развалины. Именно так к ней и относятся. Хотя даже в виде руин дом Юза выглядит величественно – если смотреть на него не сквозь больничные корпуса и гаражи, а с открытого пространства, со стороны улицы Цветной. На вершине холмика – темно-красные стены, изъеденные временем. Благородная предсмертная старость, как осанка у престарелого князя Монако…

 

Развалина роддома на фоне останков дома Юза

 

Именно отсюда, с улицы Цветной, видно, что дом Юза-Свицына в ветхости своей – далеко не предел. Вот руина и вовсе в самой последней стадии разложения. Одинокая стена на пустыре. На соседнем дереве – душераздирающе-бессмысленная надпись: «Люди! Хватит носить мусор! Штраф 1500 грн». Если подойти поближе, можно увидеть остатки подвалов и лестниц, вросших в землю, замаскированных степной порослью. Как объясняет мой попутчик по Закопу Анатолий «Старый» Гнутенко, это стенка не простая, это стенка медицинская. Она принадлежала знаменитому закоповскому роддому, и был он для местного народа привычной точкой опоры, мерилом пространства и времени, непременной чертой пейзажа. Но история если чему нас и учит, так только тому, что ничего непременного не существует.

 

Сегодня «дом Юза-Свицына» принадлежит территории какого-то частного предприятия, которому безразлично состояние этого, в любом случае, исторического объекта. А рядом – объект клинический, горбольница №6, в просторечии именуемая «шлаколечебницей». Ее поликлиника – длинное сероватое здание – построена в 60-х, но выглядит так, будто стоит с основания времен.  Есть, впрочем, кое-что древнее без обмана. Это – главный больничный корпус, смотрящий на улицу Клиническую. Он стоял тут еще до войны. А еще при немцах стояло здание физиотерапии. Вот оно – в устаревшей серой «шубе». Почему-то, верх его украшают барельефы на пионерскую тематику. Что имели в виду декораторы, понять трудно. Мой спутник вспоминает, как его отец вспоминал, как в первую зиму оккупации его здесь угостил из полевой кухни толстый рыжий немец. Хотел втихаря запихнуть буханку хлеба за пазуху, чтобы начальство не видело. Быстро не получилось, немец нервно ткнул хлеб парню за пазуху изо всех сил, дал пинка: «Иди уже!». Разные были немцы…

 

Бывшая ограда шлаколечебницы

 

Среди больничных корпусов каким-то странным образом доживают свой век остатки английской колонии – обширные одноэтажные здания с каминными трубами. Одно из зданий – в пластике патриотических, желто-синих цветов. Рядом – издевательское по своей первичной сути, но вполне допустимое с точки зрения английской лингвистики объявление – предлагают «мрамор из бетона». И торчит задорно из-за забора с колючей проволокой шпиль бывшей пожарной части на площади Ткаченко, любовно «слизанный» с балаганчиков ВДНХ. Это приподнимает тебя над обыденностью, в которую шлаколечебница, наоборот, усердно погружает.

 

Причем обыденность эту усугубляют все, кому не лень. Раньше вокруг больничной территории была красивейшая решетка. Сейчас остались только столбы, между которыми – пустота. Больница распахнулась миру.

 

Слияние двух

 

С востока Закоп ограничен Кальмиусом. Эта естественная граница во времена династии Романовых значила очень много. По закоповскую сторону была строго регламентированная жизнь Екатеринославской губернии. На том берегу начиналась Область Войска Донского со своей не то, чтобы вольностью, но уж точно – спецификой. Там и жили по-иному, и проявляли себя колоритнее.

 

Мы стоим на том самом месте, где Кальмиус принимает воды своего правого притока –Скоморошиной. Знаменитая речка, по течению которой устроены Ветковские и городские пруды, которая известная всякому как одна из бесчисленных донецких Бахмуток. На Закопе ее знали как Белая Бахмутка. Почему Белая? Потому что временами, усваивая выбросы метзавода, она окрашивалась в подозрительно молочные тона. (АЧерной Бахмуткой считали текущую южнее Асмоловку–Дурную). Как говорил Ю. А. Сенкевич, чем больше у реки названий, тем интереснее.

 

В долине Скоморошиной. Градирня везде…

 

На подступах к Закопу Кальмиус появляется как «здрасьте». Он выныривает из трубы, проложенной под территорией метзавода, точнее – под сплетением железнодорожных заводских путей. По воспоминаниям Анатолия Гнутенко, этот трубный зев  для закоповских мальчишек и считался началом реки. «Иной раз, как сделает завод выброс, вся рыба кверху пузом в Кальмиусе идет, даже самая маленькая», — вспоминает Анатолий. В промежутках между выбросами умудрялись все-таки что-то поймать. Есть добычу, правда, было невозможно: рыба имела стойкий, непобедимый запах шлака.

 

Течение Скоморошиной стремительное, почти горное. На подступах к Кальмиусу рядом обнаруживается бетонная чаша, пополняемая вялым родничком. Пробуем воду на запах – и чувствуем сероводород, который ни с чем не спутаешь. Вода сравнительно теплая, рядом с чашей лежит мыло – кто-то совершает здесь определенные процедуры. Вот источник, давший начало шлаколечебнице…

 

Слияние. "Старый"

 

А вот и слияние. Кальмиус ничуть не шире своего притока. Кальмиус в пределах городской черты вообще не шире ничего. С этим просто надо смириться и жить, делая вид, что водохранилища в центре – не обман природы, а уступка с ее стороны. Над местом слияния возвышается градирня. Здесь она ощущается особенно циклопично, придавливает и заставляет вспомнить, что твои прародители поклонялись всяким странным богам. Раньше на ее месте был шлаковый отвал, и если дул хороший ветер с востока, мелкую вредную пыль с него вместе с запахами несло на Закоп. Сейчас завод докучает поселку в гораздо меньшей степени. А после остановки мартеновского производства, возможно, Закоп впервые за последние 140 лет сделает глубокий вдох…

 

Волны истории

 

Что касается запада, то здесь граница Закопа – улица Ткаченко с его трамвайной линией третьего маршрута. Рубеж естественный и неоспоримый, как  Днепр – для украинского электората. «Тройка» соединяла Закоп, не слишком избалованный зрелищами, с теми частями города, где эти зрелища  водились. А осознание своей обделенности рождало у части местного населения комплексы.

 

Анатолий вспоминает историю одного вредителя, жившего на улице Крымской. Он имел страсть портить воздух на танцах. Но не так, а вот так. Приходил на танцплощадку, занимал нужную позицию и в разгар веселья сыпал перец под ноги танцующим. Или, например, начинал есть лимон перед духовым оркестром. Ну и что, спросит читатель. А то, что при виде лимона у музыкантов начиналось обильное слюноотделение (такая физиология!), мундштуки труб трубы забивались, пардон, слюной, а танцы сворачивались. Гастролировал этот затейник (хотя и совсем не массовик!) по танцплощадкам Боссе, Ларинки и прочих смежных районов. Иногда его вычисляли и били, о чем он с упоением рассказывал. Чувствовал ли он себя мстителем за обделенный Закоп? Вполне возможно!

 

Закоповский скайлайн: вид на центр с улицы Берви

 

Западные улицы поселка но прихоти неизвестно кого названы, в основном, курортно – Крымская, Азовская, Потийская. Среди них одна выглядит парадоксом. Это улица Берви. Возможно, и ей подыскали бы какое-то субтропическое имя, но так получилось, что жил на ней человек, вполне достойный увековечения. Читаем солидные источники: «Федор Васильевич Берви (1869–1943) — врач Юзовской городской больницы, организатор здравоохранения в городе Донецке». Вот он тут и жил. Сын видного марксистского социолога и экономиста Василия Васильевича, принявшего фамилию «Флеровский» (и получившего улицу в свою честь в другом месте – на «нижних линиях»). Улица Берви – скромная заводь, тихо утекающая вниз, к металлургическому заводу. Местный дядя сказал нам, что на одном из домов даже есть табличка о том, что организатор здравоохранения жил  именно здесь. На поиски мы потратили полчаса. В конце концов, другой дядя, помоложе и в «хюндае», сообщил нам, что дом привели в порядок (то есть – обшили пластиком), после чего табличка исчезла. Волны истории, понимаешь…

 

Это только кажется, что на Закопе ничего не изменилось за последние 140 лет. На самом деле, волны истории смыли многое. Или поработали над сутью. Вот серое здание. Это бывший подъем шахты «Смолянка-Наклонная». Раньше за зданием высился террикон. Ну, как высился – метров на 30 -35 над уровнем земли. Его давно вывезли – уж очень мешал строительству гаражей ДМЗ. Про шахту мало кто помнит. Вообще парадокс: в Ленинском районе, где уголь начали добывать еще до основания Закопа, сейчас не осталось ни одного приличного террикона. А вот полвека назад… Анатолий Гнутенко, чье детство пришлось на 60-е, вспоминает сразу два: кроме «Смолянки-Наклонной», свой вклад внесла еще шахта «Уразовка», на другом берегу Кальмиуса.

 

Евдокиевский олень — совсем рядом

 

Или, скажем, военная прокуратура. Тут – своя эволюция. Сначала были казачьи казармы, в которых сделали военкомат. Потом старорежимный домишко снесли и поставили здание, где сейчас вот как раз и квартирует военная прокуратура. А вы говорите – ничего не меняется.

 

В гостях у Елизаветы Альфонсовны

 

Если же вести речь о южном рубеже Закопа, то тут мы сразу же упремся в дом Нестеровых, где доживала свои дни самая героическая представительница этого рода – Елизавета Альфонсовна, мать первого донецкого шахтного парового подъема.

 

Это главный перекресток поселка. Здесь улица Потийская встречается с Универсальной. Еще во времена помещиков Нестеровых у их усадьбы образовалась маленькая площадь, на которую так и не покусился никакой застройщик. А дом… Его начали убивать, когда сюда поселился вытрезвитель. До того, все окошки стояли на месте. Сейчас обшарпанные стены разительно контрастируют с пластиковыми окнами. И никакой вывески о том, что за контора находится в доме Нестеровых. Ну что ж! Как говорится, нет – и не надо.

 

Дом Нестерова

 

На перекрестке этих дорог нас встретил ветеран многих местных событий, который пытался продвинуть версию, что дом Нестерова – это первый дом Юза. Мол, сначала Юз обосновался здесь, а потом уже двинулся на покорение Масловки и Ларинки. Версия свежая, но посольку ветеран подкреплял ее лишь своими воспоминаниями, то давайте уж считать этот дом все-таки нестеровским. А то и так он еле избавился от ложной славы резиденции лорда Бальфура.

 

На территорию особняка мы проникли без проблем. Собака лениво крякнула при нашем появлении и вернулась в нирвану. Ничего, стало быть, стратегического здесь нет. А было бы – глядишь, и дождался бы исторический дом капремонта. Впрочем, может оно и к лучшему? Такие капремонты, какой пережила, например, аптека Лаче – ну их к дьяволу, честное слово. Дом Нестеровых потихоньку осыпается, но, по крайней мере, сохраняет любопытную изначальность. И зубцы на башне не все еще обвалились. Кстати, вам никто не говорил, что она похожа на башню собора Святого Георгия на лондонской Сент-Джемс стрит? И слава Богу. Не похожа совершенно.

 

Клуб имени Нестерова

 

Еще один добровольный консультант – из тех мужчин, которых обычно зовут Николаями – подсказал нам несколько живописных деталей из жизни помещиков-эксплуататоров. По его словам, внизу, у завода есть домик, где бурлила светская жизнь и устраивались балы. Немедленно направляемся туда. Следуем по улице Цветной. То и дело попадаются хвойные растения (уж не потому ли большинство закоповских улиц имеют, как уже говорено, курортные названия?). Под ногами – юзовский булыжник. Слева – непременная градирня и в отдалении – знаменитый евдокиевский террикон с оленем. В свое время он казался закоповским пацанам просто огромным, по сравнению с их скромненьким террикончиком шахты «Смолянка-Наклонная», на который взобраться – вообще не доблесть. Олень на дальней вершине оказывается неожиданно близким. Закоп вообще так расположен – со всем рядом. Что с центром, что с Боссе…

 

И вот – искомый дом, очаг юзовского полусвета, в котором, если верить народу, звучали польки и шуршали чешки. Соединение улиц Цветной и Огородной. Сложен из дикаря, окна обрамлены кирпичом.  Четыре окна по боковой стороне, по окну с торцов. Добротно, основательно — но на клуб имени Нестерова не слишком похоже. Впрочем, народу надо верить. А на Закопе– тем более. Кроме народа, там никого-то и нету…

 

Юзовский булыжник. Градирня опять..