На Гладковке его знают как Фокса. Такое прозвище ему дали еще в детстве. Почему – он уже точно не помнит. «Наверное, из-за житейской хитрости», — говорит, усмехаясь. На Гладковке знают не только его, но и его произведения. Граффити в исполнении Фокса украшают стены многих домов поселка, и даже школы 61. Здесь Фокс учился, здесь он исполнил свою первую официально разрешенную настенную живопись.

Мы с Фоксом и его коллегой-граффитчиком из Ясиноватой Александром Гребенюком – у этой самой школы. Фокс показывает на свое самое первое граффити – жалкое зрелище, угловатое нечто, неотличимое от той мазни, которую исторгает из себя обычный  любитель пачкать горизонтальные плоскости, которых в Донецке – на каждом углу. Так начинал Фокс. Нет, портить стены ему не хотелось. Он хотел рисовать.

— Вы были спокойным ребенком? – спрашиваю, ориентируясь на безмятежную манеру Фокса произносить слова.

— Да вряд ли, хотя учился в музыкальной и художественной школе. Но улица всегда тянула. Обе школы – это моя инициатива. Музыкой я тоже занимаюсь, сейчас в Харькове активно общаюсь с людьми из хип-хопа, есть среди них очень известные. В Харькове вообще, надо сказать, культура развита гораздо сильнее, чем в Донецке. Причем что-то постоянно происходит, а не время от времени, как у нас.

В Харькове Фокс заканчивает художественную академию. От рисунка на стене до собственной выставки, которую он сейчас будет готовить – не такая уж большая дистанция, как оказалось.

По мнению Фокса, Гладковка имеет свою творческую изюминку. Здесь, на одном «пятачке» — художественная, музыкальная и хореографическая школы. Народ подпитывается всем этим. Какие-то флюиды в воздухе определенно витают. Из них, из флюидов, видимо, и образовалось желание рисовать.

Перед тем, как исполнить свое первое настоящее граффити – то самое, на стене школы — Фокс каждый день откладывал деньги, которые мама давала на завтрак. За сто дней накопил сто гривен, купил десять баллончиков с краской – те, которые были нужны, исходя из замысла картины. Взял разрешение у директора школы Андрея Васильевича Удовенко, покровительствующего творческим порывам молодежи. Директор оставил Фоксу ключ, чтобы тот взял себе парту как стремянку, предупредил сторожа. Когда работа была закончена, стало очевидно: несъеденные завтраки того стоили.

— Наверное, далеко не все относились к вашей деятельности так лояльно, как Андрей Васильевич? – спрашиваю у Фокса.

— Да, часто нас считают вандалами. Порча государственного имущества и все такое. Хотя мне кажется, что порча и вандализм – это если ты внутри здания, внутри чьего-то жизненного пространства что-то намалюешь. А если снаружи, на унылой серой стене – ну, кому от этого хуже? Мне приходилось сталкиваться с неприятием моих рисунков. Пришлось даже побегать. Как-то работал с партнером возле гастронома «Москва» — решили оживить заброшенный ларек. И тут, откуда ни возьмись — патрульная машина, забитая милицией, еще и с собакой. Ну, ничего, убежал, подготовка, слава богу, позволяет – каждый день бегаю.

— Для таких случаев тренируетесь?

— Прежде всего, для здоровья. Но вообще, каждому гараффитчику советую иметь хорошую спортивную подготовку. На всякий случай.

Впрочем, с милицией у Фокса иногда получается и полное взаимопонимание.

— Однажды подошел участковый, я рисовал на его доме. Спросил, что делаю, я ему показал эскиз, и он, посмотрев, хмыкнул и  сказал: «Ну, продолжай!» Там была дама в шляпе, его, видимо, проняло.

Главное произведение Фокса известно уже далеко за пределами Гладковки. Это – картина на стене возле площадки для стритбола. Галерея негритянских баскетбольных физиономий. Надпись Streetball. И длиннющие женские ноги.

— Шикарные ноги! Это на Гладковке такие водятся?

— Нет, это я взял с какого-то рисунка. Просто захотелось разбавить мужскую компанию, украсить ее. Но и на Гладковке есть шикарные ноги, их тут очень много, особенно это видно вечером, когда после 18 часов начинается гуляние по нашей знаменитой стометровке, ее у нас называют «красная дорожка» – вниз от школы по улице Звягильского.

Гладковка воспринимает граффити Фокса как естественный элемент своей внешней среды. Здесь вообще, как ни в каком другом микрорайоне Донецка, развита современная городская субкультура. Здесь проводился городской турнир по стритболу. Здесь прошел фестиваль молодежной культуры «Голос Донецка» —  хип-хоп по полной программе, со стритболом, рэпом, брейком и барбекю на закуску.

— У нас тут «мини-Харьков» образовался, — довольно констатирует Фокс.

— Но вообще, в Донецке и окрестностях с субкультурой не очень, — вступает в разговор Александр Гребенюк. — Людей, которые этим занимаются – единицы, всегда так было. Донецк – не молодежный город, в отличие от Харькова того же. Наверное, этим все объясняется. Я сам из Ясиноватой, там еще хуже: кроме меня, может, еще пару граффитчиков наскребется. И это чисто возрастное явление. На Западе люди занимаются граффити, например, с 70-х годов, есть граффитчики уже и почтенного возраста. Но в Донецке вы не встретите человека, который, начав в 90-е, продолжает этим заниматься до сих пор. Наверное, потому, что не имеют, в отличие от Запада, какой-то творческой перспективы. Там у них лучшие уличные художники устраивают уже и персональные выставки в лучших галереях…

А в Донецке даже фестивали граффитчиков как-то сошли на нет…

— Вы вернетесь в Донецк из Харькова, после окончания академии? – спрашиваю у Фокса.

— Я вообще бы хотел немножко поездить по миру. Посмотреть, пожить, поработать. Но Донецк родным останется, в любом случае. И где бы я ни осел, я буду навещать родное место.

— И будете нести ему мировую культуру?

— Обязательно! Я уже пытаюсь это делать. Вот в этот раз привез в художественное училище каталог, который мне подарили за участие в одном конкурсе. Я чувствую, что должен отдавать дань Донецку за то, что он в меня вложил. Хочу, чтобы культурная жизнь здесь стала интереснее. В Харькове я увидел столько замечательного! Например, там проводят Ночь музеев. Это фантастика! Могу только мечтать, чтобы такое когда-либо состоялось в Донецке. Буду стараться что-то сделать для этого. Но тут должны еще и власти, конечно, свое слово сказать…

— Может, они еще не подозревают, что должны это сделать? – задал я риторический вопрос.

И, как на всякий риторический вопрос, ответа не получил…